Несчастный думал, что рожден для страдания, и от этого жизнь его переполняла горечь. Мы были молоды и не смотрели в будущее. Его милая маленькая кузина носила мне записки. Эд постоянно повторял, что Мэри — его любимое имя. Моя семья относилась к нему неодобрительно. Когда мой брат услышал о наших отношениях, он отвел меня в сторону и сказал: «Неужели ты собираешься выйти замуж за этого человека? Мне легче было бы увидеть тебя в могиле! Твой жених и себя-то не в состоянии прокормить!» Я отвечала, что предпочту разделить черствую корку с Эдди, чем дворец с кем-нибудь другим.

— Ваш брат пришел в ярость, услышав такой ответ?

— Да, конечно.

— Пожалуйста, продолжайте, мадам. Что произошло дальше?

— Однажды к нам в дом пришел один джентльмен, и По меня страшно приревновал. Это был мистер Моррис, друг моего отца. Ему нравилось дразнить Эдди, делая вид, что мы близки, и называя меня попросту «Мэри». Узнав, что любимая песня моего жениха — «Склонись, отдохни у меня на груди», наш гость попросил меня спеть. Мы с По ужасно поссорились. Он вылетел прочь и пообещал вернуться. Явился пьяный, я убежала в дом. Эдди кинулся за мной, он был в ужасном состоянии. Мать велела подняться наверх.

Мистер По сказал моей матери: «Я хочу поговорить с вашей дочерью. Если она не спустится, я поднимусь к ней сам». Матушка заслонила собой вход на лестницу и решительно сказала ему: «Не имеете права. Я не позволю вам подняться». Эдди возразил: «Нет, имею. Она жена моя пред небесами!»

В этом месте миссис Дженкинс покачала головой, словно бы изумленно и недоверчиво.

— Вы можете себе представить? — засмеялась она, и глаза несчастной наполнились слезами. Хейс не знал, были то слезы радости или горя.

Женщина вяла себя в руки.

— Моя мать не стала этого терпеть. Она выбранила его, посоветовав вернуться домой и лечь спать.

— Мистер По подчинился?

— Он ушел. С тех пор мы мало виделись. Честно говоря, все к лучшему. Эдгар не был человеком высокой нравственности и не уважал ничьих законов — ни человеческих, ни Божьих. Я счастливо отделалась, не выйдя за него.

— Вероятно, вы правы.

— После такой сильной ссоры между нами все было кончено. Эдгар написал мне письмо. Обращался в нем официально: «Мисс Деверо». Язвительно бранил меня за бессердечие и непреклонность. Я показала письмо матери, та отнесла его бабушке, а та — моему дяде Джеймсу.

Дядя вознегодовал и послал моему бывшему жениху резкий ответ. В то же время Эдди опубликовал стихотворение из шести или восьми строф, назвав его «К Мэри». Тон стиха был очень суров, речь в нем шла о ветрености и непостоянстве. Все мои друзья и члены семьи поняли, кому оно посвящено.

Получив дядино послание, По пришел в ярость. Он купил плеть из воловьей кожи, отправился в магазин своего противника и после короткой беседы стал его бить. Тетушка и двоюродные братья бросились на помощь пожилому джентльмену и порвали черный сюртук Эдди, на спине, от воротника до пояса. Тогда безумец засунул свою плеть в рукав и ушел прочь. Оторванная ткань колыхалась на ветру, и по пятам бежала ватага мальчишек. Он пришел ко мне домой, вынул дядино письмо и рассказал, что, отправившись к дяде в магазин, в отместку избил его плетью. Потом Эд вытащил плеть из рукава, швырнул к моим ногам и закричал: «Возьмите, я вам ее дарю!»[20] С этими словами он выбежал прочь; с тех пор я очень мало видела мистера По.

— Он приходил к вам в прошлом году в ваш дом в Джерси, не так ли?

— В прошлом году? Нет, в позапрошлом. Был в ужасном состоянии. Я беспокоилась.

— Но все закончилось благополучно? Сейчас с ним все в порядке?

— Не могу сказать. Я его не видела.

— Но вы слышали?

— Что слышала?

— Что он в Нью-Йорке. Вы знаете, где Эдгар По? Как мне его найти?

— Нет, — сказала миссис Дженкинс и посмотрела куда-то в сторону, словно вглядываясь в свое прошлое. — Нет, не знаю.

«Нью-Йорк сан»,[21] луна и все звезды в небе над великим городом

— Итак, мы выяснили, — начал Хейс, подходя к дочери, стоявшей у плиты, где под ее пристальным надзором тушился в горшочке его завтрак, — что мистер По способен на любовь и насилие. Значит ли это, что он также способен на убийство, я не знаю.

— Здесь не столь важны частности, — взволнованно проговорила Ольга. — Если Мэри Роджерс умерла во время аборта, разве это не является убийством? Смерть не только девушки, но и ее нерожденного ребенка. Прошу тебя, папа, подумай: а вдруг младенец уже начал шевелиться? Может быть, она уже ощущала его жизнь внутри себя?

Сыщику стало очевидно, что дочь утвердилась в своем мнении.

— Я полностью согласен, — сказал он, садясь. — Твоего отца не нужно лишний раз убеждать. Но еще более страшно другое обстоятельство. Преступник решил скрыть факт совершения этой гнусной операции, надругавшись над телом жертвы так, чтобы все подумали, что речь идет об изнасиловании и убийстве.

Сама Ольга отказалась от еды. Она села рядом и стала наблюдать, как ест отец.

— А зачем ему это? — спросила она.

— Я тоже задавался подобным вопросом. Вероятно, чтобы отвести от себя подозрения.

— При этом твой главный подозреваемый, мистер Эдгар По, кажется, только и стремится привлечь к себе внимание! — Ее глаза заблестели.

— Я знаю, что ты перед ним преклоняешься, но, возможно, этот человек — убийца, — сказал Хейс.

— «Возможно» — очень расплывчатое понятие, папа. Его вину еще нужно доказать. Кроме того, есть ведь и такой вариант развития событий, при котором все эти следы насилия — лишь уловка.

Констебль выпрямился.

— Что ты имеешь в виду?

— Я уже говорила раньше. Подумай на секунду, что ужасное надругательство над Мэри Роджерс — всего лишь маскировка. Умереть во время незаконного аборта — с точки зрения морали нашего общества одно. А умереть от рук убийцы — совсем другое. Насилие, якобы совершенное над жертвой, может оказаться чудовищным маскарадом для спасения доброго имени девушки. Папа, мне кажется, или ты тоже находишь странным отношение Харпера к мистеру По?

— Я тоже об этом подумал, Ольга. Скажи мне — помни, мы стараемся защитить твоего писателя, — знаешь ли ты какую-нибудь причину, по которой мэр может захотеть отомстить поэту?

— Я могу придумать несколько причин, — проговорила она. — Давай начнем с самой очевидной: неприкрытая ревность. Многие годы бывший издатель отдыхал в заведении мистера Андерсона. Мэри была для него как дочь. Я бы охарактеризовала природу чувства, которое он испытывал, несколько иначе: как что-то более сильное, даже развратное. Мистер Харпер брызжет яростью по поводу предполагаемой связи девушки с мистером По, так я не сильно удивлюсь, если окажется, что он сам питал страстную и неразделенную любовь к мисс Роджерс.

Помолчав, Ольга продолжала:

— Вне всякого сомнения, наш мэр винит Эдгара в том, что он красивый, талантливый, язвительный, блестящий, порочный. Однако, полагаю, есть и второй экономический аспект. Всего год назад «Харперс» были на грани банкротства, а сейчас они отлично себя чувствуют. Недавний успех издательства зиждется на отсутствии законов, регламентирующих международное авторское право. Мистер По постоянно провозглашает себя защитником национальной литературы и законодательства в области авторского права. Мистер Харпер же страстно ратует за собственную выгоду. Я понимаю, что, как бизнесмен, он именно этим и должен заниматься, хотя его тактика значительно усложняет жизнь авторам.

Несколько лет назад мистер По написал книгу по конхиологии для весьма уважаемого издательства «Хасуэлл, Баррингтон энд Хасуэлл». Она стала причиной того, что приносивший раньше большие прибыли аналогичный том «Харперс» не стали переиздавать.

— А что такое конхиология, Ольга? Прости мое невежество.

— Это наука о раковинах, моллюсках и всем таком прочем, папа.