— Опять, — прошептала она, а в ее глазах застыли слезы. Антоний осушил их поцелуями.

Они занимались любовью много часов подряд. Оба не обращали внимания ни на шум за окнами, который становился все громче, ни на музыку, смех, крики и улюлюканье.

— Я — твоя, — твердила она. Он верил ей, черпая в ее словах силу.

— А я — твой, — отозвался он. — До последнего вздоха.

— А потом? — спросила она.

— И потом, — ответил он, прижимая ее к себе. Он ощутил, что его сердце бьется в унисон с ее сердцем.

На рассвете Антоний поцеловал Клеопатру на прощание и, собрав остатки войск, повел их через Канопские ворота к ипподрому. Он был преисполнен решимости достойно встретить смерть.

Со склона холма открывался вид на гавань. Галеры его флота отважно рассекали волны наперерез кораблям Октавиана. Вероятно, Клеопатра права. Они еще могут победить.

Он вскинул кулак, готовясь издать боевой клич, но на галерах вдруг подняли весла, приветствуя противника. Мгновение спустя над Египетским легионом Антония взвился римский флаг, и он присоединился к флоту Цезаря. Две армии согласно устремились обратно к Александрии, чтобы атаковать город объединенными силами.

Он обернулся за советом к командующему египетской конницей, и тот лишь одной фразой положил конец войне.

— Клеопатра принадлежит Риму, — провозгласил тот. — Египетская армия пойдет за царицей.

— То есть как? — переспросил Антоний.

Слова не укладывались у него в голове. Войска подчинялись Антонию, а Клеопатра жаждала отстоять свой город.

В глазах военачальника промелькнула жалость.

— Царица предала тебя. Мы тебе больше не подчиняемся.

— Лжец! — воскликнул Антоний, выхватывая меч из ножен, чтобы зарубить наглеца. Однако тот уже умчался прочь в сопровождении своих людей. Марк Антоний остался в безнадежном меньшинстве с кучкой последних верных ему солдат. Новая измена — египетские конники переметнулись к римлянам. Но они не стали брать его в плен. И убивать тоже. Почему? Чьим приказам они подчинялись?

Разумеется, не ее. Она никогда бы так не поступила.

Он швырнул горстку оставшихся пехотинцев на силы Октавиана поблизости от ипподрома. Но был вынужден отступить и укрыться у городских стен, холодея от забрезжившего прозрения. Антоний пошатнулся, едва замечая, что следом за ним в ворота хлынули вражеские войска.

Предательство. Слово жгло грудь каленым железом.

«Я твоя», — клялась она. Она лгала.

Никакого другого объяснения произошедшему не имелось.

Клеопатра повелела египетским легионам бросить его, приказала его же собственным людям отказаться от него. Продала его, чтобы спасти свою шкуру.

Что она получила взамен?

Наверное, она поступила с Октавианом точно так же, как и с Юлием Цезарем, когда он вступил в Александрию. Тайком пробралась в его лагерь и обольстила. Цезарь посадил ее на трон. Октавиан при верном подходе вполне мог позволить ей править и дальше. Ведь в войне личных интересов было замешано гораздо больше, чем политических. Октавиан хотел обесславить Антония и нанес ему точный удар — завладел его женой и войсками. И выставил его, одинокого и поверженного, на всеобщее посмешище?

Его люди сомкнули вокруг него кольцо, увлекая в лабиринт Старого города и загораживая своего полководца щитами.

— Что же ты делаешь?! — выкрикивал он снова и снова. Телохранители, вжимающие Антония в осыпающееся здание, ощетинились мечами и молчали. Они не знали, обращался ли он к царице или к себе самому.

Царица Египта заставила себя глубже вонзить острие ножа в ладонь. Из раны медленно выступила кровь, а вместе с ней возникло странное и пугающее чувство. На миг ее охватило ощущение — будто она отрезана от всего, что любила, навеки заперта в стенах мавзолея. Она замерла, силясь унять сердцебиение.

Нет. Глупости и пустые страхи, а времени у нее в обрез. Клеопатра решительно полоснула ножом, кровь потекла по пальцам в подставленный кубок.

