Рене де Параду недоверчиво поднял брови. Флёр старалась говорить как можно быстрее, чтобы он не мог ее перебить, пока она не закончит горячую защиту мужа. Она преклонялась перед четкой логикой отца, всегда добиравшегося до самой сути вещей и разоблачавшего любые попытки ввести его в заблуждение.

— Конечно, гордость у него непомерная, это я признаю. Но это лишь высокомерный рыцарский фасад, скрывающий нежное сердце и сентиментальную душу. Ибо ему кажется, что и то и другое недостойно воина с таким, как у него, происхождением. Понять его сущность нелегко, мне это стоило многих слез и утраты собственной гордости. Но я не сожалею ни об одном своем шаге в этом направлении. Пока сама я обладаю хотя бы искрой жизни и чувства, я не допущу, чтобы ему причинили зло, чтобы брак наш распался!

— А… А если бы оказалось, что уже слишком поздно…

Рене де Параду было совестно прибегать к такому злому обману, но он поставил себе целью выяснить до конца, насколько глубоки чувства Флёр. Слишком многое зависело от этого для всей семьи.

Молодая женщина застыла как вкопанная. Смертельная бледность превратила ее тонкие черты в трагическую маску боли. Страх, который она до этого момента преодолевала с таким трудом, затопил все ее существо со страшной силой. Она не могла дышать. Уж не потому ли королева приехала сюда вместе с отцом, что знала, сколь злую весть он должен ей передать? Не был ли этот визит дружеской поддержкой перед страшным известием?

— Слишком поздно… — повторила Флёр сдавленным голосом и непослушными губами. — Они осмелились его казнить? Он… он мертв?

Произнося это, она ожидала, что представит себе сказанное. Но ее слова означали нечто столь невероятное, столь непостижимое, что хаотичные ощущения Флёр начали искать какую-то другую точку опоры. Однако они нашли только один выход: мрачную, тяжелую, душащую все окружающее ненависть.

— Клянусь спасением моей души, — прошипела Флёр почти бесшумно, — она мне за это ответит. Я ее уничтожу, даже если сама при этом погибну. Я ей покажу, на что способна… Разве не сказал мне Ив, что король питает ко мне нежные чувства? Я ее заставлю каждым вздохом раскаиваться в том, что она его у меня отняла…

Эта страстная, горькая, агрессивная речь вернула Рене де Параду к действительности. Он никак не ожидал столь фанатичного взрыва чувств женщины, которая, забыв обо всем на свете, клянется жестоко отомстить обидчице!

— О, как же ты его любишь… — хрипло прошептал он.

— Больше жизни! — подтвердила Флёр сиплым голосом. — Но она потеряла для меня всякий смысл, раз его нет в живых!

— Нет, он жив! — Отказавшись от всяких дипломатических маневров, ее отец наконец-то прекратил злые шутки. — Боже правый, ты не так меня поняла, дитя мое! Я имел в виду твою честь, которая так много для тебя значит, а не жизнь этого честолюбивого графа. Его судьба в твоих руках. Король Генрих проявил милость, поскольку у него просто не было другого выхода после представленных ему доказательств. Его единственное условие — сохранить репутацию герцогини перед лицом непосвященных. Но это равносильно предстоящему удалению графа и тебя от королевского двора.

— Я… Мне кажется, я не понимаю…

Переброшенная в мгновение ока из глубочайшего отчаяния в реальную надежду, Флёр с трудом постигала смысл слов отца.

— То письмо, которое ты якобы написала, разоблачено как фальшивка. У тебя есть при дворе могущественные и умные друзья, добывшие соответствующие доказательства и сделавшие возможным твое освобождение.

— А мой муж?

— Он еще ничего не знает. Он проявил великое благородство, стремясь отмести от тебя всякую вину. Но тот факт, что он признается в вещах, которых вовсе не было, значительно затрудняет завершение его дела. Добавлю к этому, что король Франции выделил большие средства на строительные работы, проводимые в Ане, где герцогиня де Валентинуа обновляет свой замок. Поэтому он ощущает некоторый дефицит в деньгах. Крупномасштабный кредит, предоставленный королю торговым домом Торнабуони, немало способствовал ускорению разбора дела графа и графини Шартьер.

