Страх вернулся, но страх волнующий и захватывающий.

Чандос знал, что она испугана. Как только его одежда была сброшена, он тут же раздвинул ее ноги, лег на нее своим длинным телом и продвинулся по ней выше, пока она не почувствовала, как конец его мужской плоти коснулся ее. А потом он застонал, и его губы впились в ее уста. Он вошел в нее, заглушая ртом ее вскрик от боли и принимая своим телом ее дрожь.

Он вошел в нее глубоко и наполнил собой, но боли больше не было. Делая это, он беспрестанно целовал Кортни, пытался языком добиться ответа. Он держал ее так нежно, взяв лицо девушки в ладони, лаская, скользя грудью по ее груди.

Долгое время двигались только губы и руки Чандоса, а затем, когда наконец в движение пришли и его бедра, Кортни издала разочарованный звук. Ей нравилось ощущать его внутри себя, и она подумала, что все закончилось. Очень скоро она поняла, что ошиблась. Он входил в нее и выходил, мощно, но необычайно бережно.

– Да, да, котенок, не сдерживайся, – проговорил он, не отрываясь от ее рта, когда она заурчала от изысканного удовольствия.

Она застонала громче, более не в силах сдержаться. Она обвила его руками, ее бедра поднялись ему навстречу. Она почувствовала: чем выше она поднимала ноги, тем глубже он входил. Она поднимала их все выше и выше, пока не взорвалась неожиданным, невероятным, пульсирующим экстазом, вырвавшим из нее его имя.

Она не осознавала, что Чандос все это время наблюдал за ней, что только в этот миг он отдался страсти, которую сдерживал так долго.

Весь следующий день Кортни переполняла любовь. Ничто не тревожило ее – ни жара, ни насекомые, ни однообразие езды. Ничто не могло омрачить ее блаженства.

Спустя два дня она уже не была в этом так уверена. Спустя три дня она уже думала иначе. Нет, она не могла любить такого несносного мужчину, как Чандос. Вопреки доводам разума ее тело продолжало желать его, за что она презирала саму себя, но она не могла любить его.

Больше всего Кортни раздражало, что он опять сделался загадочным. Он овладел ею, довел ее до вершин наслаждения, после чего опять стал относиться к ней с прежним безразличием! Этого она понять не могла.

Что ж, нужно было взглянуть правде в глаза. Ее использовали. Все, что Чандос говорил ей той ночью, было ложью, каждое слово. Он удовлетворил похоть, и она ему больше была не нужна.

Вечером на седьмой день путешествия они пересекли еще одну реку, как и предсказывал Чандос. Кортни промокла, поэтому решила тайком искупаться после ужина. Купание доставило ей особое удовольствие, ведь она ослушалась указаний Чандоса.

Когда она вылезла из воды, в липнущем к телу белье и с мокрыми волосами, то вдруг, даже не увидела, а почувствовала, что не одна. На мгновение ее сердце остановилось, а потом она заметила его. Это был Чандос. Впрочем, особого облегчения она не испытала. Он сидел на корточках в тени дерева и наблюдал за ней – не известно, как долго.

Он поднялся и вышел из тени навстречу ей.

– Иди сюда, Кошачьи Глаза.

Он не называл ее так уже три дня, и таким хрипловатым голосом тоже не разговаривал. Чандос опять обращался к ней «леди»… если вообще заговаривал с ней.

Ноздри Кортни затрепетали, глаза вспыхнули.

– Иди к черту! – крикнула она. – Я не дам тебе снова мною пользоваться.

Он сделал еще один шаг к ней, и Кортни попятилась обратно в воду. Она бы пошла и дальше, но он остановился. Девушка смотрела на него, всем своим видом выражая воинственность. Потом он выругался на своем непонятном языке, развернулся и ушел в лагерь.

Она сделала это! Отстояла свои права, проявив мужество и уверенность в себе.

Кортни решила пока не выходить из воды, хоть ее уже и начала бить дрожь. Дело было не в том, что она боялась показаться Чандосу на глаза. Просто она хотела дать ему время остыть. Поэтому когда со стороны лагеря донесся звук выстрела, Кортни не пошевелилась. Она ведь не глупая. Если он решил таким хитрым образом заставить ее бежать в лагерь, значит, еще не успокоился.

