— И чо мы тут прячем?

Один из казаков, это оказался Самогон, пнул свернутое трубкой одеяло. По развернувшейся ткани посыпались пахучие головки подсохшей конопли. Низенький, но крепкий Антон Привольнов — еще один напарник Смагина — присвистнул и потянулся ладонью к затылку. Василий поднял твердый взгляд на цыганок. Те медленно выпрямлялись, стараясь не смотреть на мужиков.

— Значит, анашой занимаемся, — не то спросил, не то констатировал тренер, — Антон, давай за Митричем. Будем протокол оформлять и делать «волчьи» записи в их трудовых книжках.

Всех цыган, кроме хозяина, облокотившегося на стол с разбросанными картами и зло поглядывавшего на казаков, согнали в дом и накинули на петли замок. Выставив у задней стены, куда выходили два окна, сторожа, Митрич подошел к начальнику штаба Виктору Ивановичу. Тот вопросительно поднял глаза.

— Что собираешься делать, Алексей?

Митрич молча расправил ногайку и осторожно провел пальцами по плетенной ручке.

— Надо бы проучить, чтобы впредь не повадно было. А то этот наркоконтроль то ли посадит, то ли не посадит. Как думаешь, Иваныч?

Начальник штаба оценивающе осмотрел старенькую нагайку, потом взглянул на мрачного цыгана.

— Эта нагайка нам еще послужит, крепкая. А вообще, правильно мыслишь. Казаки так и поступали с провинившимися, если вина на смерть не тянула. — Он кивнул в сторону цыгана. — Плетей десять в самый раз будет. Для начала.

Митрич, довольный, сунул кнут под мышку и потер ладони.

— Сам и займусь, ногайка-то соскучилась, поди, без дела. А ты пока участкового вызывай, пусть оформляет.

Виктор Иванович согласно наклонил голову, и казаки разошлись в разные стороны.

Вечером у автоматических ворот автоколонны было непривычно шумно. Столько мужиков здесь не собиралось со времен общестаничных майских демонстраций, да и тогда приходило меньше, большинство присоединялось к процессии, вооруженной транспарантами и флагами, по ходу движения колонны. Сейчас здесь топталось, на вскидку, человек пятьдесят. Большинство — работники автоколонны. Подходили группами и по одному, неторопливо вливались в оживленно гомонящую толпу, прикуривали от протянутого окурка. В стороне рядком выстроился разнокалиберный транспорт. Тут были и поржавевшие «жигуленки», и длинные блестящие «волги» и подержанные иномарки всех мастей — все, что удалось собрать казакам для «цыганского» рейда. Ждали команды.

Вечер выдался как по заказу. Чистое небо не разбавляло ни единое облачко. Было тепло, но не жарко. Чуть-чуть шевелились верхушки невысоких деревьев, прижимающихся к частным усадьбам. Закатное красное солнце зависло над коньком последнего, чудом неразваленного барака давно несуществующего колхозного животноводческого комплекса — его развалины, словно перенесенные сюда с послевоенных фотографий героического Сталинграда, виднелись за забором напротив автоколонны. Вечернее и неяркое оно по-прежнему слепило, мужики старались не смотреть на запад.

«В такую бы погодку с удочкой да на Лабу», — вслух помечтал кто-то. Его утешили: «Сейчас цыганам задницу надерем, и успеешь еще и на Лабу, и соседку навестить». Тот не согласился: «Тут надо определиться: или на рыбалку, или к соседке. А то тут как за двумя зайцами получится». Ему подсказали: «А ты с соседкой и на рыбалку». Негромко хохотнули. Кто-то уточнил: «Когда на рыбалку да с соседкой, то это уже не рыбалка будет, а е… алка». «Это точно». Наконец хлопнула дверь конторы, и по ступенькам быстро сбежал сосредоточенный Атаман. Следом спешили механики — Виктор Викторович и Василий Иванович. Участковый уже ждал у дверцы. Не останавливаясь, Атаман махнул рукой в сторону машин:

— По коням, казаки!

Легкое столпотворение у ворот, где стояла единственная урна — больше десятка рук пытались одновременно попасть в нее окурком, дружное хлопанье дверцами, и машины одна за другой, дружно развернувшись, тронулись с места.

