Напуганная и сбитая с толку, она поспешила повиноваться. Джонатан накалил острие своего кинжала на племени свечи.
– Я теряю драгоценные минуты, но ничего не поделаешь. Вы готовы?
В ответ Бертранда протянула ему руку. Маргарет вздрогнула, когда он аккуратно надрезал подушечку пальца крест-накрест и выдавил кровь. Потом поднял голову, и она встретилась с его мрачным взглядом.
– Да что случилось, ты можешь сказать?
– Дай чистую тряпку, – все, что он ответил. Маргарет торопливо протянула ему свой свежий носовой платок.
Черты лица Джонатана смягчились, когда он заговорил со старой француженкой, продолжая держать ее забинтованную руку.
– У меня плохие новости для вас, мисс, но я знаю, вы предпочтете их неведению. Только что мальчишка из Шеффилда привез Джейн письмо, оно от Роберта. Сейчас я прочитаю его.
Маргарет судорожно стиснула руки, глядя, как муж достает из кармана мятый лист бумаги с торопливо нацарапанными строками.
«Дорогая Джейн, – читал Джонатан глухим голосом. – У меня всего несколько минут, чтобы написать тебе. Мальчишка, который привезет эту записку, точнее расскажет, где я нахожусь, знаю только, что где-то в Шеффилде. Хочу предупредить, что испанцы вернут манжету с булавками, отравленными ядом кураре, если я правильно расслышал. – Джонатан сжал руку француженки, не поднимая глаз от письма. – Очень боюсь, что письмо опоздает, дорога длинная. И еще: дон Луис де Альварес из испанской торговой делегации – главный инквизитор Нидерландов, а не купец. Он возглавляет заговор против королевы. Это по его приказу меня выкрали такие же негодяи, как я, да покарает меня Господь, и держат под замком. Судьбы своей не знаю, но готов принять любую, лишь бы спасти ее величество. Они почему-то думают, что я выдал их, и зверски избивают меня, чтобы дознаться. А я только жалею, что раньше этого не сделал, а сейчас, может быть, уже поздно. У меня словно раскрылись глаза на то, что я сотворил. Молю Бога и тебя о прощении. Прощай. Твой Роберт. Хотя бы мальчику удалось добраться».
– О нет! Джонатан, нет! – Дрожа, Маргарет сжала виски ладонями, и письмо, и то, что ждет Бертранду, казалось кошмаром.
Закрыв лицо, беззвучно плакала Мари.
– Прошу тебя успокоиться, Маргарет, – приказала Бертранда и рассудительно спросила: – А эта процедура может мне помочь, капитан?
– Увы, кураре очень сильный яд, поэтому я не очень уверен. Теперь нам ничего не остается, только ждать.
– Сколько, по-вашему, у меня времени? – хладнокровно и деловито спрашивала Бертранда.
– Если яд успел проникнуть в кровь, он делает свое дело за полчаса.
– Бертранда, дорогая моя, – обнимая плачущую Мари, Маргарет склонилась к подруге. – Я не могу поверить. Мне придется смотреть, как этот негодяй забирает у меня мою…
– Non, non, ma chere, – Бертранда взглянула на нее без тени страха на лице. – Не надо расстраиваться так сильно. Неужели ты не понимаешь? Милостивый Господь устроил так, чтобы и королева не пострадала, и мне пришло благословенное спасение от боли.
– Разве тебе так уж плохо? – расплакалась Маргарет. – Ты ведь никогда не жаловалась.
Бертранда похлопала ее по руке.
– Плохо, мой друг, очень плохо. Я чувствую, что конец уже близок, но без этой помощи мне пришлось бы помучиться… Как действует яд? – спросила она Джонатана с полным самообладанием.
– Вы будете слышать все вокруг, пока сердце не остановится, но не сможете говорить. Думаю, он не вызовет боли.
– Хорошо. Маргарет, возьми свою подушку и сядь рядом, – Бертранда роняла с губ точные указания, не теряя присутствия духа. – Мари, девочка, возьми Пэйшенс и сядь с другой стороны. Капитан, мне очень хотелось бы, чтобы вы с графом тоже были здесь. Mon amie, ты должна закончить эту манжету, чтобы королева смогла ее надеть, – наказала она Маргарет, которая, плача, вернулась к ней с подушкой. – Мари, ты здесь?