Прошло еще десять минут, прежде чем Кортни заволновалась. А что, если она ошиблась? Он мог пальнуть в какое-нибудь дикое животное. Или кто-то мог выстрелить в самого Чандоса. Его могли убить!

Кортни выбежала из воды. Но не помчалась вверх по склону в чем была. Она переоделась из мокрого белья в сухое и надела бежевую юбку в белую полоску с белой блузкой, которую недавно зашила. Все остальное она понесла в руках, включая ботинки, еще влажные после перехода через реку. Надеясь не наступить на что-нибудь ползучее или ядовитое, она поспешила к лагерю.

Кортни бежала, пока не различила свет от костра, потом предусмотрительно сбавила скорость и остаток пути осторожно пробиралась вперед, присматриваясь и прислушиваясь. И все равно она чуть не наступила на змею, как назло попавшуюся ей под ноги. Змея была длинная, красновато-коричневая, с пятнами медного цвета, явно ядовитая. Змея была мертва, но Кортни все равно вскрикнула.

– Ты что? – донесся голос Чандоса, и ее облегчению не было предела.

Она бросилась на голос и бежала, пока не увидела его. Он был жив, и он был один. Он сидел у костра и…

Кортни остановилась как вкопанная. Кровь отхлынула у нее от лица. Чандос сидел без одного ботинка, брючина на этой ноге была разорвана до колена, и кровь стекала по задней стороне икры, где он зажимал небольшую рану. Его ужалила змея!

– Почему ты не позвал меня? – воскликнула она в ужасе от того, что он пытается сам себя спасти.

– Ты так долго шла после выстрела. А если бы я тебя позвал, ты бы пришла?

– Пришла, если бы ты сказал, что случилось.

– Ты бы поверила?

Он знал, о чем она думала. Как он мог спокойно сидеть и… Нет, ему лучше оставаться на месте, иначе яд распространится быстрее.

Кортни бросила на землю вещи, кинулась к Чандосу и расстелила рядом с ним его скатку. Сердце выскакивало у нее из груди.

– Ложись на живот.

– Не указывай, что мне делать, женщина.

Она вздрогнула, услышав, каким грубым тоном это было произнесено, но потом поняла, что это, наверное, из-за боли, которую он испытывал. На его голени расползалось широкое пятно ярко-красного цвета. Он крепко перетянул ремнем ногу на несколько дюймов выше укуса, который пришелся точно на середину голени. Несколько дюймов ниже, и змеиный укус пришелся бы не на ногу, а на ботинок Чандоса. Вот уж не повезло так не повезло!

– Ты высосал яд?

Глаза Чандоса, горевшие ярче обычного, впились в нее.

– Ты что, не видишь, женщина? Если думаешь, что я могу достать туда ртом, ты сумасшедшая.

Кортни снова побледнела.

– То есть ты даже не… Нужно было позвать меня! То, что ты делаешь, это последнее средство!

– Можно подумать, ты знаешь, что в таких случаях делать, – огрызнулся он.

– Знаю, – запальчиво произнесла она. – Я видела, как отец лечил змеиные укусы. Он доктор и… Ты уже ослаблял ремень? Его нужно ослаблять примерно раз в десять минут. О, прошу тебя, Чандос, ляг, ради всего святого. Я уберу яд, пока еще не поздно!

Он смотрел на нее так долго, что она уже начала думать, что он откажется. Но он, пожав плечами, лег на скатку.

– Разрез сделан хорошо, – сообщил он ей слабеющим голосом. – Это я смог сделать. Но я не смог достать туда ртом.

– Ты, кроме боли, ничего не чувствуешь? Слабость? Тошнота? Видишь хорошо?

– Так кто, ты говорила, был доктором?

У нее отлегло от сердца, когда она увидела, что Чандоса не покинуло его странное чувство юмора.

– Чандос, будет хорошо, если ты ответишь на вопросы. Мне нужно знать, проник яд в твой кровоток или еще нет.

– Ничего из вышеупомянутого я не чувствую, леди, – вздохнул он.

– Что ж, это неплохо, учитывая, сколько времени прошло.

Но почему-то Кортни казалось, что он сказал неправду. Если бы Чандос чувствовал слабость, разве он признался бы?

Она подсела к его голени и безо всякой брезгливости приступила к делу – нужно, значит, нужно. Но ее пугало то, что после укуса прошло так много времени.