Ауд пошла дальше. Август опустился на колени возле мертвой женщины. Агриппа доковылял до императора. Полководец был весь в крови, лицо его прорезали новые морщины.

— Я нашел ее на поле боя, — сказал он.

Кто-то взял Августа за пальцы. Он удивленно поднял голову и увидел Селену. Она оказалась выпачкана в грязи, на ресницах таяли снежинки. Он сразу узнал ее. Августа захлестнула волна скорби.

— Империя победила, — дрожащим голосом произнесла она. — И я — римлянка. Я пойду с тобой.

Не оборачиваясь на тело матери, она повела Августа по склону холма.

— Мы одержали верх, — прошептала она. Август заплакал.

А сейдкона склонилась над царицей, тяжело кашляя. Ее собственная судьба, переплетенная с остальными, истончилась. Она видела в свете зари ее оборванный потрепанный конец.

Клеопатра казалась умиротворенной. Куда она отправилась? — подумала сейдкона. Кто из богов забрал ее?

Ауд повернула прялку, чтобы намотать на нее нить царицы. Она со стоном распутала ее. Силы стремительно исчезали.

Вдруг по облакам пробежала рябь, и начали сменяться времена года. Дни превращались в ночи. Растаяли звезды, появилось солнце, а потом исчезло и светило. Сейдкона продолжала трудиться. Она сплетала узор полотна судьбы, основу и уток будущего, держа за края саму Вселенную.

Наконец, она встала и направилась к историку.

Она практически закончила все, что требовалось.

Николай в оцепенении уставился на Ауд. Из его рваной раны, тянувшейся от плеча до запястья, сочилась кровь. Он не мог заставить себя двигаться.

Ему хотелось умереть.

Поле брани усеивали трупы, над которыми кружили стервятники, собираясь вскоре приземлиться.

Растрепанные пряди сейдконы развевались подобно белому туману. Северянка улыбалась. Она прикоснулась к губам Николая посиневшими пальцами.

Он напрягся и понял, что плачет. Слезы замерзали на его щеках. Одна упала на землю, разбившись вдребезги. Он наклонил голову, отдаваясь колдунье.

Пусть она сделает то, что нужно. Он лишится своих мыслей. Она может взять и его самого, и все миры, за которые он цеплялся.

— Нет, — раздался ее голос в его голове. — Ты ничего не забудешь.

Ее серебристые глаза пригвоздили его к земле.

— Ты поведаешь миру эту историю. Ты ее напишешь.

Сейдкона занесла прялку над его головой.

Едва та коснулась лба Николая, разум его открылся. Он почувствовал, как воспоминания катятся в разные стороны подобно стеклянным шарикам и теряются на границах сознания.

Прежний Николай перестал существовать.

Теперь он все понял. Знания переполняли его, повергая в ужас, и им не было конца. Любовь и скорбь. Смерть и отчаяние. Голод. Кровопролитие. Солдаты, надевающие доспехи и затачивающие мечи. Дети, пробуждающиеся ото сна. Матери с младенцами. Львицы, преследующие добычу. Истории мертвых и живых. Чужие воспоминания теперь принадлежали ему. Он закричал. Череп будто раскалывался от переполняющего его содержимого. Казалось, что он больше ничего не вместит. Но он смог.

Он познал миллионы судеб. И стал единственным, кто будет помнить.

Плача, он бросился бежать. Пока он пересекал поле боя, рана начала затягиваться. Значит, Ауд-колдунья переплела его нить с чем-то еще. Сегодня не умрет.

У него появилась цель.

Николай превратился в хранителя истории. Он поведает людям о змеях, солдатах, египетских и римских богах. Он расскажет о царице и ее любимом, об их детях и призраках Аида.

Все это было заключено внутри него.

Он обрел свое предназначение.

Мир узнает о Клеопатре.

Император, хромая, прогуливался по саду у подножия Везувия. Ветер трепал его одежду, холодя старческую кожу и ероша редкие волосы. Ему чудилось нечто знакомое… Вероятно, расположение звезд походило на татуировку, которую он видел на какой-то женской спине. Август попытался вспомнить подробности, но тщетно. Это прошло, как мимолетный давний сон. Он издал мрачный негромкий смешок, прозвучавший как хриплый кашель. Разум его стал подобен океану. Мечты и стремления утонули в соленой воде, населенной тенями. Он больше не мог отличить правду от вымысла. Реальность и воображение перепутались.

