Я был разбит. Голова раскалывалась. Я пошел на кухню. Холодильник был забит до отказа. Я налил себе любимый напиток Константина, с библейской горой на этикетке. Чуть-чуть налил, чтобы освежить голову.

И освежил.

Я не мог здесь больше оставаться. Я не мог допустить, чтобы сюда пришла Натали! Я не верил в трезвый разум и логику непредсказуемых наркоманов «своего дела». Я их боялся!

Я не имел права рисковать жизнью Натали. Я обязан предупредить ее, разыскать где угодно до нашей встречи в шесть часов вечера. Для этого мне нужно уйти от прикрытия.

В том, что они держат под наблюдением мою лестницу, я не сомневался. Я должен уходить другим путем… Но каким?

И тут мой взгляд остановился на дубовой двери чулана…

Выгороженный досками из нашей большой когда-то кухни, чулан теперь выходил дощатыми стенами на обе квартиры. Людмила в чулане услышала что-то. Значит, дощатая стена была не заложена. Меня отделяли от той квартиры только доски…

Если в той квартире никого нет, я могу попасть через нее на парадную. Прикрытие держит под наблюдением двор. Они знают, что из парадной я никак не могу появиться. Если я разберу доски чулана, я уйду от них, как ушли мы вчера с Константином от «хвоста» генерала Багирова!

Если в соседней квартире никого нет…

Я снял ботинки и на цыпочках подошел к чулану. Прислушался. Осторожно щелкнул бронзовой щеколдой и открыл дверь. В темном чулане была гробовая тишина. Я вошел в чулан, руками нашел противоположную стену и прислонился к ней ухом. В соседней квартире было тихо. Только методично капала из крана вода. За стеной, очевидно, тоже была кухня. Я долго слушал, но ничего, кроме капель, не услышал. На мое счастье там, кажется, никого не было.

Три часа, четвертый… Все нормальные люди на работе. Так я решил и стал искать на полке инструменты. На ощупь нашел в темноте маленький туристский топорик, который я всегда брал с собой в то место, где меня никто не найдет. С трудом отыскал ножовку.

Пилу я пока отложил в сторону. Жалом топорика я стал искать щель между досками, чтобы, отогнув доску, пропилить себе лаз. Старые доски были плотно пригнаны друг к другу, не поддавались. Я решил уже искать долото и молоток, чтобы вырубить щель для пилы…

Но вдруг под моей рукой широкая доска сама отошла в сторону, и в лицо мне ударил яркий солнечный свет. После темного чулана я на мгновение ослеп и закрыл глаза.

Когда я открыл глаза, я увидел перед собой чужую кухню. На столе у окна стояли две неубранные тарелки с остатками завтрака, кофейные чашки и высокие бокалы из-под сока. Через спинку стула было перекинуто желтое ворсистое полотенце. Над электрической плитой на тонком зеленом шнурке сушились широкие цветастые мужские трусы и белый кружевной лифчик.

Мне стало неудобно, будто я подглядывал в чужую замочную скважину. Я хотел поставить на место широкую доску, но с удивлением обнаружил, что это и не доска вовсе, а аккуратная дверца на колесиках. Дверца откатывалась в сторону, и люди из соседней квартиры запросто попадали в мой чулан. Бронзовую щеколду я закрывал не всегда. Значит, эти люди могли спокойно разгуливать по моей квартире, когда меня не было дома.

Кто же тут живет?

Кто следит за мной?

Я решил, что имею полное право узнать это немедленно! И я вылез на чужую кухню.

Я был в носках, с топориком в руке.

Кран я закручивать не стал, оставил все как есть. Только закрыл за собой дверцу на колесиках и на цыпочках вышел в коридор.

Я чуть не выматерился вслух!

Что сделала моя бывшая жена с нашей уютной, загадочной петербургской квартирой! Вместо длинного полутемного коридора — широкий квадратный холл, стены его, вместо с детства знакомых коричневых в желтых листьях обоев, выкрашены тупой белой краской. Часть коридора отошла под огромную ванную. Я заглянул в нее, но света зажигать не стал. И так в сверкании кафеля все было видно. В углу позолоченный унитаз, утопленная в пол ванна-бассейн.

