Они были связаны с того самого дня, когда он впервые увидел ее, связаны тем, что он выстрадал, и что предстояло выстрадать ей. Когда он сохранил ей жизнь, она стала частью его жизни. Она этого не знала. И у нее не было причин подозревать его.

Было ошибкой приезжать в Рокли проверять, не уехала ли она куда-нибудь. Еще большей ошибкой было спасать девушку от ее собственной глупости. Он не отвечал за нее. Он хотел одного: освободиться от этого непонятного влечения, разорвать нити, связывавшие их. Вместо этого он повез ее в Уэйко. Да, он точно тронулся рассудком.

– Чандос?

Он вытер с лица остатки пены, взял рубашку, висевшую на луке седла и, надевая ее, повернулся к Кортни. Она сидела у костра и выглядела очень женственно. В одной руке жестяная чашка, в другой – кусочек печенья. На лице – горячий румянец. Она смотрела не на него. Ее взгляд был устремлен на просторы вокруг них, лишенные кустов и деревьев. Он сразу догадался, что ее терзает, но решил дождаться и посмотреть, что же она будет делать.

Ее глаза скользнули по нему, потом снова метнулись в сторону.

– Кажется, я… у меня… то есть я хочу сказать… Ладно, не обращай внимания.

Его глаза весело заблестели. Она была невероятной. Она предпочитала страдать, лишь бы не говорить вслух о том, что она, несомненно, считала запретной темой.

Он подошел к огню и присел на корточки рядом с ней.

– С этим нужно что-то делать, – сказал он, убирая прядь волос с ее плеча.

Взгляд Кортни приковала к себе его бронзовая грудь и черные волосы на ней. Ему не стоило подходить к ней в незастегнутой рубашке. Впрочем, предположила она, ей, видимо, придется привыкнуть к его невоспитанности, если она собирается путешествовать с человеком, для которого такого понятия, как благовоспитанность, просто не существует.

– Хорошо, – застенчиво промолвила она, после чего вытащила из кармана булавки, которые собрала со скатки, быстро скрутила из длинной волны медово-каштановых волос узел и закрепила его на затылке. Чандос внимательно следил за ней, пока она старательно отводила от него глаза. Он решил, что будет держаться от нее подальше.

– Я поеду вперед, – коротко произнес он и, когда ее глаза встревожено метнулись на него, добавил: – Не задерживайся, а то потом будет трудно догнать.

Он собрал кофейник и свою оловянную кружку, затоптал огонь, и ускакал. Кортни громко вздохнула с облегчением. Теперь у нее будет несколько минут уединения, чтобы ответить на зов природы.

А потом вдруг она поняла, что Чандос догадался о ее затруднении. Боже, как унизительно. Что ж, придется ей приструнить свои нежные чувства и как-то приспособиться к путешествию с мужчиной.

Боясь не догнать Чандоса, времени она не теряла, поэтому, покончив со своими делами, сразу же поехала за ним.

Девушке можно было не волноваться. Он оторвался от нее примерно на четверть мили, не более. Чандос сидел на лошади лицом на запад и даже не удосужился оглянуться назад, когда она подъехала. Когда она остановилась рядом с ним, он посмотрел на нее и протянул тонкую полоску вяленого мяса.

– Пожуй. Продержишься до следующего привала в полдень.

Значит, он знал, как ее мучает голод. Теми двумя печеньями Кортни не наелась. Еще бы, ведь она не ела со вчерашнего утра.

– Спасибо, – тихо сказала она, опустив глаза.

Но Чандос не поехал дальше. Он смотрел на нее. Наконец ей пришлось поднять на него взгляд и посмотреть в его красивые голубые, как всегда непроницаемые глаза.

– Это твой последний шанс вернуться, леди. Ты это понимаешь?

– Я не хочу возвращаться.

– Ты правда понимаешь, во что ввязываешься? Там ты не найдешь ничего даже отдаленно похожего на цивилизацию. И я уже говорил, я не нянька. Не жди, что я стану что-то делать для тебя, если ты можешь сделать это сама.

Она медленно кивнула.

– Я позабочусь о себе. Я прошу только защитить меня, если понадобится. – И добавила неуверенно: – Ты ведь сделаешь это, правда?

– Сделаю все, что смогу.