Пэйшенс почти заснула в передней комнате. Мари принесла девочку, и она поцеловала Бертранду в щеку, затем уютно устроилась рядом со старой женщиной и снова уснула.
– А теперь, Маргарит, спасай королеву и Англию своими волшебными руками. Я буду следить в уме за узором в последний раз. Скажи мне, когда будешь готова.
Комок в горле помешал Маргарет ответить сразу. Бережно положив руку Бертранды на кровать, она взяла коклюшки и начала работать.
– Я подхожу к концу узора, – с трудом говорила она. – Помещаю булавку в первую петлю и возвращаюсь, чтобы сделать закрывающие стежки.
– Да, да, я словно вижу это. Продолжай, Маргарит. – Бертранда сжала ее руку у запястья.
Преодолевая себя, Маргарет продолжала плетение, даря подруге желанное наслаждение. Она торопливо работала, время от времени вытирая набегавшие слезы, бросая взгляд на подругу. Очевидно, яд уже начал свое милосердное действие, и боли прекратили терзать Бертранду: губы перестали сжиматься, и лицо выглядело моложе и безмятежнее.
– Сколько еще осталось? – ровным голосом спросила француженка.
– Я уже начала последний ряд.
– Хорошо. Слушай, что я скажу. Я хочу, чтобы ты знала это. Я благодарю судьбу, которая свела нас в чужом для меня краю. Ты освещала последние годы моей жизни, и я не боюсь умирать, потому что вместо меня в этом мире появилась новая мастерица… Ты работаешь?
– Да, ma tante, – отвечала Маргарет, глотая слезы, – осталось еще немного.
– Не оставляй работу, даже если я уйду раньше. Пусть она будет нашей общей победой. Благословляю вас всех, живите в ми…
Бертранда замолчала, но рука ее сжимала запястье Маргарет. Прошло несколько минут и вдруг пожатие старой француженки ослабло. Не в силах совладать с горем, Маргарет выпустила коклюшки.
– Она еще может нас слышать, – прошептал Джонатан. – Пусть каждый из нас скажет ей прощальные слова. Ваша честь, прошу вас первым.
И старый граф сделал то, чего совсем недавно от него нельзя было ожидать: он преклонил колени перед скромной деревенской женщиной и поцеловал ее руку, что-то шепча. За ним последовал Джонатан. Потом к груди той, которая заменила ей добрую и заботливую мать, припала Мари. Девушка подняла безвольную руку тетушки и погладила ею по кудрявой головке Пэйшенс.
Стараясь сдерживать слезы, Маргарет прижалась лицом к пока живым рукам бесконечно любимой подруги и учительницы, затем погладила Бертранду по щекам и прошептала на ухо слова нежной благодарности и любви.
Грудь Бертранды еще вздымалась, глаза были закрыты. Маргарет и Мари держали ее за руки, пока Бертранда не вздохнула в последний раз.
Маргарет сложила руки умершей на ее груди, поцеловала их и, сжав губы, ожесточенно принялась за работу. Джонатан стоял за ее стулом, держа за плечи.
Наконец Маргарет крепко сшила края и встряхнула готовую манжету.
– Бертранда, дорогая, мы закончили с тобой работу, – прошептала она, склонившись над подругой, – я попрошу отнести манжету королеве.
– Маргарет, – тихо отозвал ее в сторону Джонатан. – Мне тяжело говорить это, но тебе придется самой вручить манжету королеве, потому что она непременно потребует позвать тебя. Приведи себя в порядок и надень бальное платье. Королева не должна ничего заметить.
– Но как же я пойду сегодня на бал? – Маргарет подняла на мужа заплаканные глаза.
– Понимаю, Маргаритка, но не обязательно быть там все время. Передашь королеве манжету, появишься в зале. Пусть она какое-то время видит тебя среди людей, а потом потихоньку исчезнешь. Тем более что на бал должны приехать испанцы, и я хочу, чтобы ты была от них подальше, особенно от Альвареса.
– Испанцы? – насторожилась Маргарет. – Понимаю, они не упустят случая полюбоваться на свою работу… И что же, вы отпустите этого негодяя как ни в чем не бывало?
– Видишь ли, – слегка замялся Джонатан. – Мы еще ничего не решили, просто не было времени посоветоваться, ведь письмо Роберта пришло так неожиданно.
По тому, как муж старательно отводил глаза, Маргарет догадалась, что он о чем-то умалчивает. Сделав вид, что ничего не заметила, она все-таки кинула пробный камень:
