Тощий, долговязый, с неряшливой бородой, отталкивающе сутулый, обидчик обладал еще одним замечательным качеством: от него исходил неприятный сметанный запах.

— Повторы в стихотворении способствуют лишь созданию монотонности, — продолжал преподобный. — В самом деле, из-за них слова хорошо запоминаются, но это всего лишь трюк, хитрость, призванная обмануть читателей.

— Разрази вас гром! — Гнев Ольги, как и многих ее сторонников, возрастал с каждой минутой. Она теперь стояла лицом к лицу с Грисвольдом. — Вы должны отдать должное мистеру По. В царстве воображаемого он сумел создать нечто новое и уникальное.

— Вы серьезно, мисс Хейс?

— Ну разумеется, редактор.

Грисвольд взглянул на девушку испепеляюще — очевидно, из-за того, что она посмела с ним спорить.

— Милая девочка, — сказал он высокомерно, — в творчестве Эдгара нет реализма, оно ни в коей мере не похоже на наш мир. На страницах его книг живет людоед, пожирающий мертвых леди.

При этом замечании кое-кто из вышеупомянутых леди, стоявших поблизости, покраснел и захихикал.

Томас Данн Инглиш, адвокат, с которым Хейс встречался на заседаниях суда, слывший другом По, вдруг возник из толпы.

— Мисс Хейс права, — заявил он. — Эдгар создал не что иное, как новый мир в литературе. Нравится вам это или нет, но этот человек — американский Шекспир.

— Как стихотворение эта его вирша о проклятой вороне не выдерживает никакой критики, — парировал преподобный Грисвольд. — Она вполне сносна в качестве песни, причудливой музыкальной пьесы, но к поэзии не имеет отношения.

Собравшиеся ждали По — или «Ворона», как многим нравилось его называть — с возрастающим нетерпением.

Около половины десятого явилась в одиночестве изящная, напоминающая ребенка поэтесса миссис Фанни Осгуд, раскрасневшаяся не то из-за погоды, не то из-за быстрой ходьбы. Увидев ее, Ольга толкнула отца локтем в бок. Они пронаблюдали, как тучный Беннетт вскочил, на полуслове прервав оживленный разговор, и бросился приветствовать эту леди, нашептывая ей что-то в изящное маленькое ушко. Хейса поразил этот явный знак близости.

Дама засмеялась, посмотрела в широкое, покрытое рытвинами лицо издателя с кажущимся обожанием и взяла его под руку. Пара пересекла комнату, после чего журналист шумно уселся на шелковый диван, который покинул несколько мгновений назад. Поэтесса опустилась на оттоманку у ног любовника, весело, но как-то слишком громко смеясь.

Фанни казалась удивительным нежным существом. Ее платье, туго перетянутое в поясе, было приятного небесно-голубого цвета. Прическу с левой стороны украшали цветы и ленты, почти скрывавшие левый глаз. В ямочке на шее блестел золотой медальон в виде сердечка. Если бы Хейса спросили, он сказал бы, что такая внешность, не говоря уже про смех, служила одной цели — привлекать мужчин. Молодая женщина выглядела стройной, почти хрупкой, и очень грациозной. У нее были черные лоснящиеся косы и большие блестящие глаза, способные легко менять выражение.

— Папа, если ты еще не догадался, миссис Осгуд считает себя поклонницей и ценительницей прекрасного, — шепнула Ольга на ухо отцу. — Она кажется себе такой милой, такой пылкой! Такой чувствительной! Такой порывистой!

— В твоих словах звучит горечь, — заметил констебль. — Не знай я тебя — сказал бы, что ты ревнуешь.

— Нет, папа. Никакой горечи. Никакой ревности. Я признаю эту женщину образцом истины и добродетели, подлинной ценительницей творчества По, знатоком…

Сыщик ткнул ее локтем в бок:

— Тише, Ольга, она идет сюда.

Действительно, миссис Осгуд шла к ним, опираясь на тяжелую руку газетного короля Беннетта.

— Главный констебль Хейс, мой добрый друг только что сообщил, что вы здесь; я должна быть представлена столь мужественному и славному человеку. Enchantee.[29]

Покончив с формальностями, Фанни принялась изливать свои чувства к сегодняшнему почетному гостю.