Она посмотрела на надрез между линиями жизни и сердца, пытаясь не дрожать. Она поступает правильно.

Другого выбора нет. Враг разбил лагерь у Ворот Солнца. Силы противника намного превосходят численностью горстку последних защитников Александрии.

Клеопатра должна исполнить обряд или потеряет свое царство. Когда-то ее страна являлась краем чародеев и богов и будет им снова. Она не сдастся.

Она стояла в центре замысловатого многогранного символа, состоящего из бесчисленных цветных иероглифов, — с распущенными волосами, расписанными босыми ногами и жирно подведенными сурьмой глазами. В каждой вершине многогранника возвышались пирамидки из смолотых в мелкий порошок бесценных ингредиентов — слоновой кости, корицы и лазурита. Еще секунда, и они развеются в воздухе от легкого дуновения. В одном конце — скарабей, нарисованный малахитовой пылью, в другом — солнечный диск из шафрана. Над натертыми до блеска металлическими плошками, расставленными по всей комнате, клубился сладко-едкий дым курений. Корона Клеопатры с тремя золотыми кобрами сияла в свете ламп.

Мраморный пол холодил босые подошвы ног, и она поежилась. Только ее собственная кровь, стекающая с пальцев, была единственным источником тепла. В мавзолее находилась лишь Клеопатра. Она воздвигла его вместе с Антонием. Самое надежное убежище в Александрии… Во всяком случае, она на это надеялась. Верная служанка стерегла лестницу, ведущую на второй этаж здания, хотя особой нужды в том не было. Крипта, задуманная не только как усыпальница, представляла собой крепость. На нижнем уровне отсутствовали и окна, и двери. Сплошные толстые и гладкие каменные стены. Зарешеченное окно, расположенное на высоте сорока с лишним локтей, соединяло первый и второй этажи. А добраться до него можно было исключительно изнутри. Строительство не успели завершить: Клеопатра с Антонием не рассчитывали, что убежище понадобится им так скоро. Но и недостроенный мавзолей являлся неприступным убежищем.

Вокруг громоздились несметные сокровища Александрии, военная казна Египта, а также горшки с зажигательной смесью, папирусы и древесина. Если что-нибудь пойдет не так, как Клеопатра планировала, огонь займется в мгновение ока.

Все было готово. Не хватало только Антония. Он был сейчас неведомо где — за городскими стенами, упрямо и отчаянно обороняясь от захватчиков. Он должен находиться рядом с ней!.. Время истекало. Еще два часа назад она отправила к мужу гонца с сообщением, что еще не все потеряно и она ждет его в мавзолее. Антоний не появился.

Она запретила себе думать о том, что это могло означать.

Утром она проснулась первой. Глядя на него спящего — на морщинки на его лице, седину в волосах, многочисленные рубцы и шрамы на теле, — она ощутила себя самой обычной женщиной, а не царицей. За последний год Антоний постарел. Сквозь черты, в которых Клеопатра всегда видела отвагу и мужество, теперь проступил облик усталого человека, простого смертного. Теперь отступать уже поздно. Но при мысли о том, что готовит им наступивший день, сердце у нее забилось от нерешительности. Она собиралась пробудить к жизни древние таинственные силы.

Клеопатра не сказала Антонию о своем намерении. Она знала, что он не одобрит ее затею, и не хотела с ним спорить. Она царица, и ей решать. Египет — ее страна.

И все же, глядя на лежащего в постели Антония, она испугалась. Возможно, она поступает безрассудно? А если она никогда больше не обнимет детей, не поцелует мужа? Те жуткие силы затаились и не подавали знаков многие тысячи лет. А вдруг у нее ничего не получится?

Клеопатру охватило нестерпимое желание растормошить Антония и бежать вместе с ним из города, прихватив с собой детей. Но не успела она положить руку ему на грудь, как он открыл глаза.

— Мы выиграем войну, — произнес он и улыбнулся.

Его решительный настрой напомнил Клеопатре об ее обязанностях, ответственности перед каждым египтянином и короной. Никакого бегства. Она должна спасти свое царство.