— Кто это? — Он подбежал к остановившемуся в нерешительности на обочине Никите.

— Бандит.

— Откуда знаешь?

— Знаю. — И столько уверенности было в голосе Жука, что взводный, больше не переспрашивая, обернулся к столпившимся рядом солдатам: «Взять его» — и сам же первым сиганул в топкую болотину, где всего шагах в десяти от них с трудом выдергивал ноги из черной глины бывший попутчик Никиты.

Догнали быстро. Повалили в грязь лицом, прижали коленями, заломили руки, выбив подальше самодельный выточенный из напильника нож, которым он не успел воспользоваться. Взводный крепко стянул запястья у нещадно матерившегося мужичка солдатским ремнем. Потом, когда обещавшего солдатам кровную месть на всю жизнь попутчика Жука сдали в районную милицию, выяснилось, что это беглый зек. Всего несколько часов назад на маленькой станции он разломал доски вагона и рванул с этапа.

Атаман встряхнул головой, отгоняя воспоминания, и пошел дальше вокруг дома, с твердым решением остановить поиски.

Вскоре все снова собрались во дворе. Обыск, точнее ознакомление казаков с расположением комнат, чердака, подвала и сарая ничего не дал. Отряхиваясь от пыли и паутины, собранной по углам немалого имения, казаки столпились около навеса, под которым так и сидели цыгане, настороженно наблюдая за их действиями.

Участкового, убедившись, что его присутствие здесь не понадобится, отпустили на другой двор, где поиски казаков оказались более удачными.

Атаман, не дожидаясь приглашения, присел рядом на лавочку.

— Ну что, мужики, — он потер косточки кулаков, — наркотиков мы у вас не нашли.

Цыгане заухмылялись.

— О каких наркотиках говоришь? — Главный цыган клятвенно прижал ладонь к груди, — мамой клянусь, никогда в жизни никакой травка в руках не держал.

— Может, еще скажешь, и в глаза не видел?

— Видеть, может, и видел, ты что ли анашу никогда не видел?

— Значит так. Я тут с вами долго трепаться не собираюсь, не на чай пришли. Наркотики мы не нашли. Но это не значит, что их у вас нет. Просто мы как следует не искали. То, что вы торгуете и травкой, и чем похуже, мы знаем точно. А там — сами продаете или кто из ваших гостей, нам без разницы. Разбираться никто не будет. А поэтому говорю официально — чтоб в трехдневный срок никаких посторонних, — он твердо взглянул в глаза Гуталиеву, — здесь не было. Только те, кто прописан.

Гуталиев возмущенно махнул рукой.

— Э… как это никого не было? А если ко мне друзья в гости приехали, я их что выгонять должен?

— Как хочешь. Через три дня мы еще раз приедем. Если какие лишние личности обнаружатся на территории не только твоей усадьбы, всех ваших, — Атаман обвел рукой вокруг, — подгоняем автобус, грузим и вывозим в район, в отделение милиции. Они там найдут, за что вас, черножопых, в КПЗ упрятать. Понятно?

Гуталиев отвел глаза.

— Какой ты злой человек.

— Значит, договорились. — Никита Егорович упер руки в колени и поднялся. — Пошли отсюда.

Казаки пропустили Атамана вперед и, разочарованные, молчком отправились следом. Неспешно расселись по машинам. В «Волге» Атаман обернулся к Виктору Викторовичу.

— Установим за ними наблюдение. Попадутся — никуда не денутся.

Механик наклонился вперед и приготовился задавать уточняющие вопросы.

Через несколько минут машина Атамана в сопровождении серой «Лады» остановилась на соседней улице у небольшого дворика, скрытого за стволами акаций. Перед неказистыми воротами толпились любопытные соседи: пару мужиков в растянутых трико и около десятка женщин самых разных возрастов: от 18 до 90. На траве валялись несколько неновых велосипедов — самого распространенного транспортного средства в плоской, как бумажный лист, станице. Их же чаще всего и воровали, сбывая потом в соседней станице Павловской или за Лабой адыгам. Впрочем, часть ворованной техники оседала и в Курской — после перекраски узнать свое транспортное средство среди сотен других было почти невозможно. Казаки выбрались из машин и через расступившуюся толпу зевак поспешили во двор. Из-за забора доносились вопли с подвыванием, грубые истеричные матерки и приглушенный женский вой. Атаман ускорил шаги и во двор почти вбежал.

