Да, этот свет был жесток, он безжалостно выставил напоказ слой белой рисовой пудры, которой стремилась законсервировать свою красоту старшая из двух случайно столкнувшихся в этом коридоре женщин. Тонкие морщинки залегли в уголках глаз и рта, а в черных глазах, обычно столь ярко сияющих, нельзя было не заметить усталости. Герцогиня боролась с возрастом и временем, ведь оба эти фактора подкапывались под ее красоту, когда-то столь неотразимую.

— Ваша Светлость!

Флёр спаслась от растерянности в реверансе, подлежащем исполнению при встрече с герцогиней в соответствии с ее титулом. И одной только грации движения молодой женщины оказалось достаточно, чтобы старшая зло сжала тонкие губы.

— Я вижу, что вы готовы тронуться в путь, графиня… — колко сказала она, с силой теребя кончики красивой шали, накинутой на окантованное черной каймой белое парчовое платье, словно именно эта накидка виновата в ее плохом настроении.

Целый ряд едких и злорадных ответов просился на язык Флёр, но вслух она не высказала ни одного из них. Не отрывая взгляда от крошками спадающего с лица ее противницы макияжа, Флёр вместо ненависти неожиданно ощутила лишь жалость, чем и сама была совершенно ошарашена.

Как же это, наверное, ужасно — ежедневно всматриваться в свое изображение в зеркале и признаваться себе самой, что та власть, которой ты обладаешь, покоится лишь на твоей исчезающей красоте. Что любвеобильный король в любой момент может перевести взгляд своих глубоко посаженных глаз на более молодую, более достойную обожания особу, а это ведь положит конец всему могуществу герцогини.

Как жить, если приходится опасаться каждой улыбки, а любое новое личико при дворе невольно сравнивать со своим и гадать, есть ли шанс выдержать конкуренцию. Ведь после Флёр явятся и другие, столь же прелестные молодые дамы, которые еще не отдали своего сердца избраннику и желали бы понравиться королю.

— Мы уезжаем, — подтвердила Флёр с подчеркнутой мягкостью. — Я счастлива, что это так. Для жизни при дворе я не гожусь.

— До чего же верно сказано! — зло ответила герцогиня. — Но у меня есть к вам один вопрос. Откуда взялась власть, которой вы обладаете, заставившая короля лично вмешаться в события, чтобы спасти вас? Еще никогда не было такого случая, чтобы он отменял мои приказы! Может быть, за этим стоит ваша госпожа, то есть та самая итальянка, которая вмешивается во все дела?

— Не в моей компетенции толковать решения короля, Ваша Светлость! — учтиво ответила графиня Шартьер. — Полагаю, вы сможете найти ответ на ваш вопрос лично у Его Величества. А теперь прошу прощения, муж ожидает меня у выхода. Или, быть может, вы желаете попрощаться также и с ним?

Диана де Пуатье бросила на свою соперницу убийственный взгляд и зашелестела прочь. Рослая, элегантная фигура, богиня, чуть ли не памятник себе самой, который, кажется, может быть свергнут с пьедестала только в результате вселенской катастрофы. Но кто способен предсказать, какие гримасы собирается строить жизнь?

— Флёр! Ради всех святых, когда же вы прекратите меня пугать?! — Граф Шартьер подбежал и схватил супругу за локоть. — Я было подумал, что у вас опять какие-то проблемы! Неужели вы не можете уехать, не прощаясь с этой опасной дамой?

Флёр ощущала его крепкую руку и слышала беспокойство в голосе. Она ответила улыбкой, сразу же смягчившей выражение строгости на его лице и уменьшившей беспокойство в его темных глазах. Но все же у него еще оставался оттенок неуверенности.

— Вы не будете сожалеть о том, что далеки от всей этой придворной сутолоки? — осведомился он.

— Нет, — просто ответила она. — А вы?

— Нет. Боюсь, что нам не хватит с вами ни дней, ни ночей…

Немного растерявшись, Флёр наморщила лоб. Что он имеет в виду? Ее вопрошающий взгляд вызвал у него такую улыбку, что ее сердце екнуло.

— Что я имею в виду? Что ж, любовь моя, мы с тобой теперь являемся владельцами подаренного нам королевой графства, а, значит, надо срочно позаботиться о наследнике дома Шартьер. К тому же я каждым вздохом хочу доказывать, что ты — властительница моей души!

