Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Он раскололся, — сказал я. — Давай обратно в укрытие.

Не знаю, что она подумала, но к тому времени, как я вернулся в аббатство, машина снова стояла на прежнем месте в начале улочки.

Дела у остальных двоих шли неплохо. Ступени, ведущие с алтаря вниз, были широкими и невысокими, и преодолеть их особого труда не составило. Мы вцеплялись с разных сторон в пальто и, держа его между собой, тащили вниз, ступенька за ступенькой. Все проходило тихо, слышалось только наше тяжелое дыхание, да изредка кто-то приглушенно кряхтел от натуги. Время от времени раздавался жалобный звук рвущейся ткани, пальто с трудом справлялось с этой тяжестью.

Мы добрались до подножия ступеней и поволокли Камень через неф. Пот слепил глаза, мы задыхались… Вдруг, каким-то чудесным образом, мы очутились у дверей и остановились, переводя дыхание, поскольку совсем выбились из сил.

— Еще один рывок, — сказал Алан. — Теперь нам нельзя проигрывать.

Я открыл дверь, и в тот же миг услышал, как завелся двигатель машины. Автомобиль двинулся по улочке, откуда его хорошо было видно с дороги. Нам все равно еще надо было перетащить Камень через дворик каменщиков. Слишком рано подгонять машину.

— Дура, — сказал я и рванулся мимо ряда навесов к Кей, чтобы заставить ее отогнать машину обратно в укрытие.

Автомобиль стоял возле пролома в заборе. Я открыл дверцу.

— Гони обратно и спрячься, — бросил я отрывисто. — Мы еще не готовы.

Кей холодно посмотрела на меня.

— Меня полисмен видел, — сказала она. — Он идет через дорогу.

Я забрался в машину рядом с ней и бесшумно прикрыл дверцу. Потом потянулся вперед и включил фары. Я старался восстановить дыхание и вытирал с рук пыль аббатства — о пальто Кей. Я закинул руку на заднее сиденье, нашарил запасную куртку Алана. Осторожно я накинул ее на фрагмент Камня. Потом заключил Кей в объятья.

Мы оба оказались в странной ситуации, однако никто из нас не чувствовал себя смущенным или обеспокоенным. Кей была спокойна и невозмутима, словно бы мы остановились по пути домой с танцев, и пару минут я был так поглощен насущной задачей, что совершенно забыл о полисмене. Для нас это была уже третья бессонная ночь, и я думал, что наши чувства настолько притуплены усталостью, что всякую ситуацию мы будем воспринимать как нормальную. Разум наш был холоден как лед, и мы так крепко обхватили друг друга в темноте и так долго не ослабляли объятий ради нашей главной цели, что не было места ни страху, ни панике.

Перед нами возникла смутная фигура полицейского.

— Что тут происходит? — громко спросил он. Было совершенно ясно, что тут происходит. Мы с Кей отпустили друг друга не раньше, чем дали стражу порядка уйму времени поглазеть на нас.

— Канун Рождества, офицер. Ну, вы же понимаете, — объяснил я.

— Канун Рождества? Как бы не так! — ответил он. — Уже пять часов утра Рождества.

— Ого! — сказал я. — Неужели уже столько времени?

— Это частная собственность. Вам нельзя тут оставаться, — сказал он нам. — И почему это вы проехали вперед, когда меня увидели?

— Я знаю, — промолвил я смиренно. — Я понимаю, что нам тут находиться нельзя. Мы включили фары, чтобы показать вам, что собираемся уезжать.

— Но куда нам деваться? — спросила Кей, кокетливо глядя на него. — На улице так много народу.

Мы объяснили ему, что отправились в поездку из Шотландии, а когда приехали в Лондон, то было уже поздно искать ночлег. Мы сидели и держались за руки, пытаясь создать у него впечатление, что безумно влюблены и даже на миг не хотим расстаться друг с другом, а в гостиницу ехать не хотим.

Он почувствовал к нам симпатию. К моему ужасу, полисмен снял шлем и поставил его на крышу машины. Закурил сигарету и всем своим видом показывал, что уйдет не раньше, чем ее выкурит.

— Там дальше по дороге есть неосвещенная автостоянка, — промолвил он, задумчиво почмокав губами. Мы знали об этой стоянке. Там была запаркована наша вторая машина.

— Ну, не будь нам тут так уютно, — сказала Кей, засовывая голову льву в пасть, — то мы всегда можем сделать так, чтобы вы нас арестовали и предоставили нам кровать в тюрьме.

