Во взгляде миссис Клемм появилась какая-то тень подозрения, не ускользнувшая от взгляда сыщика. Он отметил про себя ее беспокойство и испытал сочувствие к одинокой пожилой женщине, опасающейся за своих детей.

— Не знаю, когда он вернется, — проговорила она.

Потом, повернувшись к дочери, Мадди спросила, не лучше ли той не стоять на сквозняке и вернуться в комнату. Девушка улыбнулась Хейсу, молча послушно переступила порог и скрылась во внутренних комнатах; там она села в укромный уголок и занялась каким-то рукоделием. С такого расстояния нельзя было понять, что она делает: вышивает шерстью или вяжет крючком.

Детектив сумел разглядеть через широкую спину миссис Клемм, что номер состоит из двух комнат. Возможно, там был еще небольшой кабинет или спаленка. Кажется, кухня в помещении отсутствовала, хотя была чугунная печка, топившаяся, несмотря на довольно теплую весеннюю погоду.

Констебль остался в коридоре. Висящие клоками обои, потертый ковер на полу.

— Вы хотели войти и подождать Эдгара, сэр? Но моя дочь не совсем хорошо себя чувствует, и, боюсь, ваше присутствие… — Сильный, но дрожащий голос Мадди внезапно перешел на шепот. — Это невозможно.

— Нет, — ответил Хейс, — я вовсе не намерен злоупотреблять вашим гостеприимством, мадам. Просто передайте мистеру По, что мне нужно с ним поговорить. Он сможет найти меня в кабинете на первом этаже мужской тюрьмы, на перекрестке Сентер-стрит и Леонард-стрит. Пожалуйста, скажите, что, если он не явится, я вернусь.

— Хорошо.

— Спасибо.

— Спасибо, главный констебль.

— Эдгар знает, кто я такой, миссис Клемм. Просто скажите, что Старина Хейс хочет с ним побеседовать.

— Заметь, папа, — сказала Ольга Хейс, — его первый логический рассказ, «Убийство на улице Морг», начинается с цитаты из сэра Тома Брауна: «Что за песню пели сирены или каким именем назывался Ахилл, скрываясь среди женщин…»

— Кто это такой?

— Английский писатель семнадцатого века, занимавшийся христианской моралью. Мы здесь для того, чтобы разгадать замысел мистера По, а не скрытый смысл слов сэра Томаса Брауна.

— И каков же этот замысел? — поинтересовался констебль.

Девушка взглянула отцу прямо в глаза.

— Поэт уподобляет себя самому сильному и храброму из людей, которого в доблести не превосходит даже могучий древнегреческий герой. Тем не менее речь идет и об уязвимости персонажа — он не прочь спрятаться за женскими юбками.

— Ясно, — сказал Хейс.

На столе перед Ольгой и ее отцом стояли чашки с китайским чаем. Девушка не притронулась к своей, а сыщик грел руки о фарфоровые стенки.

Несколько дней назад, вернувшись из «Уайли и Патнэма» со стопкой книг и черновиков, он вывалил все это на свою дочь. Три дня и три ночи бедняжка просидела, склонившись над письменным столом, изучая тщательно подобранные слова в произведениях По.

— Здесь кроется интереснейшая загадка, — проговорила Ольга. — И, судя по тому, что ты видел на Гринвич-стрит, моя гипотеза может оказаться верной.

— Что он прячется за своей женой и тещей?

Девушка подняла голову и взглянула на отца.

— Что он скрывается за своими женщинами.

Хейс почти незаметно моргнул, услышав, как она переделала его фразу.

— А как насчет изменений в тексте «Мари Роже»? Чем отличаются редакция, появившаяся в «Ледис компэнион», и теперешняя? — спросил он.

— Я насчитала пятнадцать изменений. В трех местах автор кое-что вычеркнул, в остальных — добавил.

— Патнэм говорил о семнадцати.

Дочь констебля пожала плечами:

— Может, и так. Но я насчитала только пятнадцать.

— Они заметно меняют текст повести?

— Да. Как и прежде, По склоняется к случайной смерти во время аборта на постоялом дворе мадам Делюк, отказываясь от хладнокровного убийства отвергнутым любовником. Изменения автор внес для того, чтобы создалось впечатление, будто с самого начала он пошел по правильному пути.

