Люди, жители земли, как они красивы! Но они красивы, когда юны, жизнерадостны, открыты, влюблены. Ах, как потом они некрасиво старятся! Многие становятся злыми, потому что зеркало отражает процесс, в который они вовлечены не по своей воле. Что для человека самое ценное? Здоровье. Но разве человек думает о нем, пока не ощутит боль и слабость. Страшно видеть себя в зеркало стареющим. Вслед за этим видением приходит беспомощность, и если тебе ее нечем победить, ты погиб. А чем ты можешь победить беспомощность?

Любовью. А если ее нет? А если жизнь проходит в поисках и достижении хотя бы ощущения этой любви?

Напротив сидел живой скилетик, однако же, с неестественно выпученным животиком. Она диагностировала ему цирроз. Больной имел возраст весьма преклонный, он читал «20 минут» — периодику, газету, которую у входа в метро раздают по утрам бесплатно. Время от времени мужчина смотрел на нее замасленными глазами. Она едва не рассмеялась. Гормоны у испанцев качественные! В этом она уже успела убедиться с Себастьяном, который проявлял бешеный темперамент. И этот живой трупик туда же!..

Себастьян напоминал о себе по нескольку раз в день. И все бы ничего, он был щедр, ласков, говорил комплименты, каждый день дарил по красной розе, возил ее в маленькие ресторанчики в горах. Из окон раскрывались прекрасные панорамы. Он был гурман, впрочем, все испанцы любители вкусно покушать. Но было в Себасе что-то похотливое, липкое, однообразное, и это ей не нравилось. Он все время закатывал глаза от восторга, пялясь на ее грудь. О, титес, титес! Ми амор, Вики!

Она залезла в словарь, с которым никогда не расставалась. Тьфу, ты! Опять титьки слово не наше! На ум пришло старинное, однако она тут же засомневалась — нет, перси, тоже явно не русское слово.

Она оценила, что Себастьян, превозмогая боль в бедре, у него была травма, после дня работы в Жироне, приехал к ней только, чтобы посидеть в кафе, попить вина и посмотреть на нее и на ее титес, к которым они питал особый интерес. Но она-то к нему интереса особого не питала, ей было скучно, откровенно скучно с ним. Кроме всего, он был женат. А значит, это был не ее объект. Разве, что для разминки.

У него было больше семейство, старая толстая жена, трое взрослых детей и двое внуков. Он их любил до задыхания, и каждый раз показывал Вике новые фотографии своих «ниньос».

Однажды он повез ее в мотель. Вдоль частной трассы, по которой они поднимались в горы, стояли проститутки. Девки молодые и явно славянского происхождения. В мотеле, машина въехала в подземный гараж, двери которого открывали два служителя в униформах, потом другой служащий сопровождал их в номер, официант принес ужин с дорогим валенсийским вином. Сабес был сама — душка. Он подарил ей изящную тоненькую золотую цепочку. А когда дело дошло до постели, Вика едва справилась с вроде бы привычным делом. Себастьян, как мужчина был силен, страстен и нежен. Но в этой чужой, холодной, огромной постели, помнящей сотни потных пар, она ощущала себя элементарной проституткой, снятой с дороги. И это унизительное ощущение не давало ей расслабиться. Сабес заметил это, и пообещал, что больше никогда не повезет ее сюда. Вообщем, он был хороший и понятливый человек.

Часы на мобильнике показывали без пятнадцати десять, и она торопливо зашагала вверх. И вдруг ремешок пляжного шлепанца лопнул. Здравствуйте! Она, как дура, оказалась разутой посреди улицы. В дурацкой юбке, с пакетом в руке, вместо нормальной сумки, и теперь уже босиком. Ее буквально подгоняло время. Но она нажала кнопку домофона ровно в десять. Голос, который ей ответил, был русским и принадлежал Инке. Об этом не трудно было догадаться.

— Я тебя встречу внизу. — Инка произнесла это так, как будто делала ей великое одолжение.

Через несколько минут в вестибюле подъезда — тоже испанское слово, появилось тощее существо, ростом не выше метра пятидесяти, облаченное в полосатую униформу — халатик с передником. Серые хилые волосики не способные украсить столь же серого Инкиного личика были завязаны в пучок. Ногти на пальцах были распластаны, имели лопатообразную форму и Вика про себя, автоматически диагностировала ей заболевание кроветворной системы и сердца.