Она вздохнула, когда он отвернулся от нее, чтобы спрятать пакет с вяленым мясом в сумку. По крайней мере, этот вопрос решился. Теперь, если бы он еще перестал вести себя так, будто она силой втянула его в это, они могли бы поладить. По крайней мере, он мог бы перестать называть ее «леди», что из его уст больше напоминало насмешку, чем выражение учтивости.

– У меня есть имя, Чандос, – сказала она. – Меня зовут…

– Я знаю, – отрезал он и погнал лошадь вперед легким галопом.

Уязвленная, она проводила его взглядом.

Кортни впервые увидела индейца незадолго до того, как в полдень они пересекли реку Арканзас. Все утро Чандос ехал на запад к реке, а потом повернул на юг и поехал вдоль русла, пока не нашел место, подходящее для брода.

Кортни почти ослепла от того, что так долго смотрела на реку, отражавшую полуденное солнце. В ее состоянии трудно было сосредоточиться на тенях вдоль берега, где росли деревья и кустарники. Так что движение, которое она заметила в кустах, на самом деле могло быть чем угодно. Мужчина с длинными черными косами мог быть плодом воображения.

Когда она сказала Чандосу, что, кажется, увидела индейца на другом берегу реки, которую они собирались пересечь, тот только отмахнулся.

– Индеец, так индеец. Не волнуйся об этом.

После этого он взял поводья ее лошади и поводья старушки Нелли и повел их через реку. Она забыла об индейце, и волновалась только о том, как бы остаться в седле, когда ледяная вода сначала захлюпала у лодыжек, потом у голеней, а затем и у бедер. Пегая кобыла взбрыкивала и приседала, пытаясь удержаться на ногах в быстром течении.

Наконец, они пересекли реку. Кортни пришлось снять мохеровую юбку для верховой езды и нижнюю юбку и развесить их на кустах, чтобы одежда высохла. Девушка надела непривычные для себя брюки. Она была благодарна маленькой лошадке, которая благополучно переправила ее через реку. Ее кобыла и мерин Чандоса по кличке Верный, оба были пегими. Эти красивые голубоглазые животные почти не отличались расцветкой, только кобыла была не черно-белая, как Верный, а коричнево-белая.

Кортни знала, что индейцы больше всего любят пегих лошадей. Наверное, из-за их выносливости и способности преодолевать большие расстояния, предполагала она.

У Кортни никогда раньше не было своей лошади, кроме Нелли, и ей захотелось дать кобыле какое-то имя.

Стесняясь своего вида в штанах, она все-таки вышла из-за кустов, где возилась с лошадьми.

В магазине времени на примерку не было, и она, осмотрев брюки, решила, что они подойдут. Но ошиблась. Они совсем не подходили. Это были даже не мужские брюки, а брюки на мальчика, и, если бы Кортни не умирала от голода, она бы ни за что не показалась в таком виде.

Она увидела Чандоса на берегу реки, где он наполнял фляги. Девушка забыла обо всем, едва ее взгляд упал на готовящийся обед. На небольшом костре, сложенном из веток, в котелке пузырилось рагу. Разыскав ложку, она склонилась над котелком. От аромата горячей еды, ее рот наполнился слюной.

– Чтоб тебя!

Кортни выронила ложку, вскрикнув от удивления. Она медленно выпрямилась, разворачиваясь, чтобы посмотреть на Чандоса. Он стоял в нескольких футах от нее, обе фляги висели в одной руке, а вторая его рука была приложена по лбу, как будто сдерживая боль. Но когда он опустил руку и посмотрел ей в глаза, Кортни поняла, что это не боль.

– Чандос?

Он не ответил. Его взгляд медленно опустился к ее брюкам, скользя по изгибам, которые так явно очерчивала плотно облегающая ткань. Она знала, что брюки слишком тугие, но Чандос заставил ее почувствовать себя так, как будто на ней вообще ничего не было.

Ее лицо вспыхнуло.

– Не нужно так смотреть. Я вообще не хотела их покупать. Мэтти сказала, что ты захочешь, чтобы я выглядела как мужчина, ради маскировки, вот я и купила их. Откуда мне было знать, что они не подойдут? Я, знаешь ли, не привыкла покупать мужскую одежду. А померить их я не успела, потому что ты дал мне всего час…