ИЗ ЖИЗНИ ПОМОРОВ Старик собрался умирать, уйти навек в родную землю, а значит, надо уезжать домой — в родимую деревню. И у вагонного окна он обронил, хлебнув хмельного: — Отцов как псов, а мать — одна… И больше не сказал ни слова. ОЗЕРО БЕЗЫМЯННОЕ Тишина. Ни собак, ни людей здесь не видно со дня сотворенья. Только свадебный стон лебедей, только царственный блеск оперенья. Только ягель да зубчатый лес, да в безмолвные белые ночи тусклый пламень полярных небес отражают озера, как очи… Если есть в человеке душа — да придет она после разлуки под струящийся шум камыша на озерные эти излуки. Пусть останется с миром вдвоем без меня на закате багряном и лепечет о чем-то своем безымянная над Безымянным. Пусть витает в пустынном краю, о прошедшей судьбе забывая, и да примет ее, как свою, лебединая белая стая. " Свистнет ветер, листвяк заскрипит, " Свистнет ветер, листвяк заскрипит, вековечную тишь беспокоя. Вперемешку со снегом летит лиственничная желтая хвоя’. Тяжело оступаясь, как лось, я с хребта озираю долины, ртом хватаю хрустящую гроздь подмороженной сладкой рябины. Все короче становится день, все желанней ночная дремота, и наплечный ружейный ремень потемнел от горячего пота. " Есть золото славы и медь похвалы, " Есть золото славы и медь похвалы, есть жизни обыденный лепет, но с углем под серым налетом золы целуется северный ветер. Есть время, которое просит у нас отдать ему силу и волю… Но вот засверкала звезда, как алмаз, над линией береговою. Из древних лесов вытекает река, там сосны как медные трубы… От солнца, от спирта и от табака растрескались нежные губы. Пусть белые ночи меня разлучат со всеми, кто близок и дорог… Что делать, коль гуси так звонко кричат на дальних Мегорских озерах! " Где было некогда жилье — " Где было некогда жилье — теперь растет одно былье. Чертополох да лебеда, как будто про’клятые травы, над прахом быта и труда шумят, как орды величавы. Такие соки в них текут, такие зверские замашки, что рядом с ними не цветут ни ирисы и ни ромашки. Кирпич. Бревно. Истлевший хлам. Следы уклада и оплота. Мстит человеческим делам неравнодушная природа. За то, что причинил изъян, за то, что был слепым орудьем своих страстей. Шуми, бурьян, за то, что ни земле, ни людям! Земля не знает пустырей, есть смысл у моря и пустыни, и тем прекрасней — чем скорей все пересилит дух полыни. " По северным звездам угадывать путь, " По северным звездам угадывать путь, брести от зари до ночлега, свалиться без сил и ладонью черпнуть воды из лосиного следа. Проснуться в ночи и глядеть у костра, как уголь становится пеплом, подумать о жизни: еще не прошла! — коль пламя целуется с ветром. По тропам звериным сквозь бурую гать стремиться к прозрачным истокам, выслеживать птицу и спирт разбавлять холодным березовым соком. А белые ночи стоят в сосняке, ползут на болота и взгорья, и красная рыба по черной реке крадется из Белого моря. " Я был в толпе. Ее закон " Я был в толпе. Ее закон я изучил боками, когда полуживотный стон струится под ногами. Когда тяжелый пар и смрад над головой струится — тогда никто тебе не рад, не вглядывайся в лица. Когда удушье или страх берут тебя за горло — ты локоть сам поставишь так — что хрустнут чьи-то ребра. А кто&то на твое плечо ползет, спасая тело, и в ухо дышит горячо — Когда такое дело — тогда ты вспоминать не рад о совести и чести… В толпе никто не виноват и все виновны вместе. " От своих переулков кривых " От своих переулков кривых я ушел, как положено сыну, и к великой столице привык — думал, что никогда не привыкну. Что засохну без милой реки, задохнусь без весеннего бора… Но сомненьям своим вопреки перестроился прочно и скоро. Вечный город! Я знаю теперь все соблазны твои, все угрозы. Ты не веришь слезам? — И не верь, что тебе бесполезные слезы! Если ты уже тысячу лет все теснишь перелески да пашни тяжкой мощью державных примет от Кремля до Останкинской башни. |