— Эдгар По — самый милый, обходительный и поэтичный из мужчин, — провозгласила она.

Хейс поинтересовался, откуда эта дамочка знает поэта, о котором говорит как о хорошем знакомом. Ему рассказали, что это случилось благодаря протекции благороднейшего мистера Уиллиса, некогда бывшего покровителем и начальником писателя в «Ивнинг миррор». Вскоре после публикации «Ворона» издатель поведал ей о благоприятных отзывах поэта в ее адрес на публичной лекции в Нью-Йоркском университете. Миссис Осгуд немедля послала ему благодарственное письмо, Эдгар ответил, прислав ей одновременно экземпляр своего стихотворения и попросив лично оценить его достоинства. Фанни прямо-таки сияла.

— Я никогда не забуду то утро, когда мы познакомились с мистером По, — проговорила она. Во время своей речи поэтесса смотрела прямо в глаза сыщику и крепко держала его за предплечье — нельзя сказать, чтобы собеседнику это не нравилось.

Беннетт был отправлен за вином.

— Если бы вы только видели, как он был великолепен, сэр! — продолжала пылкая леди, после того как ее спутник ушел. — Высоко подняв свою красивую голову, с темными глазами, сияющими ярким светом чувства и мысли, с неподражаемым сочетанием обаяния и надменности в выражении лица и манерах, Эдгар приветствовал меня спокойно, серьезно, почти холодно, но столь искренне, что это не могло не произвести глубокого впечатления.

Она отпрянула назад и сначала улыбнулась Хейсу, а потом состроила особую гримаску Ольге, совсем по-детски, в шутку изображая обморок.

Детектив знал, что Фрэнсис Сарджент Осгуд, которую близкие называли Фанни, была женой портретиста Сэмюэла Осгуда. Сведущие люди были в курсе, что как раз сейчас ее муж пишет портрет По для Нью-Йоркского исторического общества.

Дочь рассказывала констеблю, что в стихах этой поэтессы строгие критики и даже кое-кто из окружения находят чересчур много выспренной риторики и сентиментальности, однако они не лишены определенного изящества, благодаря которому, видимо, и заслужили внимание По.

Миссис Осгуд являлась не только автором «Поэзии цветов и цветов поэзии», но переложила с французского знаменитую сказку Перро «Кот в сапогах» и выпустила сборник «Ларец судьбы», за которым и сама признавала некоторую сентиментальность.

В салоне наконец-то появился По. Его сопровождал высокий джентльмен в длинном черном фраке. Хейс сразу узнал его, так как прежде видел на сцене: мистер Эдвард Бут, актер.

Почитатели поспешно собрались вокруг поэта, однако миссис Осгуд, увидев сгрудившуюся толпу, решила остаться в стороне, отдельно от всех. Фанни снова вернулась к сыщику и взяла за руку.

Оба стояли молча, наблюдая, как писатель шутит с теми, кто так стремился оказаться к нему поближе. Его стройная фигура, озаренное умом лицо и необычное выражение в глазах всегда привлекали к себе взгляды. Истории о романах с многочисленными женщинами казались некоторым очень соблазнительными, и теперь целая компания дам — миссис Эллет, миссис Оакс Смит и даже трансцендентальная феминистка мисс Фуллер — старалась завоевать его внимание.

Эдгар сделал круг по комнате, приветствуя всех и рассыпаясь в добрых чувствах. Когда дошел до Хейса, глаза поэта слегка расширились от удивления.

Однако после минутного колебания писатель кивнул ему, после чего поздоровался с миссис Осгуд, по-прежнему стоявшей рука об руку с констеблем:

— Здравствуйте, рад видеть вас снова.

— Здравствуйте, мистер По. Я тоже счастлива видеть вас.

В этом внешне невинном обмене любезностями детективу послышалась некая фальшь. Он вдруг заметил, что между этими двоими существует какая-то особая близость, будто они соучастники в чем-то или даже заговорщики.

Мистер Беннетт неторопливо прошествовал обратно, держа в руках два наполненных до краев бокала, извинился за свою медлительность, сказал герою вечера что-то незначительное, кивнул Хейсу и увел свою даму прочь.

После его ухода у сыщика появилась возможность отвести поэта в сторону. Они пожали друг другу руки, главный констебль спросил о душевном состоянии собеседника и состоянии здоровья Сисси.