Дивясь и восторгаясь, он прижал свои ладони к ее шелковистой груди и наклонил голову, чтобы поцеловать мягкую долину углубления между холмами. И лишь в этот момент обнаружил украшение, которое горело таинственным зеленым светом. Ив замер, рассматривая широкий перстень, украшенный огромным шлифованным изумрудом и предназначавшийся, без всяких сомнений, для мужской руки. Он в изумлении наморщил лоб: видимо, носимый на груди перстень имел какое-то особенное значение.

— Что это? — тихо спросил он.

— На память… — механически ответила Флёр, которой вовсе не хотелось возвращаться к реальности.

— Подарок на память с изображением розы и герба династии Анжу? Как этот перстень оказался у вас?

Флёр была сейчас не в силах пускаться в какие-либо подробные объяснения. В этот момент она не могла даже думать о своей любимой бабушке.

— Подарок… моей бабушки, — выдохнула Флёр шепотом, надеясь, что он этим и удовольствуется.

Но она ошиблась. Все еще углубленный в свои мысли, граф продолжал рассматривать украшение.

— Если это тот самый перстень, о котором я думаю, малышка моя, то ты носишь на груди предмет редкой ценности. Говорили, что он утерян. Это — нечто особенное. С другой стороны, нет ничего удивительного в том, что драгоценность такого рода была предложена столь богатому человеку, как ваш отец. Но почему носите его именно вы? Ведь этот перстень предназначен для мужской руки!

— Я уже сказала: это подарок! Я счастлива, что он не остался в узле вместе с другими украшениями. Мне было бы очень больно потерять именно его…

Ее супруг чуть потянул цепочку и положил перстень у ее плеча на плащ, так что по шее проходила теперь только филигранная дорожка из тонких золотых звеньев, теряясь в потоке распущенных волос.

— Больше никто не будет причинять вам боли, и меньше всех я, — прошептал он и покрыл горячими поцелуями ее кожу, а дойдя до ждущего ласки, напрягшегося соска ее груди, стал его сосать, массируя другой кончиками пальцев и вызывая этим эротический всплеск во всем ее существе.

Неудержимый, все сметающий на своем пути прилив сладострастия, вызванный его ласками, прекратил все дальнейшие разговоры. Флёр и так всегда совершенно терялась от его прикосновений, а теперь сознание того, что он ее любит столь же страстно, как и она его, подняло в ней целую бурю желаний и сладострастия. Она не ощущала ни цепенящего холода каменных стен, ни жуткой тишины тюрьмы, изолировавшей ее от всякого соприкосновения с внешним миром.

Реальностью же были только сильные мускулистые плечи, которые возвышались над ней, жилистое тело, сливавшееся с ней и с ней же устремлявшееся в такие просторы страсти, о существовании которых она раньше не подозревала. Флёр дарила себя ему безоглядно, с отчаянной беспредельностью, вызванной в глубине ее сознания одной-единственной ужасающей мыслью: неужели же эта ночь будет самой последней, дарованной им судьбой? Если это так, то она не истратит ни единого мига на сон или на какие-то размышления. Она растворится в объятиях любимого и умрет на самой вершине их любви. Флёр хотела отдаться ему каждой клеточкой своего существа, каждой каплей крови, каждым вздохом, пока еще может ощущать и касаться его тела.

Пламенная, необузданная страсть, с которой Флёр отдавалась его любви и отвечала на нее, разожгла в графе Шартьере настоящий пожар и рассеяла последние сомнения в правильности того, что он задумал. Такое существо, как Флёр, не может быть стерто в порошок жерновами честолюбия и политических интриг. И пусть то, что он замышлял, станет последним делом его жизни, но он защитит ее — его суженую, его любимую. Как ужасно, что потребовалась смертельная опасность, чтобы он это осознал!

На вершине страсти взгляды их встретились. Флёр казалось, что она тонет в ночном зное, сжигающем ее изнутри. В экстазе, превосходившем все ранее ею пережитое, она выгнулась навстречу ему и ощутила в себе импульсы стихийной первобытной силы.

