Я представил, как мы с Вольфом сейчас пойдём через весь проспект в его музей - увешанные ржавыми мосинскими винтовками и кавалерийскими шашками, со штыками и с наганами за поясом... Почему-то, воображение нарисовало мне такую картинку, что мы ещё через весь Центр покатим ржавый, облепленный паутиной пулемёт "Maxim"... И решил отказаться. Спросил только - так, без особой надежды:

 - А одной-двумя шашками из этого арсенала разжиться не получится? Если да - проставляюсь пивом...

 - Ну что ты! - Вольф замахал руками, - они же директору музея сказали, сколько там чего! Да и нехорошо это: этим вещам место - в музее, а не в частной коллекции!

 Ну, тут уж я совсем отказался - и Вольф ушёл, меряя проспект семимильными шагами. Энтузиаст несчастный...

 А я пошёл пиво пить.

 Как выяснилось позже, Сашке вовсе не грозило тащить весь, найденный таджиками, арсенал на своих плечах: в родном музее его снабдили какой-то суммой денег, чтобы он взял машину и привёз всё найденное в музей. Но я об этом не знал.

 А узнал я об этом через несколько дней - в той же летней пивной, за своим любимым столиком. И не от кого-нибудь, а от милицейского оперативника, с которым нас связывала лишь общая симпатия к портеру под кальмаровые колечки.

 - Представляешь, - рассказывал опер, - вечером поехал я с работы на своей машине. И вдруг вижу: на выезде на Проспект голосует какой-то парнишка, цыган - не цыган, чечен - не чечен... Кто их, нерусских, разберёт?... Думаю: дай, подброшу - вроде, на наркомана он не похож - а я денежку срублю. Останавливаюсь, а он и говорит: " - Командир, сейчас во-от в этот двор заедем, погрузимся - и поедем!" - а сам на старинный особнячок показывает, который на реконструкции находится. "Ну, - думаю, - не иначе, как парень договорился уворовать со стройки пару мешков цемента, или ещё что-нибудь в этом роде" - но мне-то какое дело? я же подбармить хочу...

 - Заезжаем мы, значит, с ним во двор этого особняка, - продолжает свой рассказ опер, - там, чтобы во двор заехать, нужно въехать в тоннель, а двор - настоящий "каменный мешок"!... Заезжаем, он выходит - и уходит куда-то вовнутрь здания. А я по сторонам оглядываюсь: вокруг - пустые окна, мусор строительный, и - ни души. Идеальное место для всяких преступлений и тёмных делишек... И тут из недр пустого дома выходит мой "пассажир" - да не один! За ним ещё двое или трое его земляков идут - и тащат в руках винтовки и какие-то ящики! "Всё! - думаю, - приплыли! Братья-мусульмане схрон оружия перевозят - не иначе, как теракт готовят!" А я - как назло, табельное сдал, и на телефоне - ни копейки, подкрепления не вызвать!... "Ну, ничего, - думаю, - прорвёмся как-нибудь! В крайнем случае, если этот курьер один поедет, то я его заболтаю - а потом вырублю резко" - а самому уже представляется новая звёздочка за задержание террористов и предотвращение теракта...

 - И вот они подходят к машине, и пассажир мой кричит мне: " - Командир, открывай багажник!" - и они начинают грузить мне в багажник своё оружие. "Грузите-грузите, - думаю, - знали б вы, сволочи, кто я такой!..." А они, суки, так нагло всё это загружают - думают, что я вообще лох, что ничего не вижу и не понимаю! А потом этот - ну, который меня остановил - садится на переднее сидение, и говорит: " - А теперь - едем в музей!"

 На этом месте рассказчик начинает истошно ржать - ржать так, как когда-то, наверное, ржали кони того самого кавалерийского дивизиона, в штабе которого были найдены все эти клинки и стволы. Моего собеседника ещё душит смех, но он продолжает:

 - Нет, ну ты представляешь? Этот чернявенький - ну, кто он там, я не знаю, который меня остановил-то - оказался сотрудником музея!... Оказывается, эти таджики - или кто они? - которые особняк ремонтировали, нашли всю эту ржавчину, перепугались до смерти - у них же регистрации нет ни у кого! - и позвонили в музей: забирайте, мол!... счастье вам привалило!... Он, чернявенький этот, едва сел - давай мне всё это рассказывать! Ну, а как к музею подъехали - оттуда музейные тётки выскочили - сушёные такие тараньки - и давай суетиться, всё это барахло перетаскивать!... Мне даже неудобно стало... А чернявенький - мне: "-Хотите, мол, посмотреть, что мы привезли?" И, ведь ржавчина сплошная! Труха!... Одно название - "оружие"!...