Я закрыл дверь в ванную и пошел по сверкающему лаку паркета к комнатам…

Что она сделала с нашими комнатами!…

Гостиная и столовая были соединены в огромную залу. Дверей в зале не было. Вместо них в стене зияла полукруглая арка. Зала была почти пуста. Справа красный кирпичный камин, слева кожаный диван и кресла. Перед диваном — маленький столик, в углах — вазы с пыльными бумажными цветами. В центре зала бил струйкой дохлый фонтанчик. Бахчисарай, блин!

Я бывал в таких квартирах у «навороченных» клиентов Адика. Но я никогда не думал, что моя жена, отличница исторического факультета нашего славного университета, опустится в своих вкусах до «новорусских» жлобов.

Над диваном висела знакомая картина в золоченой раме. Бородатые пастухи в овечьих шкурах склонились над старой могилой. На могильном камне лежал пожелтевший череп. Опять тот же знакомый сюжет… Знак? Или ставшая модной тема? Кто ее повесил? Жена-идиотка? Или новые хозяева?

На маленьком столике перед диваном лежали ка— кие-то листы. Чтобы узнать вкусы хозяев, я решил взглянуть на них. Я подошел к столику и взял первую страницу. Я прочел заглавие: «Тайная история России. От Гришки Отрепьева до Гришки Распутина». Людмила была во всем права! А я не верил ей, не верил…

У меня в руках был ксерокс моей секретной работы!

Значит, хозяева квартиры точно бывали в моей комнате, и не тень занавески видел я сегодня утром за моим окном. Я сжал в руке топорик и шагнул к стеклянным дверям следующей комнаты. Инстинктивно я почувствовал, что там кто-то есть. Самым первым моим желанием было как можно скорей смыться из этой проклятой квартиры. Я уже шагнул в сторону коридора, но за стеклянной дверью кто-то сказал:

— Ни с места! Брось оружие!

Я остолбенел, я хотел бросить на паркет туристский топорик, но понял вдруг, что человек в той комнате не мог меня видеть через рифленое стекло закрытых дверей. Я стоял и ждал. Тихо журчал фонтанчик. За дверью двое разговаривали по-английски, а знакомый гнусавый голос бесстрастно переводил:

— Игра закончена. Тебе не уйти отсюда. Брось оружие.

Я узнал голос гнусавого переводчика видеокассет. В соседней комнате кто-то просто-напросто смотрел телевизор.

У меня созрела шальная мысль. Я решил действовать по-наглому. Ошеломить хозяев. Выдать себя за соседа-лоха, который случайно во время ремонта в чулане обнаружил их потайной лаз. Интересно, как они себя поведут?

Я, конечно же, соглашусь с любыми их небылицами, сделаю вид, что не видел ксерокса моей работы. Взамен я попрошу у них только, чтобы они разрешили мне через пять минут, когда я у себя переоденусь, выйти из их квартиры на парадную лестницу. Больше мне от них ничего не надо.

Это было рискованно. Но очень убедительным мне тогда показался мой план. Очень убедительным и даже веселым.

Я подошел к двери и осторожно постучал в стекло. Мне никто не ответил. Тогда я чуть приоткрыл дверь и спросил:

— Хозяева? Есть тут кто?

Мне опять не ответили.

Я вошел в небольшую комнату, примыкающую к моему кабинету.

Прямо на полу стоял телевизор, а на нем плейер. Телевизор показывал боевик. Картинку на экране мне было не видно из-за стоявшего перед телевизором высокого кресла.

Я подошел к креслу.

В кресле, откинувшись на мягкую спинку, спал поджарый человек в трусах. Лица его мне было не видно, он склонил голову на плечо. Я видел его коротко стриженную светлую макушку и татуировку на левом плече: в круге из лавровых ветвей мощная крылатая рука сжимала короткий древнеримский меч.

Татуировка мне была знакома. Я видел такую татуировку в сауне, когда парился там с моим бывшим шефом Адиком…

Затаив дыхание, я на цыпочках обошел кресло с другой стороны, чтобы разглядеть лицо спящего…

Я не ошибся. В кресле спал телохранитель моего бывшего шефа и его убийца — Мангуст…

Убийца спал за моей стеной!

Я опять обошел кресло и тупо уставился на стриженую макушку.