К этому моменту оба они напрочь отбросили от себя всю воспитанность и цивилизованность. Языческий, свойственный всякому живому существу, не связанный ни с каким временем процесс спаривания устремлял их друг к другу в необузданном порыве.

— Ты вся моя! Ты это чувствуешь?

— Я твоя!

Широко раскинув ноги, Флёр приняла его твердость в бархатисто-мягкие глубины своего женского естества. Ей хотелось его проглотить, пленить, не отпускать никогда. Для этого она напрягла все мышцы и, словно кошка, вцепилась концами пальцев в его плечи.

Ее движения привели графа в неистовство сладострастия, исключавшее всякую умеренность. Флёр почувствовала, как он, подложив ладони под ее таз, приподнял ее, чтобы прижать еще теснее к себе. Флёр ощущала мощный горячий кол, вновь и вновь буравивший ее плоть, возбуждая в ней все большее напряжение, накатывавшееся раскаленными волнами. И она всеми органами своих чувств отдалась этому стихийному мужскому урагану, а шквал оргазма обрушился на нее с силой сверкающей молнии, между тем как любимый излился каскадом в глубинах ее существа.

Обессиленная, оробевшая, в полном смятении, Флёр кое-как выбиралась из бури чувственных переживаний. Она лежала на изгибе его руки, а собственная накидка согревала ее обнаженное тело. Под своей щекой она ощущала пульсацию живой кожи, а ее сдавленный вздох нашел отклик в его сдержанном смехе.

— Мне кажется, что у моей львицы нет больше сил. Спите, сердце мое, я буду охранять ваш сон. Ничего дурного случиться не должно…

— Не покидайте меня, — выдохнула Флёр. — Я больше не вынесу вашего отсутствия.

— Я с тобой, сердце мое! Спи…

Этого полного любви обещания оказалось достаточно, чтобы ее чудесное тело расслабилось, а сон придал чертам Флёр облик невинности, который резко противоречил присущей ей жажде страсти. Она не знала, что ее супруг в последующие часы не сомкнет глаз.

Граф облокотился о стену и уложил ее голову на свои колени. Неотрывно глядя на нее, неподвижный, углубленный в собственные мысли, он охранял ее покой. Его горящие глаза устремились на тонко очерченный овал ее лица. Красивые длинные ресницы, как это ни удивительно, были у основания золотыми, а у концов — темно-коричневыми. Под нежной кожей пульсировала жилка, а тонкая шея казалась слишком хрупкой для тяжелой копны шелковистых волос.

Как он любил ее! И как ненавидел себя за все то зло, которое ей причинил. Быть может, судьба даст ему шанс исправить эти ошибки? Утро, которое наступит после этой ночи, покажет, что будет дальше…

Глава 15

— Эй! Встать! Следовать за мной!

Столь откровенно грубый приказ сразу же вырвал Флёр из объятий сна. С какой стати в ее спальню явился этот тип? Где же Иоланда? Почему она не выгонит его вон?

Увы, это была вовсе не ее спальня, и лежала она не среди шелковых подушек, как это обычно бывало при пробуждении. Хотя то теплое, на чем лежала ее щека, отнюдь не ощущалось как неудобное. Оно казалось крепким, эластичным, живым. В растерянности Флёр подняла глаза и увидела перед собой мужское лицо, которому пробивающаяся темная щетина придавала особую, непривычную жесткость.

От обоих углов рта пролегли кверху резкие морщины, а черные глаза были тревожно обращены на дверь у противоположной стены. Ив де Сен-Тессе, граф де Шартьер, человек, за которого король приказал ей выйти замуж, которого она с отчаянием всего своего глупого сердца никогда не переставала любить, держал ее на руках. Но на кого он так смотрит?

Флёр бросила взгляд в направлении двери и увидела королевского лейб-гвардейца, широкая лента на груди которого свидетельствовала о его капитанском чине. Он твердо отдал свой приказ, и его окрик еще звучал в ее ушах. Воспоминания о прошедшем дне окатили молодую женщину с силой холодного душа.

Она находится под арестом! Король подозревает ее в государственной измене! Бегство, с помощью которого она прошлой ночью пыталась обезопасить себя, не удалось. Ее вместе с мужем схватили и бросили в эту темницу!