Флёр судорожно сглотнула слюну, его страстные слова прокатились горячей волной по всему ее телу. На момент веки ее опустились, а, поднявшись вновь, открыли зеленое сияние глаз.

— Чего же мы еще ждем, любимейший мой господин? Вам не кажется, что время отъезда настало?

— Да, пойдем! Новый дом ждет нас!

Эпилог

Замок Шартьер, июль 1559 года

Раннее утро дышало приятной свежестью после прошедшей ночыо грозы, и серая кровля могучего замка блестела под лучами утреннего солнца, как отшлифованное серебро. По углам были расположены четыре высокие башни, а все здание имело изломанно-угловатую форму, что придавало замку сходство с крепостью.

Мрачные когда-то помещения наполнились светом благодаря большим, отделанным мрамором окнам, ажурная резьба по камню украшала арку въездных ворот, и внушительное число дымовых труб возвышалось над крышей. Вокруг замка расположился обширный парк с красивым прудом, тенистой зеленью и садом, полным роз, обнесенным высокими стенами, оберегавшими чудесное обилие цветов от ветров Оверни.

В этот утренний час, когда на свежей траве сверкала и переливалась многоцветьем роса, а одурманивающее обилие запахов еще не стало удушливым, Флёр де Сен-Тессе с радостью любовалась своими любимыми розами. Она очень огорчалась, если что-то с ними было не так, хотя садовник, точно следуя ее указаниям, постоянно срезал отцветшие головки и занимался прополкой клумб. Ах, как много новых почек дали ростки за последние дни, как чудесен целый водопад пылающе-красных цветов!

Флёр осторожно подошла к скамейке и опустилась на нее, поскольку солнце уже высушило последние капли дождя. Как хорошо, что ей удалось, потихоньку одевшись, выскользнуть из спальни до того, как туда вошла, шелестя юбками, Эме де Параду. Если и дальше позволять матери и Жанне наводить в доме свои порядки, то в ближайшие недели ей и слова не дадут сказать в собственном доме. Лучше уж сразу поставить все на свои места, раз у нее снова есть на это силы.

Флёр потянула к себе одну из веток и, закрыв глаза, вдохнула летний аромат. Какое же чудесное утро! Полное новых сил и новой жизни, полное надежд и счастья.

— Я так и знал, что найду тебя здесь! А не думаешь ли ты о том, любовь моя, что твоя старая нянька поднимет сейчас такой крик, что могут обрушиться могучие стены этого замка?

Флёр подняла голову, и в ее глазах сразу же заиграла улыбка, всегда освещавшая ее лицо при виде мужа. Прошедшие годы мало сказались на нем. И хотя на висках появились полоски серебра, его фигура сохраняла атлетическое сложение. Много времени он проводил на воздухе, самостоятельно объезжая лошадей, табуны которых паслись в его владениях.

— Надеюсь, вы не выдали меня нашей доброй Жанне? — с беспокойством осведомилась Флёр, глядя, как он садится рядом с ней на скамью.

— Нет, но не кажется ли вам и самой, что вы соизволили выбрать слишком раннее время для прогулок? Нашему сыну и всего-то несколько недель, так что моей жене еще требуется время, чтобы прийти в себя, и я…

Флёр подняла руку и с любовью погладила гладко выбритые щеки мужа.

— Я испытываю смертельную скуку, лежа среди всех этих подушек, господин мой. Я произвела на свет дитя без всяких осложнений и каких бы то ни было проблем. Чувствую себя совершенно здоровой! К тому же я, кажется, сойду с ума, если моя мать и Жанна будут и дальше командовать в этом доме, превращая меня в глупую гусыню, бессильную даже решить, следует ли кухарке начинать варить крыжовник или время для этого еще не наступило.

Смех графа Шартьера спугнул черного дрозда, принявшегося было за свой завтрак, и птица, обиженно чирикнув, улетела прочь.

Флёр почти ничего не замечала, она глядела на мужа с такой бесконечной любовью, которая отгораживала ее от всего остального мира. Это был взгляд страсти, прервавший смех графа и приведший к тому, что он заключил Флёр в объятия и прижал губы к ее рту.