 Пока мой собеседник продолжал веселиться, я набрал номер Вольфа:

 - Сашка? Подходи-ка сейчас пивка попить! Тут один... интересный человек, любопытную историю сейчас рассказал! Тебе понравится!...

 И, оборачиваясь к собеседнику:

 - Сейчас сюда один хороший парень подойдёт - я вас познакомлю. Обязательно расскажи ему эту историю - он её по достоинству оценит!...

 ...Среди прочего, Забайкальский Военный округ - тот самый, что сокращённо именуется "ЗабВО", и это самое "ЗабВО" офицеры расшифровывают не иначе, как "Забудь о Возвращении Обратно!" - так вот, среди прочего, Забайкальский Военный округ славен своей окружной газетой "На боевом посту". И тем студентам-гуманитариям из Иркутска, кому не повезло попасть в цепкие объятья Матери-Родины и загреметь на два года служить в ЗабВО, газета "На боевом посту" служит одной из немногих отдушин: во-первых, в газету можно писать - и получать какие-то копейки гонорара - а во-вторых, в газету "На боевом посту" можно даже устроиться служить! А "служить в газете" - это та же журналистская работа! настоящая синекура!... Правда, для этого нужно не просто уметь писать - нужно уметь писать связные статьи. Мишка это умел - и устроился.

 Дело происходило в 1967 году - в год, ни много, ни мало, 50-летия ВОСР (кто не знает, аббревиатура ВОСР расшифровывается, как "Великая Октябрьская Социалистическая Катастрофа - pardon, Революция") - и номер газеты "На боевом посту", который должен был выйти, в аккурат, к 7 ноября 1967 года, тщательно готовился заранее. Да, номер готовился задолго до его выхода: допустим, разные праздничные обращения "ленинского центрального комитета" и прочий официоз должны поступить уже, непосредственно, накануне юбилея - но всякие "военно-патриотические" статьи, воспоминания, любительские солдатские стишата и прочий идеологический хлам редакция газеты тщательно отбирала и готовила ещё месяца за три до назначенной даты.

 И вот, вызывает Мишку командир (он же - редактор), и говорит: " - Значит так, старшина Мишка! По оперативным донесениям стало известно, что в сотне километров отсюда, в глухой забайкальской казачьей станице живёт-поживает дедушка Иван Иваныч. Этот дедушка Иван Иваныч в суровое время борьбы за установление в Забайкалье совецкой власти был молод, горяч, отважен - он носился на боевом коне с шашкой наперевес по Забайкалью и рубил головы всякой белогвардейско-антисовецкой контре и сволочи. И даже орден Красного, понимаешь-ли, Знамени за это дело получил - знать, голов нарубил немало... Короче, боевая задача выглядит так: нужно разыскать ветерана гражданской войны и взять у него интервью, которое пойдёт в юбилейный номер. Вот тебе, старшина Мишка, все данные на героического дедушку, вот суточные и командировочное удостоверение - исполнять! Через три дня жду тебя с текстом интервью".

 Мишка щёлкнул каблуками, гаркнул "Есть!!!" - и помчался на поиски краснознамённого дедушки. Как Мишка добирался до глухой забайкальской казачьей станицы, где жил тот дед, нам неинтересно: в конечном счёте, добрался же? Добрался. Вот и хорошо! А подробности его путешествия на попутках по читинскому бездорожью и колдобинам мы оставим за кадром, чтобы картины не портили...

 И вот, наконец, заявился старшина и военжур Мишка в станицу, разыскал нужную избу - и увидел он, что на лавочке у ворот возле нужной ему избы сидит не один, а целых два древних деда героической казачьей наружности.