Сразу за поворотом колонна разделилась на несколько потоков. Цыгане жили по всей станице, кому где удавалось купить дом. «Волга» Атамана направилась к центральной улице Мира и по ней, объезжая рытвины постсоветского периода, двинулась к самому выезду из станицы у Лабы. Здесь, на берегу, крайним в ряду маломерных станичных домиков, выпирая в разные стороны краснокирпичными боками, возвышался двухэтажный дом главного цыгана. Станичники называли его «бароном», хотя никаким бароном он не был, ни ростом, ни какими другими заслугами не выделялся, природа наделила его разве что наглостью и умением влезать без мыла в разные интимные места. К этой его способности со временем добавилась твердая жесткость и даже жестокость по отношению к своим же. Все это вместе и помогло ему со временем подняться над местными ромалами.

— Слушайте, мужики, — Атаман повернулся к механикам и, немного поколебавшись, выдал, — я тут думку одну думаю… а как бы нам изловчиться и вот эту развалившуюся конюшню напротив колонны в божий вид привести. Не до блеска, конечно, на это денег вряд ли соберем, а так, чтобы не стыдно смотреть на нее каждый день было. А, как думаете?

Василий Иванович почесал подбородок.

— Мысль-то хорошая, я и сам об этом не раз думал. Вопрос главный, сам понимаешь, в чем — где деньги взять?

— Слушай, а правильная мысль, — Виктор Викторович повеселел и накренился вперед, — для начала можно хотя бы субботник провести. Хлам пособирать, забор подновить.

— А забор-то зачем? — не понял Чапай.

— Как зачем? А чтоб больше туда никто за кирпичом не лазил. А для верности можно собаку, хотя бы нашего Мухтара с колонны запустить. Территория все равно заброшенная. Кто нам запретит?

— Запретить, может, и не запретит, но комплекс же, наверное, колхозу принадлежит. Сначала надо бы, чтобы он нам ее в пользование передал.

Атаман, с интересом слушающий казаков, дождался паузы и встрял:

— А вот об этом я с председателем колхоза поговорю обязательно. Думаю, ему никакого резона держать эти развалины в собственности нет. Морока одна. А тут мы его от этой мороки освободим.

— Приехали, — участковый выставил палец в открытое окно зеленой «Волги», — вот он, рассадник. Говорят, это основная точка, продают круглосуточно и на любой вкус: и тяжелые, и легкие. Тут главный цыган живет, Гуталиев.

— Неужели сам продает, — не поверил Атаман и обернулся к Василию Ивановичу, — конюшня чтоб у тебя на контроле была. Надо сделать.

Тот согласно кивнул.

— Я Роденкова подключу — он на коней больной.

— А чего ему бояться, — удивился участковый, — милиция в районе прикормлена, если и появится у них вдруг дикое желание приподнять его за жабры, он об этом одновременно с группой захвата узнает.

— А ты как же? Тоже прикормлен? — Атаман недобро усмехнулся.

— Ага, нужно ему меня еще кормить. Не тот масштаб. У него мое начальство на содержании.

— Неужто все? — Михаил Гаркуша, дежурный водитель, повернул руль, и машина свернула с асфальта. Мягко прокатившись по мелкой щебенке, казенная «Волга» остановилась у перекошенной деревянной калитки. Следом затормозила «десятка» водителя автоколонны Юры Гойды — флегматичного и неповоротливого, но исполнительного казака.

— Ну, может, и не все, но основные фигуры, через которых проходят решения, точно, — участковый открыл дверцу и выставил ногу из машины.

Казаки огляделись. Высокий бетонный забор окружал усадьбу по периметру. На дорогу смотрели кованые ворота с ажурной решеткой, а вот калитка оказалась старая — из сбитых досок, наверное, еще не успели заменить. Закинув головы, все разглядывали двухэтажный особняк из красного кирпича с башенками по углам.

— Не хило живет, — присвистнул Виктор Викторович.

— А вот, наверное, и супруга его. Встречает, — ухмыльнулся Жук.

Пожилая цыганка в длинной цветастой юбке и платке, приоткрыв калитку, но не выходя за нее, размахнулась ведром и плеснула грязную воду чуть ли не под колеса автомобиля.

— Вот так, значит, гостей встречаете, — Атаман захлопнул дверцу машины и пошел вокруг, — хозяин дома?