— Бей! Прямо в темя! — сказал гнусавый голос в телевизоре.
И я поднял над головой туристский топорик… Я замахнулся. Но меня опередил мускулистый мордастый герой на телеэкране. Он смачно всадил рукоятку своего «кольта» в темя белобрысого парня в очках. Лицо очкарика залилось кровью. Он дико заорал…
Мангуст от криков очкарика дернулся и потянулся, хрустнув суставами.
Я выскочил в залу. Не помня себя, помчался по скользкому коридору.
Когда я влетел на чужую кухню, я дышал так, будто пробежал не десять шагов, а десять километров…
Но от того, что я увидел, влетев на кухню, дыхание мое остановилось. Я замер. У электроплиты, спиной ко мне, стояли двое в черных парадных костюмах. На стук двери они повернулись ко мне одновременно. Чтобы не упасть, я прислонился к дверному косяку…
— Как ты сюда попал? Что ты тут делаешь, Ивасик?
Это сказал Константин.
— Молодой человек, господин Раскольников, зачем вы забрались в мою квартиру с топором? Я, извините меня, не старушка.
А это сказал его советник, доктор наук Игорь Михайлович Критский…
6
Новый враг
Я стоял как громом пораженный.
Константин оглядел меня, поставил на стол банку кофе, которую все время держал в руках.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов… как говорится…
— Нет! — заволновался Критский. — Пусть он объяснит все-таки, что он делает в моей квартире с топором?!
Я ему смог ответить только:
— А вы что тут делаете?…
Розовые холеные щеки Критского побагровели.
— Я?! Я тут живу! Мой дом — моя крепость! Как говорят англичане. А вы в мою крепость с топором?!
Он обернулся к Константину.
— Он взломал мою дверь топором! Это же уголовщина!
Константин показал Критскому на мои ноги.
— Он в носках. Не мог же он в носках через дверь войти.
Критский с достоинством поправил под подбородком черную бабочку.
— Не в окно же он влетел, как ангел?
Константин подошел ко мне и взял из моих рук топор.
— Все врагов ищешь, конспиролог? В своем чулане ищешь? Уймись, Ивасик. Отбой.
Критский возмутился:
— Какой чулан? Это моя законная квартира! При чем тут какой-то чулан?!
Константин понял все и засмеялся.
— Это все Людмила, — заступился он за меня.— Это она настроила Ивасика…
— Против меня?! — искренне удивился Критский.
— Против чулана! — объяснял ему Константин.
— Какого чулана? О чем вы говорите, Константин Николаевич?
Константин подошел к стене и постучал по доскам, красиво вправленным в голубой голландский кафель.
— Слышите? Пустота. За этой стенкой — чулан Ивасика. Людмила услышала, как вы разговариваете здесь. Она подумала, что за Ивасиком следят…
— Я? Слежу за ним? — возмутился Критский. — Да я и не знал, что он там живет! Оказывается, вы мой сосед, господин конспиролог? Очень приятно.
Это была наглая ложь! Я подошел к стене и толкнул дверцу. Она откатилась на колесиках в сторону.
— И про лаз в мой чулан вы тоже не знали?
Лицо Критского вытянулось.
— Лаз? В ваш чулан? Что мне там делать? Я эту дырку впервые вижу… Да за кого вы меня принимаете?!
Его возмущение было так велико, что я на секунду смутился, но опомнился и добил лжеца:
— В вашей комнате на столе лежит моя рукопись. Как она попала к вам? Отвечайте!
Критский рассердился.
— Как вы со мной разговариваете, молодой человек?! Какое вы имеете право?!
— Как попала к вам моя рукопись? — не унимался я.
— Константин Николаевич, объясните ему, — возмутился Критский. — Оказывается, топор-то он для меня приготовил! Для меня!
Константин мне объяснил:
— Рукопись твою я сам дал Игорю Михайловичу. Сам. Уймись, Ивасик.
Я ему не поверил.
— А как она у тебя оказалась?
Константин шумно вздохнул.
— Взял ее с собой, когда тебя в наручниках увозил. Забыл?
Этого я не помнил. Но момент, действительно, был такой, что я мог и забыть про рукопись.
— Зачем ты ее взял?
Константин звонко цокнул фиксой.
— Для дела. Если бы ты на очной ставке с Адиком не сказал, где гарнитур, я бы сжег твою рукопись. У тебя на глазах. Я понятно излагаю?
