Костик был сыт по горло смородиной. От оскомины у него на сторону сводило скулы… Одной даже сочной бусины он уже не в силах был раздавить языком о нёбо. Вот до чего опротивела ему смородина!

Но что делать, если ягодой обвешаны все пять кустов? Будто нарочно бусины взяли и созрели сразу в один день.

Тимка вернется только вечером. Он и сегодня укатил с дядей Спирей на стройку. (Оказалось, у шофера был еще один неиспользованный выходной.) Маришка с Женькой тоже уехали. Они отправились в гости к бабушке. Так сказала Костику тетя Мотя. И вот теперь ему одному приходится задыхаться от стоячего дурманящего зноя в смородиновых кустах.

«Наберу полное блюдо, и баста! — думал Костик, посасывая палец, наколотый о какую-то колючку. — Главное — поспеть к обеду».

Если бы не духота, не истома и если бы не обирать смородину, то, пожалуй, в этих дебрях было бы приятно и отдохнуть. Со всех сторон Костика окружали пронизанные солнцем сочные листья. Все они узорчатые, в замысловатых жилках. И свет вокруг мягкий, зеленый, как от настольной лампы. Лишь кое-где на прибитую дождями зноившуюся землю падали солнечные писанцы — горящие жаром лепехи. И Костику вспомнились румяные сдобные лепешки на гусином жире. Такие лепешки мастерица печь мама. Эти мамины сдобнушки любят не только Костик с Тимкой, но и закадычные Костины приятели Васята Серов и Гоша Звонышев.

Костик поднял руку и достал из-за уха букашку. Она была диковинно ярка: сине-зеленая, тронутая лаком спинка и кумачовые в черную крапинку крылышки.

— Зачем ты меня щекотала? — спросил Костик букашку, выпустив ее на ладонь. Букашка сидела смирно, лишь усиками-ниточками шевелила. — Молчишь?.. Ну ладно уж, лети себе куда глаза глядят! — подобрев, решил Костик и стряхнул букашку с ладони.

«А Васюте и Гоше надо бы послать письмо, — подумал он со вздохом. — Я же им обещал и про Волгу описать и про пароходы… Потеха! Они оба ни одной большой реки не видели в жизни. И пароходы только по картинкам знают».

Со стороны детского сада потянуло дымком. Это тетя Мотя принялась растоплять плиту. Надо поторапливаться.

И Костик сызнова принялся обрывать смородину.

Неподалеку от него появился рыжий смешной лягушонок. Скок, скок — и лягушонок уже взобрался на гору — сухой комок земли. Приятно ведь понежиться в солнечном танцующем лучике! Через минуту глаза у лягушонка затянуло молочными пленками. Но вот он весь вздрогнул, выпучил глаза. Наверно, ему, глупому, приснился страшный сон!

«Дремли, дремли, никто тебя не тронет», — успокоил Костик лягушонка. И только он сказал это про себя, как услышал Маришкин голос, ленивый, разморенный:

— Костька-а!

— Ку-ку! — прокричал в ответ повеселевший сразу Костик.

— Где ты, Костька?

— Ку-ку! — снова прокуковал Костик.

Отсюда, как из хорошо замаскированного пограничного дозора, ему был виден и ветхий заборишко, и сама Маришка, державшаяся руками за облезлый березовый столбик, и даже ржавый лоскут дыма, нехотя тянувшийся из трубы кухни к безоблачному небу — дрожащему маревому небу.

— Я тебя вправду спрашиваю: где ты? — снова прокричала Маришка и прокричала уже в сердцах.

И Костик решил рассекретить свое местопребывание.

— Иди сюда!.. Лезь через забор, а потом в смородиновые кусты ныряй.

Когда же проворная Маришка в один прыжок одолела заборчик, а потом, раздвигая руками шуршащую листву, просунула свою русую голову в его укрытие, он не удержался, чтобы не упрекнуть ее:

— Эх, ты, горе-разведчица! По голосу не могла отыскать человека!

— Прыткий тоже! — засмеялась отходчивая Маришка. — Он как в джунглях схоронился, а я ищи его. Ой, да у тебя тут… ягодное царство!

Усевшись рядом с Костиком, она увидела наконец-то и большое блюдо, до половины наполненное горящими бусинами. С минуту девчонка не могла вымолвить словечка.

— Куда тебе столько… смородины? — обретя дар речи, прошептала простодушно Маришка, пунцовая от зноя. Облизнулась и добавила: —И ты… все один собираешься слопать?

