По дороге Анатолий чуть замедлил ход и поравнялся с Атаманом:
— Никита Егорович. Раз уж вы с нами, будем использовать вас — казаков — по полной программе. Если ты не против, конечно.
Атаман пожал плечом:
— Используй, если делу на пользу.
— На пользу. — Он оглянулся на Гаркушу и пригласил его тоже поучаствовать в разговоре.
Михаил живо приблизился.
— В общем, так, — Командир группы немного замедлил шаг — подходили к перекошенным воротам, — Заходите первыми в усадьбу. Вызовите хозяина. Осмотритесь. А за вами из-за вон тех кустиков присмотрим. Если что, сразу какой-нибудь сигнал дайте.
— Свистнуть что ли? — Гаркуша сложил губы в свист и сделал вид, что сейчас засвистит. Никто не испугался.
— Свистни, — согласился Анатолий и быстро оглянулся. — Ну, все, мужики, давайте. Дальше вы сами. — Он остановился, казаки пошли дальше одни. Анатолий, подождав пока они войдут в ворота и завернут за угол дома, кивнул бойцам. — Не отставать. Дистанция — прямая видимость. — И медленно двинулся вперед. Бойцы, поднимая стволы, шагнули следом.
До усадьбы цыгана оставалось двадцать метров.
Казаки решили не стучать. По-хозяйски распахнули калитку, прошествовали мимо старенькой «копейки», брошенной перед гаражными воротами в задней стене дома, и вышли на бетонную тропинку, огибавшую довольно внушительное одноэтажное здание, обложенное красным кирпичом. У двери остановились. Атаман поднял руку, чтобы вдавить черную кнопку звонка, но Михаил, не дождавшись его, дернул дверь на себя. Та визгливо скрипнула, и казаки почти лоб в лоб столкнулись с небритым цыганом, выходящим на улицу. В руках тот держал выпачканный чем-то черным комок оберточной бумаги.
— Привет, — выпалил Гаркуша.
Цыган вдруг выпучил глаза и панически обернулся.
— Шухер, казаки!
Два вывода, которые сделал Жук из этого возгласа, выглядели так: «Их здесь не ждали» и «Их здесь знали».
Особо не задумываясь о последствиях, Атаман выбросил кулак перед собой, и в тот момент, когда он встретился с развернутой назад челюстью цыгана, Жук рванул вперед. В цыганской челюсти что-то хрустнуло, и ее хозяин молчком кулем свалился под ноги. Казаки, по очереди перепрыгнув бесчувственное тело, почти одновременно ворвались в дом — шустрый Гаркуша и тут не хотел уступать. И так же застыли, не закончив движения: в лица смотрели дула автоматов Калашникова. Два цыгана, развернулись и, не вставая со стульев у стола в центре комнаты-прихожей, направляли на казаков оружие. Третий, поглядывая на непрошеных гостей бешеным взглядом, торопливо собирал разобранный автомат.
«В армии не служил, — отметил про себя Атаман, — в норматив не укладывается».
У цыгана и правда получалось не очень. Он очень старался, при этом суетился и спешил. Согласно известному закону подлости получалось еще хуже. Вдобавок почему-то заклинила газоотводящая трубка, никак не желавшая вставать на отведенное ей место.
Все напряженно молчали. Атаман незаметно вытянул пальцы и, коснувшись запястья товарища, постучал по нему, призывая не двигаться. Впрочем, Гаркуша и не собирался шевелиться. На какое-то время смертельно опасные дула автоматов, наведенные на них, полностью лишили его возможности мыслить здраво. А точнее, в этот момент он вообще утратил способность к мышлению. И потому стоял истуканом, разинув рот и выпучив почти бессмысленные глаза.
Вооруженные цыгане стали раздраженно поглядывать на своего незадачливого товарища. Один цыган, постарше, косясь в его сторону и стараясь не выпустить из поля зрения казаков, прошипел сквозь зубы:
— Быстрей давай.
— Сейчас, — скороговоркой отозвался тот.
Второй цыган нервно вытер плечом каплю пота, стекающую по щеке.
Трубка наконец глухо щелкнула. Оставалось поставить на место цевье. Цыган ухватил его в руку и заглянул на оружие снизу, выглядывая место для последней детали. И тут грохнуло. Атаману показалось, что во все окна дома одновременно влетели булыжники. Посыпалось стекло, разлетелось в разные стороны, и среди его осколков на полу комнаты завертелась волчком граната.