Зрелище, представшее перед ним, заслуживало отдельного описания. На скамейке со спущенными штанами зажатый с четырех сторон казаками извивался смуглый мужик. Он одновременно матерился, плевался, оглядывался назад, кося слезящимися глазами на занесенную ногайку, и кричал что-то вроде: «Хватит, я больше не буду». Митрич невозмутимо откидывал руку для очередного удара, рядом с ним, зажимая по счету пальцы, азартно сутулился начальник штаба. Митрич оглянулся на вошедших, мельком кивнул, узнавая начальника, и резко опустил руку. Свистнула нагайка, цыган пронзительно взвизгнул, и во дворе неожиданно запахло. Казаки, державшие цыгана, одновременно отдернули руки и отшатнулись.

— Тьфу-ты! — Виктор Иванович расстроено махнул рукой и невольно сделал шаг назад. — Слабый какой. Пяти ударов не сдюжил!

Цыган почувствовал, что его больше не держат и начал медленно, стараясь не запачкаться, подниматься.

Атаман подошел к брезгливо сморщившемуся Митричу.

— Участковый где?

Митрич оттер тыльной стороной кулака с зажатой нагайкой капли пота на лбу и, ухватив Никиту Егоровича под руку, повлек его в сторону от места наказания.

— За домом, протокол составляет. Сейчас милиция из района должна приехать. Ну, мы решили до их появления сами цыгана наказать. — Митрич на секунду обернулся и, тихо скомандовав кому-то: «Выпусти жену его, пусть во дворе порядок наведет», — снова с готовностью повернулся к Атаману.

— Добро. Что нашли-то?

— Анаша, целый пакет, килограмма два будет.

— Без меня справитесь? — Никита Егорович остановился у калитки и обернулся на двор. Виктор Иванович что-то назидательно выговаривал понуро поддерживавшему спущенные штаны цыгану. Из дома выскочила немолодая цыганка с растрепанной головой и сразу возмущенно затараторила по-своему, подскочила к мужу. Тот молча отвернулся. Ему явно было стыдно. Цыганка, увидев следы его позора на лавке, всплеснула руками, хотела что-то хлесткое бросить в лицо Виктору Ивановичу, но стоящий рядом Колька Самогон сделал такое свирепое лицо, что она мгновенно осеклась и бросилась к забору, где висела сухая половая тряпка.

Митрич ухмыльнулся.

— А что тут осталось-то? Ментам участковый сам сдаст, а мы так, для порядку только подежурим. Все ясно уже.

— Ну, тогда я поехал. Надо еще по двум-трем адресам успеть проскочить — посмотреть, как там дела идут.

— Ага, давай.

Атаман махнул рукой своей команде и в сопровождении казаков отправился к машинам. На улице народу стало еще больше.

— Ну, и что собрались? — Виктор Викторович не удержался и остановился перед разновозрастной группой женщин, — цирк, что ли тут вам?

— Викторович, — отозвался молодой женский голос, — так нам же интересно, как вы порядок наводите.

— Наконец-то, дождались, — подхватил голос казачки постарше, в которой механик тут же узнал известную в станице самогонщицу и солдатку, потерявшую мужа-офицера лет десять назад, Зинаиду Меркушину, — настоящих мужиков увидели, а то все пьянь да пофигисты вокруг. Давно бы так уже.

— Да ты, тетя Зина, просто невнимательно смотрела вокруг, — нас, нормальных, много.

— Может, и много, — она живо выбралась из толпы, — а только где ты, такой хороший и правильный раньше-то был? Давно уже в станице беспредел творится, а вы только сейчас и надумали.

Ее подруга и соседка Вера Петровна, в недавнем прошлом инженер прудового хозяйства, потерявшая работу по причине его разорения, тоже пристроившаяся рядом, со смешком ответила за механика:

— Да на рыбалке он был, уху ел и водку пил.

Механик махнул рукой, мол, что с вами сделаешь, и ускорил шаг — Атаман, стоя у открытой дверцы, с нетерпением поглядывал в его сторону.

За спиной степенный женский голос одернул подруг:

— Тише вы галдеть, бабы. Мужики делом занимаются, а вам бы только просклонять всех, — женщины к удивлению казаков ничего не ответили.