— Нет-нет! — понимающе промолвил констебль. — В Лондоне сегодня не найдется полисмена, который вас арестует. Никому не хочется в день, когда дарят рождественские подарки, появляться в суде и свидетельствовать против парочек.

Кей сжала мне руку.

— Хорошая ночка для преступления! — сказал я, и мы все рассмеялись.

Все это время я слышал доносящийся из-за забора шорох. Почему бы, скажите на милость, им не затаиться, пока не уйдет полицейский? Выяснилось потом, что они и представления не имели, что мы там полицейского развлекаем, и на все лады костерили и меня, и всех моих предков до десятого колена за то, что я рассиживаюсь в машине, пока им приходится всю работу делать.

Кей тоже услышала шум, и мы втянули констебля в оживленный разговор. Он нашел в нас великолепную компанию. Впредь каждое его мало-мальски смешное замечание встречалось взрывами громкого хохота, а когда он сподобился на шутку, то мы едва в конвульсиях не забились. Должны же они услышать наш смех и насторожиться.

Из-за забора донесся приглушенный мягкий стук. Констебль замолчал, напрягся, прислушиваясь. Сердце у меня ушло в пятки. Ладонь Кей в моей руке одеревенела. Потом полисмен рассмеялся и сказал:

— Это старик-сторож с лестницы свалился.

Мы с Кей закатились безудержным истерическим смехом — так нам было смешно представить себе, как сторож падает на лестнице. Уж теперь они наверняка нас услышали.

— Поскорей бы шесть часов пробило, — заметил констебль. — Тогда бы мое дежурство кончилось.

Уголком глаза я заметил, как медленно приоткрывается дверца в заборе: Показалось лицо Гэвина, потом его голова и плечи. Вдруг он замер, как громом пораженный. Он заметил полисмена, и губы безмолвно зашевелись в каком-то ругательстве. Дюйм за дюймом он пятился обратно, и дверь за ним затворилась. Полицейский докурил свою сигарету и нахлобучил шлем.

— А вы лучше езжайте отсюда, — сказал он нам.

— Так и сделаем! — сказал я, утирая со лба капли холодного пота.

— Вы дорогу нам не покажете? — спросила Кей, стараясь увести его подальше отсюда.

— Ну, уж мимо стоянки не проедете, — заметил он, рассказывая нам, куда ехать.

Кей завела двигатель. Хотя слышать ей это будет неприятно, но водитель она и сейчас плохой, однако тем утром она с машиной плохо управлялась с умыслом, а не потому, что водить не умела. Никогда сцепление не включалось так резко; никогда машину так дико не бросало из стороны в сторону. Я оглянулся и помахал констеблю. Как Кей и предполагала, полисмен следовал за нами — он был изумлен таким сумасшедшим стилем вождения, чтобы обращать внимание на что-то другое. Мы добрались до Олд-Пэлас-Ярд, и Кей, прибавив скорость, погнала автомобиль дальше.

Джимми Макбет, король корнкистеров, 1951 год

Хэмиш Хендерсон

Пионер в изучении фольклора, Хэмиш Хендерсон сыграл важнейшую роль в записи, собирании великих шотландских баллад и сохранении балладной традиции Шотландии. В начале 1950-х годов он, автор песен и поэт, начал путешествовать в поисках исполнителей баллад. Позднее его работы попали в архив только что образованной Школы шотландских исследований в Эдинбурге, которую он номинально, хотя и с большим воодушевлением возглавлял. Ниже он описывает одну из первых своих поездок. Корнкистер — исполнитель баллад в «лачужном стиле».

Что такое «лачужный стиль» — образ жизни рабочих на фермах Северо-Запада до Первой мировой войны — Джимми узнал на собственном горьком опыте. В тринадцать лет он бросил школу и на ярмарке в Брандейне нанялся на работу на ферму в приходе Дескфорд, что к югу от Куллена в Баффшире… Самым ярким его воспоминанием о первом годе работы стало жестокое избиение цепью от телеги за то, что не справился с управлением лошадьми… Неудивительно, что позднее Джимми Макбет отзывался о рабочих на фермах Северо-Запада того времени как «крайне забитых и печальных людях, очень угнетенных и подавленных». Условия, в каких приходилось парням жить и работать, то, чем их кормили (обычно — заваренная кипятком овсяная мука) — обо всем этом горько жалуются и сокрушаются в «лачужных балладах», и когда очень далеко от Северо-Запада Джонни спел слушателям «Друмделги», то о труде на фермах в прежние дни он сумел по-настоящему узнать намного больше, чем способны сообщить сотни правительственных документов и бюрократических докладов.

102
{"b":"180283","o":1}