Инка видела, как новоиспеченная служанка-интеллигентка волнуется. Она посмотрела нее, как на полную идиотку.

— Ничего не бойся. Они люди хорошие. — Утешила снисходительно.

— Я же ничего не умею делать! Я же белоручка! — почти истерически вскрикнула Виктория, вдруг осознав, что сейчас закроется эта дверь и за ней начнется другая жизнь, к которой она была совершенно не готова. И сможет она с этим справится, или нет, неизвестно. Ей было ясно, что требования у синьоры Долорес очень высокие.

— Зачем тогда приперлась сюда, если белоручка? Здесь пахать надо, не знала? И терпеть. Ну, что уже теперь. Не бойся. — Повторила Инка. — Работай и все. Делай то, о чем тебя просят и никакой инициативы.

— Да?

— И готовить я по-испански не умею.

— Бердуру приготовишь. Подумаешь, овощи она отварить не сможет!

— Бердуру? Слово очень похожее на русскую бурду.

— Может быть. Картошку же дома варила, а здесь картошка, морковка, фасоль, лук… Просто отварить и все. Вот такая бурда-бердура. Воду слить, а оливковым маслом они сами по вкусу польют. Долорес покажет, не волнуйся. Она все тебе покажет. И не вздумай им пельмени лепить! Они равиоли едят и конольоносы. Им насрать на наши блины и борщ.

— Ясно.

— Не ясно, а по-испански отвечай — кларо.

— Это что с Кларой связано?

— Оттуда. — Коротко ответила Инка, явно давно постигшая этимологию происхождения слов.

— А теперь ректо…

— Как это ректо?

— Ректальный проход знаешь?

— Прямая кишка, ну?

— По-испански, значит, прямо. А потом директо?

— Вроде…

— Ага. Директор, хорошо нам известный всегда идет только прямо. Поняла?

И они вошли в роскошную квартиру. Из глубины ее вышел человек, крепко сложенный и довольно высокий. Понятно, хозяин.

— Буэнос диас. Я — Виктория. — Отрекомендовалась она.

Мужчина был породист. Но глаза у сеньора Хосе мягкие, приветливые. Он с интересом оглядывал ее, и Вика смутилась. Хорошо, что запасные шлепанцы успела надеть в лифте. Наверное, ни разу в жизни она не выглядела так нелепо в глазах такого интересного мужчины!

Потом они с Инкой снесли в гараж приготовленные для поездки вещи.

— На месяц тряпок, конечно, она набрала больше чем надо. Ну, уж у нее такая манера. Она еще и в Тоссе будет покупать, посмотришь. Любит это дело. Богатая. У нее завод пластмасс, завод шампанского, виноградники, земля, целая деревня налог ей платит.

— А у него? — вставила Вика.

— У Хосе-то? У Хосе ничего нет, кроме мамочки. Он крупный чиновник был, сейчас на пенсии. Химик, в формакологии работал. Мужик умнейший, не голова у него, а дом советов, а денег нет. А мне уже эта Тосса осточертела. Я же тут три года работаю. На машине Долорес поедете. — Сказала Инка. — Новенькая БМВуха, красавица. Смотри, на будущее. Это их паркинг на две машины. Вот они, эта Мерседес Хосе. А это его мотоцикл. Он любит повыпендриваться, хотя самому 62 года. Не молоденький. Но это по-нашему. Хотя для них это не возраст. У них старые кони борозды не портят! Моему мужу 54, ни разу не был женат… до меня.

— Так ты замужем за испанцем?

— Ну, да. Год назад вышла. А много лет назад, еще студенткой я ходила замуж за кубинца.

— Вон что! — протянула она, понимая, откуда у Инки такой перфектный испанский.

— У меня дома, в Ровно, дочь 18 лет, красавица.

Теперь можно было легко догадаться, почему Инка приперлась в Испанию.

Месяц август в курортном городке Тосса де Мар пролетел для нее, как ветерок над зелеными холмами. Апартаменты хозяев находились на первой линии у моря. Это была скромная и одновременно достойная квартира в стиле хай-тэк, где было все, что необходимо культурному человеку. С великолепного балкона открывался волнующий вид на море и желтый пляж, вдали на волнах качались многочисленные барки. Море было синим и зеленым, в зависимости от времени дня и солнца. С другой стороны Тоссу обнимала гряда невысоких зеленых холмов.