— В чем именно заключаются изменения?

— Сначала изъятия. Как я уже упоминала, их три. Первые два относятся к описанию чащи, фигурировавшей раньше в качестве предполагаемого места преступления. Третье касается убийцы-одиночки, который якобы явился в жандармерию с признанием. Этими тремя поправками автор снимает с себя подозрения в том, что первоначально считал, будто это грязное преступление совершил любовник, напав на невинную Мари в чаще парижского леса.

— Можем ли мы предположить, что писатель пытался отвести подозрения от себя?

Ольга пожала плечами:

— Как хочешь, папа. Я бы сказала, что нет, но ты волен думать как хочешь.

Хейс решил не обращать внимания на обиду в словах дочери.

— А вставки? — спросил он.

— Были сделаны с целью внушить читателю мысль, что Мэри умерла во время аборта. Я насчитала двенадцать фрагментов, в совокупности около ста пятидесяти слов. Кроме того, добавлено двадцать четыре сноски. Большинство из них соотносят авторский текст с действительностью, указывают на реальных участников произошедшего, называют географические места. Например, объясняется, что мадам Делюк — это Фредерика Лосс, что под Сеной имеется в виду Гудзон, что Сент-Эсташ — это Пейн, мсье Бове — Кроммелин и так далее. Позволь, я прочту тебе, папа.

Ольга, углубляясь в свои записи, находила нужное место в тексте.

— «Теперь подведем итоги нашего долгого анализа. Он показал нам, что…» — Вот отличный пример продуманной правки, внесенной мистером По — «…либо в трактире мадам Делюк произошел несчастный случай, либо…» — И далее идет кусок из оригинального текста, напечатанного в «Сноудэнс»: «В чаще у заставы Дюруль было совершено убийство, причем совершил его любовник покойной девушки или по крайней мере близкий и тайный знакомый».

— Ясно. Если читатель поверит написанному, то мистера Эдгара не поймать ни как писателя, ни как возможного преступника.

— Позволь, я также прочту тебе первую сноску, поскольку она действительно интересна. Насколько можно судить, все эти изменения предназначены лишь для того, чтобы скрыть незнание автором истинной природы преступления. Это совершенно в его характере, и думаю, что никаких более подлых мотивов у мистера По не было. Вот как начинается эта сноска: «Рассказ „Тайна Мари Роже“ впервые был опубликован без примечаний, поскольку тогда они казались излишними. Однако со времени трагедии, которая легла в основу этой истории, прошли годы, а потому появилась нужда даже в небольшом вступлении, дабы объяснить суть дела. В окрестностях Нью-Йорка убили молодую девушку Мэри Сесилию Роджерс, и хотя это убийство вызвало большое волнение, тайну еще не раскрыли в тот момент, когда был написан и опубликован настоящий рассказ».

— Он прав, как ни горько это признавать. Автор упоминает какую-либо дату, Ольга?

— Да. 22 ноября 1842 года.

— То есть через четыре дня после казни Кольта.

— Да.

— Продолжай. Прости, что перебил тебя. У меня создалось впечатление, что это редактор настаивал на внесении изменений.

— Сомневаюсь, — сказала дочь констебля. — Редактор мог что-либо предложить, но в конечном счете все решает автор, папа. На обложке стоит имя мистера По, а не его редактора. Я процитирую дальше: «Автор, якобы описывая судьбу французской гризетки, на самом деле точно и со всеми подробностями воспроизвел историю убийства Мэри Роджерс, ограничиваясь параллелизмами в менее существенных деталях. Все рассуждения, касающиеся вымышленной истории, применимы и к реальности, ибо целью писателя были поиски истины».

Хейс помрачнел.

— Еще есть?

— Да, есть. Это весьма интересно. По как будто считает необходимым оправдываться. Вот что он пишет: «Автор не был свидетелем зверского убийства и, расследуя его, мог пользоваться только газетными публикациями. Поэтому от него ускользнуло многое, что он мог бы увидеть, если бы лично побывал на месте происшествия. Однако признания двух лиц — одно из них выведено в рассказе под именем мадам Делюк, — сделанные независимо друг от друга после опубликования рассказа, полностью подтвердили не только общий вывод, но и все основные предположения писателя».