Рента Джон Холмс и Билл, его сынок, уютно жили; шла по почте рента Джону в срок — тридцатого числа. Случился грустный номер — родитель взял да помер; такие вот дела. «Джон Холмс, я так тебя любил; без ренты мне — беда!» И вот папашу робкий Билл обклал кусками льда. Заклеил щели, фортки, темнела в белом свертке отцова борода. Билл закупал двоим еду — отец хворает, чай. Воняло, — Билл на холоду варганил завтрак, чай. А почтальон клиенту носил всё ту же ренту: ну что ж, хворает, чай. Уже зима невдалеке, а Холмсы всё вдвоем, Билл — в уголке, Джон — в леднике, и каждый — при своем. На дверь, на стены, на пол сынок духов накапал и замерзал живьем. «Джон Холмс, — шептал ночами Билл, — любимый мой отец! Тебя я вовсе не убил, мне жаль, что ты мертвец. Не зачервись, не надо, ведь я рехнусь от смрада, коль ты сгниешь вконец». И все-таки пришел каюк терпению сынка. Джон Холмс во всё, во всё вокруг проник исподтишка… Нашли висящим Билла; и рента, видно было, торчит из кулака. Отчет по поводу смерти торговца-надомника Элиаса Шпатца I Элиас Шпатц — умелый оптовик. Вот он идет домой; он небогат, тут мыло штабелями — он привык: еще чего — платить деньгу за склад? Но день еще не кончен, как назло; отмыть непросто потные следы, и ящики ворочать тяжело, чтоб взять из рукомойника воды. II Гешефт сегодня — ничего себе; пусть пахнут мылом небо и земля, — Элиас Шпатц к себе приводит «бэ», и надо проползти за штабеля. Элиас Шпатц, да ты герой на вид! Разденься да в посель скорее влезь! Но девка всё испортить норовит: «Элиас Шпатц, чем так воняет здесь?» III Элиас Шпатц удачлив, потому растут запасы у него в гнезде; но лишь для мыла место есть в дому. Раздеться бы, умыться — только где? Элиас Шпатц, окончивши дела, идет в шинок топить тоску в питье, но сливовица мало помогла: замерз под утро в парке на скамье. Из сборника «КАЛЕНДАРЬ»
(1930) О Великом холоде накануне нового 1929 года На Святого Стефана [1] пришли снегопады, завалило распадки, дома, палисады, и над плавнями, белый настил распуша, стекленела и стыла стена камыша. Встала стужа, колодцы до дна проморозив, у саней отставала оковка полозьев; старики говорили, что, мол, никогда не случалось такие видать холода. Ветер льдисто хрустел в человеческом горле, батраки простужались и наскоро мерли; задубевший, обглоданный труп оленька отыскался у самых дверей кабака. Звезды, вестники долгой морозной погоды, озирали озимых убитые всходы, виноградники, сгинувшие в холоду, и озерную гладь, что лежала во льду. В полыньях, не умея добраться до суши, били крыльями и примерзали крякуши, и любой, кто решался дойти по снежку, их легко набирал в камышах по мешку. Зимняя оттепель Выдается тепло в середине зимы: застилается всё пеленой дождевою, оживают ручьи этой странной порой, и топорщится жнива стернею сырой, и гуденье идет сквозь еловую хвою. Отступают снега, и увидеть легко, как под паром покоятся мрачные зяби, как на старых покосах гниют клевера, как погрызена зайцами в рощах кора, ибо дочиста съелись остатки кольраби. Сучья, стужей отбитые, наземь летят; свекловица, что на поле сложена с лета, раскисает и пенится бурт за буртом, чтобы смрадом горячим окутать потом чуть обсохшие ветви кустов бересклета. Что ни день, то хозяйству разор да урон — мокнут ветошь и пакля под черной соломой; от села до села — непролазная грязь, и в тумане плывет, всё мрачней становясь, солнца, странно разбухшего, шар невесомый. Затопленная земля От весеннего ветра чернеют луга, постепенно темнеют и тают снега, но канав не хватает; кипя и бурля, набухает растаявшим снегом земля и уходит под полую воду. Дамбы хмуро застыли по горло в воде, вся равнина блестит, — лишь межа кое-где разрезает на ломтики мутную гладь; крест над церковью будет в закате пылать, осеняя весеннюю воду. Далеко друг от друга стоят хутора, через ил продираются лодки с утра; воздух сладок и тих, и чиста синева, ветер гонит волну, и густая трава прорастает сквозь мутную воду. |