— Ане! Означает ли это, что фаворитка украшает замок своего покойного супруга произведениями искусства, приобретенными по существу на наши деньги? — попыталась Флёр истолковать происходящее.

— Кредиты банка Торнабуони предоставляются без учета личных мотивов, дитя мое, и ты это знаешь! Финансовые трудности короны стали хроническими с тех пор, как отец правящего ныне короля просто-напросто разграбил государственную казну своими строительными предприятиями и военными походами. Это не в последнюю очередь явилось причиной того, что король Франциск много лет тому назад отнесся к браку своего сына с юной наследницей дома Медичи, как к дару небес.

— Деньги и власть! Всегда все сводится к двум этим вещам… — задумчиво пробормотала Флёр, и безумное напряжение, которое до этого момента удерживало ее на ногах, уступило место пустоте и отреченности. — Жизнь при дворе — это не что иное, как постоянная борьба за Золотого Тельца. Каждый придворный боготворит блеск и власть, а между тем ни то ни другое не стоят даже одного-единственного дня любви!

Ее отец сокрушенно покачал головой.

— Разве не ты хотела любой ценой войти в круг тех, кто видит смысл жизни в захватывающих придворных развлечениях? Разве не ты отказывалась признать верными мои доводы против этой жизни и добилась с помощью королевы удовлетворения своих желанных устремлений?

Слабая улыбка блуждала по красиво очерченным бледным губам Флёр.

— Глупая ошибка моего ребячества. Поверите ли вы мне, если я скажу, что с тех пор поумнела?

Отец смотрел на нее, сморщив лоб. Флёр, признающая свою ошибку, имела такой трогательный и непривычный вид, и вообще его ли это Флёр стоит перед ним и смотрит затуманившимся взглядом вдаль, механически вращая вокруг пальца тяжелый перстень, кажущийся явно слишком большим для ее руки? Его ли это дочь, потерявшая прелесть детской наивности и превратившаяся в очень красивую взрослую женщину?

— Что это за перстень у тебя на пальце?

— Ты его не узнаешь? Он принадлежал бабушке, которая и подарила его мне незадолго до смерти. Это все, что осталось у меня из моих драгоценностей. Наверное, сейчас Диана де Пуатье носит те нитки жемчуга, которые ты мне подарил к моему пятнадцатилетию.

— Ты получишь все обратно. Но этот перстень лучше припрятать. Это не простое украшение, которое можно выставлять на всеобщее обозрение.

Нечто подобное говорил ей и муж. Флёр невольно прикрыла перстень рукой, как бы защищая эту драгоценность. В прикосновении к нему она нашла для себя какую-то силу и утешение, и именно в этом она нуждалась сейчас особенно сильно. Ибо внутренний голос шептал ей, что еще не все миновало!

Глава 19

Флёр де Сен-Тессе, графиня де Шартьер, пыталась скрыть свое нетерпение. Вернувшись в Фонтенбло под надежным присмотром своего отца, она, однако, до сих пор еще не получила возможности упасть в объятия своего супруга. Строгая изолированность от двора создавала впечатление, что власти поставили перед собой задачу исключить любые контакты Флёр со всеми прочими придворными. Даже Виола де Монтень не получила разрешения встретиться с ней.

— Как ни жаль, но придется тебе подчиниться официальному приказу о твоем удалении от двора, — спокойно заявил отец. — Тебе велено упаковать личное имущество, а затем, после прощальной аудиенции у королевы, вам с графом надлежит немедленно покинуть замок и отправиться в то место, в которое будет велено. Таково распоряжение короля, и ты не можешь ничего изменить.

— Зачем такие сложности? — запротестовала Флёр. — Почему бы мужу и мне просто не сесть в карету и не отправиться в путь?

— Потому что твое официальное подчинение этим санкциям является желанием Его Величества короля Генриха. Неужели твоя упрямая головка не в состоянии этого усвоить?

Флёр подчинилась выраженному этими словами призыву отца к повиновению. Никто не смел противоречить Рене де Параду, когда в его тоне слышался некий исключающий непослушание оттенок. Для Флёр время томительного бездействия завершилось, когда наконец пришел приказ явиться в рабочий кабинет королевы.