Я ему ничего не ответил, я слушал приближающиеся по коридору шаги Мангуста. Он вошел на кухню и грудь в грудь столкнулся со мной.
— Пимен! Бляха-муха! Ты разве не в Африке?!
Я ответил ему невпопад:
— А ты?…
Мангуст засмеялся моему виду.
— А я в Африку и не собирался… А ты чего в носках? У нас не мечеть.
Я посмотрел на Константина, он отвел глаза. Критский вдруг хлопнул себя ладонью по высокому лбу.
— Я все понял! Константин Николаевич, он пришел сюда с топором, чтобы убить Толю!
— Какого еще Толю? — изумился я.
— Меня убить? — улыбнулся Мангуст. — Ошибаетесь, Игорь Михайлович. За что Пимену меня убивать? Мы же с ним цистерну водки выпили. Пять лет на одного шефа молотили. Правда, Пимен, — он сделал скорбное лицо. — Про шефа-то знаешь, Пимен?… Нет больше нашего Адика…
Я не мог вынести такое ханжество.
— Это же ты Адика убил!
Мангуст грустно покачал головой.
— Он сам, Пимен… Я рядом был… Он перетрухал страшно… Все равно, говорит, мне не жить. Кончат меня — либо Белый Медведь, либо генерал Багиров… Он мне говорит, выйди. Толя, в сортир попросись. Я и вышел… Хороший был мужик… Правда, Пимен?…
Мангуст чуть не плакал. А Критский задумчиво качал седой головой.
— Ох, закрутили историю, конспирологи! А все вы, Ярослав Андреевич. Все вы! Четыре трупа на вашей совести, как мальчики кровавые!
— Я-то при чем? — поразился я.
Критский сказал печально:
— Если бы вы, молодой человек, не проговорились о бумагах оценщику, генерал Багиров никогда бы не перекупил у нас гарнитур. И все было бы прекрасно… Столько смертей из-за вас… Ай-яй-яй…
Я подался вперед, я хотел ему объяснить, но Критский замахал руками:
— Не надо! Ничего не надо говорить…
Константин опять за меня заступился:
— Что вы на него накинулись, Игорь Михалыч? Он же не хотел… — Константин подмигнул вдруг лукаво. — Он же не знает ничего! Держись, конспиролог! Не падай! Бумаги барона Геккерна у нас! Я понятно излагаю?
Лицо у меня, наверное, стало диким.
— Не верит! — смеялся Константин. — Игорь Михалыч, ну-ка продемонстрируйте ему бумаги!
— Одну минуту. — Критский снял с зеленого шнурка над электроплитой цветастые трусы и белый лифчик. — Сначала уберу свои неглиже.
Он скомкал вещи в комок и бросил их в кухонный шкаф. Потом уже щелкнул замками лежащего на столе дипломата. Он аккуратно вынул из него пакет, завернутый почему-то в женский шелковый платок. Он развязал платок и показал мне тонкую пачку свернутых вдвое желтых плотных листов.
— Вы были правы, доктор Шлиман… Троя существует!
Константин хлопнул меня по плечу.
— Можешь успокоиться, Ивасик. Операция «старичок» закончена! Эти бумажки я дарю тебе. Ты их заслужил. Отдайте ему бумаги, Игорь Михалыч.
Критский возмущенно прижал бумаги к животу.
— Вы с ума сошли, Константин Николаевич! Я же их еще не показывал экспертам! Быть может, в наших руках колоссальная историческая ценность!
Константин цокнул фиксой.
— Их видел мсье Леон. Они его абсолютно не интересуют. Он за них не даст ни гроша.
Холеное лицо Критского выразило полное презрение.
— Ваш мсье Леон — круглый лох, как вы изволите выражаться. Узкий специалист! А узкий специалист подобен флюсу, как справедливо заметил Козьма Прутков. Извините меня, но бумаг этих я не отдам! Они останутся в нашем фонде!
Константин посмотрел на меня смущенно.
— Да кому они нужны? А Ивасик с ними работает… Должен же он хоть что-то получить?
Критский нехотя улыбнулся.
— Вы правы, Константин Николаевич. Шлиман получит свою долю. Ярослав Андреевич, я думаю, вам для работы совсем не обязательно иметь подлинники? Копии вас устроят?
Я понял, что подлинник Критский завтра же снесет на Литейный.