— Ложись! — Цыган постарше первым бросился на пол, прикрывая голову автоматом. За ним рухнул и второй. Атаман и Гаркуша, очень своевременно вернувшийся в ускорившиеся события, как по команде прыгнули щучкой назад в дверной проем и не больно приземлились на все еще неподвижного нокаутированного цыгана. Жук зажал ладонями уши, отсчитал мысленно четыре секунды и… ничего не произошло. В один миг ему показалось, что хлопнула о стенку входная дверь, и кто-то перепрыгнул через них. Выждав для верности еще секунд десять, он раскрыл зажмуренные глаза и встретил недоуменный взгляд Михаила, тоже зажимающего уши. Атаман поднял голову и медленно отнял ладони. Михаил, бестолково вытянув шею, прислушивался к звукам, доносившемся из дома. Там деловито стучали по доскам пола подкованные каблуки и раздавался негромкий мат.
Казаки поспешно поднялись и заглянули в комнату. Все три цыгана лежали на полу лицом вниз, и на каждом сидел, прижимая коленом, боец наркоконтроля. Еще один спецназовец, присев рядом, перекладывал содержимое сумки, приткнутой к ножке стола. Анатолий, стоявший спиной к казакам, разглядывал уложенные рядком на столе автоматы. Почувствовав взгляды, он обернулся.
— Смотрите, какие интересные. — Анатолий погладил один автомат по ложу и провел пальцем по тому месту, где должен быть выбит серийный номер. — Чистый. Ни номера, ни каких других опознавательных знаков. Китайские, контрабандные. Калибр — семь шестьдесят две.
Смущенные казаки, отряхиваясь, подошли к столу и тоже уставились на автоматы.
— Новенькие, — Гаркуша взял один в руки и повертел, — еще в смазке.
— Товарищ капитан, — боец, рассматривавший содержимое сумки, растянул ее края, — взгляните.
Анатолий наклонился.
— Вот тебе и на. Это мы удачно зашли. Товарищи казаки, будете понятыми.
Он утопил руку в глубину сумки и извлек оттуда один за одним два пакета. Один небольшой, помещающийся в ладони, в прозрачном целлофане, плотно набитый белым порошком. Второй — как небольшая бандероль (Гаркуша сразу узнал в нем тот самый, брошенный в салон ржавого «жигуленка»), упакованный в несколько газетных и целлофановых слоев. Оба пакета командир положил на стол.
— Прошу, товарищи понятые. Смотрите внимательно. Два пакета. В одном — граммов двести белого порошка, предположительно — героин. Второй, — он вскрыл его острием армейского кинжала, и на казаков дохнуло крепким конопляным духом, — около двух кило чистейшей анаши.
Остальные бойцы, уже связавшие лежащих неподвижно цыган, подошли поближе.
— Нам дадите их? На полчасика? — Атаман жестко взглянул на неподвижные тела.
В этот момент боец притащил волоком стонущего четвертого цыгана из коридора и уложил рядом с остальными. Те возмущенно заерзали. Цыган постарше насколько смог выгнул шею назад и прохрипел:
— Ты — труп, начальник. Наши тебе этого не простят. И вы, казаки еб…е. П..ц вам. Сами потом товар наш принесете. На коленях…
Один из бойцов, не удержавшись, от души приложил кованым носком полусапожка по его ребрам. Тот охнул и закашлялся.
— Заглохни, гнида. — Гаркуша сжал кулаки. — Мы вас всех скоро выдавим, как чирий вонючий, как блох, уничтожим.
Анатолий критически осмотрел всех четверых:
— Да бери. Жалко, что ли? Если Камарин против не будет. Троих только. Этого — вашего крестника, пожалуй, не стоит кантовать уже. Ему и так досталось. Похоже, челюсть сломана, ну и так по мелочам, пару ребер, может. Хорошо вы его. Когда только успели?
Атаман толкнул Гаркушу.
— Давай за ногайкой.
Михаил сорвался с места.
***
Последний цыган, опять тот же, самый старший, не желая лезть в салон УАЗика, навалился спиной на толкающих его спецназовцев, а ноги упер в стенки машины, по обе стороны от прохода в машину.
— Не пойду, суки.
Бойцы молча с двух сторон дружно подбили его ноги носками полусапожек, и цыган, взвыв от боли, буквально влетел ногами вперед в салон. Погрузив остальных все еще всхлипывающих цыган в «буханку», бойцы запрыгнули следом и захлопнули дверь. Анатолий снова повернулся к Атаману:
