— Как тебе кажется, Ольга: По оправдывает или обвиняет себя?

— Сам тон повествования и эта неуклюжая правка снимают с автора всяческие подозрения. Я готова утверждать: мистер По невиновен. Его преступление не сокрытие правды или убийство, а недостаток времени и дурной слог.

Внимательно посмотрев на дочь, Старина Хейс понял, что к этому выводу привели глубокие размышления и девушка действительно уверена в своих словах.

Он решил довериться ей. Расследование зашло в тупик до тех пор, пока четырнадцать месяцев спустя, 13 апреля 1844 года, главный констебль не получил официальное уведомление, в котором ему предписывалось без отлагательств явиться на аудиенцию к недавно избранному мэру города, достопочтенному Джеймсу Харперу из издательства «Харпере».

Новоизбранный мэр сидел за полированным столом из черного тика, перевезенным в мэрию из издательства.

— Рад снова видеть вас, — сказал он.

— Сэр, — ответил Хейс, пожимая руку бывшему издателю и уже не в первый раз отмечая, какая она мягкая на ощупь. — Поздравляю вас с удачным завершением выборной кампании.

— Большое вам спасибо, главный констебль. Пожалуйста, садитесь.

Сыщик опустился в указанное ему пухлое кресло и стал ждать вопросов.

— Знаете, почему я вызвал вас? — поинтересовался мэр.

— Намерены меня уволить? — предположил детектив без тени улыбки и лишь отчасти в шутку.

Джеймс Харпер рассмеялся.

— Хорошо, очень хорошо, — проговорил он, не переставая ухмыляться. — Но не осмелился бы, сэр. Ваша дочь оторвала бы мне голову. Отправить Старину Хейса на покой? — Мэр покачал своей большой головой и снова захихикал над нелепостью такой гипотезы.

В ходе избирательной кампании издатель изображал себя заурядной ломовой лошадкой, появившейся из рядов ремесленников и рабочих. Его концерн был самым крупным работодателем в городе. Ольга продолжала трудиться там литературным редактором, частенько работая на дому то над одной рукописью, то над другой. Тем не менее сыщик отлично понимал, что Джеймс Харпер нисколько не похож на простого трудягу.

— Такого человека, как вы, столь уважаемого в народе? — продолжал новоявленный мэр. — Констебля слишком любят и боятся, к тому же заслуженно. Должен признать, у меня есть к вам дело, сэр. И я не столь авантюрен, чтобы отправить знаменитого сыщика на пенсию. По крайней мере не теперь, — снова хихикнул издатель, радуясь собственному остроумию.

И он изложил суть проблемы.

— Бог свидетель: жаль, что приходится говорить об этом, но меня всегда смущало состояние нашего законодательства, сэр. Вчера вечером в Олбани было решено положить конец охране правопорядка в ее нынешнем состоянии. Эти недостойные политики попытались одним ударом сокрушить вашу полицию, а также дневную и ночную стражи и установить вместо них новую систему, построенную, по их словам, по образцу лондонской. Вдобавок, чтобы лишить меня какой-либо реальной власти, они решили отдать в подчинение этому новому якобы демократическому подразделению всех городских пожарных, районных врачей, начальников доков, уличных инспекторов, фонарщиков, звонарей и прочих служащих нашего великого города. Всех до единого. Мне сообщили, что соответствующий закон был только что подписан губернатором.

Хейс сказал:

— Господин мэр, в Нью-Йорке преступность всегда развивалась наравне с коммерцией и культурой. То, что криминальный элемент повлиял на законодательство, для меня неудивительно. Политическая машина демократов привела к успеху невежественных и недостойных людей. Для либералов настали тяжелые времена. Трудно будет соревноваться с вашими противниками и хоть как-то уравновешивать их.

— Все так, и это не может не беспокоить. Однако наиболее сведущие из советников уверяют, что если я не одобрю план демократов, то, по закону, теперешняя система управления городом останется в силе.

Хейс посмотрел Харперу прямо в глаза. Он ждал развязки.

— Нужно использовать имеющиеся у нас возможности, — продолжил новоявленный мэр, отводя взгляд к окну. — А посему я издам свой собственный закон и найму двести человек, из которых лично организую отряд охраны правопорядка. Демократы получат хороший урок. Мы будем вербовать только урожденных американцев, чтобы гарантировать лояльность. Ответственно заявляю, среди них не окажется ни единого католика. Кроме того, ради поддержания боевого духа и с целью показать, что настали новые времена, мои офицеры будут носить форму.

— При всем уважении, сэр, мои люди станут возражать против этого.

— Мне наплевать на их возражения. Однако могу ли я спросить о причине, главный констебль?

— Этот вопрос поднимается уже не в первый раз, господин мэр. Мои люди считают, что в форме они будут выглядеть как лакеи.

— Как уже говорилось, возражения ваших людей меня не интересуют. Они уволены, сэр. Полиция отныне распущена, так же как дневная и ночная стражи. На их месте образуют новый штат охраны правопорядка, который будет действовать под моим руководством. Не хочу вас обидеть, но, в отличие от «Кожаных голов», все они — профессионалы, которые служат полный рабочий день и носят форму.

Хейс остался невозмутим, однако счел нужным переспросить:

— И тем не менее, господин мэр, вы намерены оставить меня на должности главного констебля?

— Именно. Я пока что не готов освободить вас от обязанностей, ведь граждане считают, что вы отлично справлялись с ними долгие годы. Добавлю, сэр, что я тоже принадлежу к числу почитателей знаменитого сыщика. Простите за нескромный вопрос: сколько вам лет?

— Пошел семьдесят третий год.

— Это хорошо. А с какого момента занимаете эту должность?

— С 1802 года.

— Сорок два года. Вы прошли сквозь огонь и воду. Я восхищаюсь вами, но, когда Старины Хейса не станет, ваш пост будет надлежащим образом упрочен.

Я сохраню должность главного констебля и говорю вам со всей ответственностью: головорезы и хулиганы, бесчинствующие на улицах Нью-Йорка, однажды получат свое.

Моим офицерам придется научиться не обращать внимание на непочтительность окружающих. Они будут хорошо натренированы и вооружены. Я уже беседовал с полковником Кольтом по этому поводу: каждый офицер будет надлежащим образом экипирован.

Харпер встал со своего мягкого кресла и распрямился в полный рост, возвышаясь над главным констеблем.

— Я счел нужным заказать у портного образец будущей формы, — сказал мэр.

Выпятив грудь, он направился к отполированному деревянному шкафу, стоявшему у стены в северном углу комнаты. Открыв обе двери, достал новое обмундирование.

— Как видите, форма сшита из плотной прочной саржи. Она будет состоять из рубашки, жилета и брюк. Все темно-синего цвета. Пуговицы обошьют той же тканью, а на воротнике-стойке будут золотой шелковой нитью вышиты буквы «МП», означающие принадлежность к Муниципальной полиции. Каждому мы присвоим личный номер, его также вышьют на воротнике золотым шелком — это будет служить для идентификации офицеров. Кроме того, на груди у наших ребят появятся значки в виде восьмиконечной звезды — именно столько голландских парней стояло у истоков городской полиции. Звезда будет сделана из меди и станет символом верности своему долгу. — В заключение мэр с гордостью воскликнул: — Их будут называть не иначе как моей звездной гвардией!

Тут Харпер метнул Старине Хейсу образец медного жетона; тот поймал его довольно ловко, учитывая неуклюжесть броска и слабеющие рефлексы главного констебля.

— По моему приказу главной заботой новой полиции станет вопрос трезвости населения, — продолжал новоиспеченный мэр. — Сдается мне, закрыв ирландские пивные, мы получим шанс снова взять под контроль наш великий город и поставить эмигрантов-католиков на место. Теперь ирландские пивные будут закрыты по воскресеньям.

— Зачем, сэр? — спросил детектив. — Я долгие годы сражался с нью-йоркской преступностью. Издавая столь жесткий и предвзятый закон, касающийся лишь отдельной группы населения, вы только упрочите тот самый криминал, который пытаетесь обезоружить.