Императору исполнилось семьдесят шесть лет, из которых почти сорок четыре он правил Римом. Сегодня было девятнадцатое августа. Этот месяц он назвал в свою честь. В памяти возникли летние дни, проведенные в Александрии. Тогда был жив Антоний… А он пережил своего врага, бывшего друга и кумира. Почему тот возник в его памяти? Да, Август действительно вступил в мавзолей и…

Нет. Не следует думать об этом.

Еще одно воспоминание — август следующего года. Поле боя у озера. Тигриный рев и пустота в том месте, где билось его сердце. Падающие снежинки. Крик богини. Его прекрасный неприятель — Клеопатра, истекающая кровью на земле. Что она сделала с ним? Что за странное чувство он ощутил? Его душа…

Он до сих пор пребывал в неведении.

Древняя старуха-северянка коснулась прялкой его лба. Она стерла его историю и заменила ее неизвестностью.

Он бежал обратно в Рим, где служил империи и народу. Он был потрясен происшедшим и запер Врата Януса, принеся спокойствие своей стране. Он отдал долг воина и внес плату. Однако его собственная жизнь не стала мирной.

Теперь Рим был его единственным наследником. Юлия, родная дочь, предала отца. Она завела роман с последним оставшимся в живых сыном Марка Антония. Девушка приносила жертвы старым богам, обнаженная танцевала в городских храмах и предлагала себя каждому. Юлия не снимала кольцо с изображением Гекаты. Перстень, по ее же словам, она нашла во дворце.

Август изгнал ее из столицы и приказал убить ее любовника. Свершившееся наказание не облегчило его страданий. Всего за несколько часов до прогулки он велел казнить своего внука, младшего сына Юлии. Отец мальчика был неизвестен, и император не мог рисковать, что Рим унаследует потомок старого недруга. Он должен передать бразды правления Тиберию, своему пасынку. Хотя он не любил юношу и не доверял ему. Но другого варианта не было. Остальные его наследники уже умерли. Род его, увы, прервался.

Сильно заныла грудь.

Он изгнал и друзей. Отослал прочь биографа Николая Дамасского, когда тот вручил императору экземпляр своей рукописи об истории Вселенной.[46] Она раздражала его. Даже те части, которые непосредственно касались Августа, надиктованные им самим, казались ему странными и дикими. Неужели он говорил во сне?

Он отправил Овидия в изгнание, на берег Черного моря. В его поэме «Метаморфозы» женщины становились зверями, а животные — дочерьми человеческими. Боги ходили среди людей, напоминая Августу о…

О чем?

Кто-то будто нашептывал Овидию на ухо секреты, посвящал в тайны и загадочные откровения. Но какие?

В конце концов Август сжег пьесы, стихи и биографии. Он стоял на ступенях Палатина с факелом в руке и смотрел на пылающие страницы. Он не знал, что именно он пытается скрыть, — просто уничтожал все подряд, включая и свои же сочинения.

Он оставил лишь пророчества сивилл, но подверг их цензуре, вырезая ножом оскорбительные фразы и абзацы. Но один кусок врезался ему в память.

«Вдовствовать не суждено тебе, но ложе разделишь ты с воинственным львом, который людей пожирает. Будешь ты счастлива и в мире известна — та, кто в сердце своем одно бесстыдство имела. И почести ей воздадут у гроба, который еще при жизни построил умелец искусный. Многие здесь соберутся твою кончину оплакать. Царь на могиле твоей притворно стенает, зная, что в царство мертвых тебя он отправил живую. Будешь души лишена ты, однако сосудом для чего-то бессмертного станешь. И гнев твой будет по-прежнему страшен. И царские падут города, так за обиды твои сотворишь ты отмщенье».

Он в смятении искромсал фрагмент, добавляя и убирая слова, полностью изменив смысл предсказания. Он нутром чуял нечто знакомое, но был не способен проникнуть в суть пророчества и страшно злился. Он отошел от стола, побагровев от безумного гнева. Он и сейчас недоумевал, почему его обуяло такое раздражение.