Костик поморщился.

— Одной, понимаешь, одной ягоды… бр-р!.. и то не могу! Облопался!

— Зачем же тогда обрываешь? — всплеснула руками Маришка. — Или ты вздурился?

— Тайна! — загадочно сказал Костик.

— Тайна? — У Маришки отвисла нижняя толстая губа, обнажая крепкие и белые, как капустная кочерыжка, зубы. Самый передний зуб со щербинкой. Странно, как это Костик раньше не приметил у Маришки щербатого зуба? Теперь-то ему понятно, почему Маришка так здорово всегда плюется!

Она помолчала, помолчала и протянула:

— А в этой берлоге… прямо баня! Или это мне в новом платье жарко?

— В новом? — переспросил Костик и как-то вскользь невнимательно глянул на Маришкино жесткое белое платьице с оранжевыми и синими кубиками.

— А ты и не видишь?.. Только вчера маманя отшила! — пытаясь не выдавать своей обиды, проговорила Маришка как можно равнодушнее. Но не удержалась и с ожесточением добавила: — Или выкладывай свою тайну, или я сматываюсь!

— Ладно уж… Но смотри… смотри не проболтайся! — строго предупредил Костик.

Маришка стукнула себя в грудь.

— Египетская пирамида!

Костик склонился к Маришкиному уху и зашептал, да так тихо, что даже писаная красавица сойка, только что опустившаяся на куст смородины над самыми их головами, даже она ничего не расслышала.

Закончив секретничать, Костик спросил:

— Теперь ты все уяснила?

— Как дважды два! — выпалила Маришка, осияв Костика лучистым светом своих озорных крапчатых зеленых глаз, ну прямо-таки по-мальчишески бесшабашно-озорных. — Ух, и здорово! Я бы ни за что такое не придумала!

Нахмурясь, Костик отвернулся.

— Начали, — кивнул он немного погодя.

— Я не могу так сразу… Ты позволь мне немножечко поклевать, а то у меня во рту все спеклось, — призналась, трогательно вздыхая Маришка. — Это ведь ты облопался, а я еще и ягодки не попробовала.

— Потеха! Кто же тебя по рукам бьет? Клюй сколько влезет! — засмеялся Костик и бросил в блюдо сразу четыре веточки смородины.

Маришка притихла. Костик лишь слышал, как она чмокала от удовольствия губами.

«А глаза свои… пронзительно-зеленые кошачьи глаза она жмурит, когда ест смородину? — подумал с улыбкой Костик. Ему не терпелось оглянуться, но он сдержался. Не хотелось смущать девчонку. — Глаза, само собой, она жмурит… Все жмурятся, когда едят смородину, да еще такую раскислющую, как у бабушки!»

Вдруг Маришка неистово завопила, хватая Костика за локоть.

— Что с тобой? — вскричал Костик, перепуганный не меньше Маришки. — Змея ужалила?.. Да говори ты!

— Нет!.. Еще хуже… Лягушка. Я… я на лягушку чуть не наступила!

И Маришка заревела.

— Куда ты провалился? — проворчал, вскипая сердцем, Костик, заслышав в саду Тимкины шаги.

Включил плитку, оглянулся, а Тимка уже стоит в дверях. Весь какой-то с головы до ног белесый, точно день-деньской на мельнице мешки с мукой таскал.

— А ты не журись, — не сразу сказал Тимка. Он так же не сразу приподнял отяжелевшие веки, чтобы посмотреть на ершистого Костика, до пояса освещенного оранжево-дымным лучом закатного солнца, падавшего на веранду из сада. Облизал кончиком языка кровоточащие губы и улыбнулся — тоже как-то вяло, будто со сна. — Мы с дядей Спирей нынче заработались до обалдения… По две нормы выдали!

— По две? А не врешь? — Костик положил на стол рядом с тарелкой ложку. — Мой иди руки, все готово.

— Обожди, дай посидеть. — Тимка прошел к столу, опустился на табурет. Потом оглядел выпачканные в известке руки. За эти два дня работы на стройке они у него стали какие-то непомерно большие и неуклюжие. — Известка, Костик, — средство дезинфицирующее? Ты такого же мнения?.. Значит, команда «мыть руки» отменяется. Приступаем сразу к обеду. Чего у тебя там?

Костик поставил на стол курившуюся парком кастрюлю.

— Щи из свежей капусты. На второе — картофельное пюре с сардельками. В заключение — морс из красной смородины.