Осень (Ландшафт)* Сошлися черное шоссе с асфальтом неба И дождь забором встал Нет выхода из досок водяного плена — С-с-с-с-ш-ш-ш-ш — Сквозят дома Сипит и ширится стальной оскал! И молчаливо сходит всадник с неба — Надавит холод металлической души — И слякотной любовью запеленат С ним мир пускает Смертельный спазмы Пузыри (Бульк:) пульс… бульз… бульзыри… Извозчичья
Осень… дохлая селезенка… Дрызготня… Запинаясь от скользко-моченого воздуха, как поп в подряснике, на козлы тупо восхожу… Лысею бородатый шляпой с пряжечкой… — Ну — у, дохлая, тро — о — гай! — Перееду себя наверняка после дождичка с поднятым верхом в четверг… Мой седок — канцеляристский чиж, что тоску подсунет в рубль, сукинсыненские возжи, сквозь рессор сосущий писк!.. Ось — грязище… кляча — чих! щурит уши… Водочный дых позывает в кабацкое дышло… Взялся за гуж — анчутке будешь на ужин!.. В глотке пусто хоть кнутом задушись! Кобыла — боком бух! Ух, и набулькаюсь вдрызг!.. Осень обывательская Начало сезона гриппозных бацилл!.. Воспаленно-красное, пнями зубов, оскалье листвы… Косые куксы стен… у к с у с… Вздернув глаза в воздушное озеро — оголтевшие сучья, скользко голенькие окна. свистят провода просвеженные несут по телеграфу от пронафталиненнои невесты гражданину NN средних лет серому вахляю — 14 рублей на промот на леченье триполи (кожевенно-врачебный кабинет) Средь рыхлой ткани ртутный червячок. Волосья — беспорядок… Нос странствует по ветру… Он вылетел в трубу! Но — ни гу-гу! Ему не скушно! Курсы? Радио-куры? Просвещенцы? студии? — гэ-гэ! Он ест яблоки Ласкера, За него думает начканц — гр-р-ажданин NN бизглазый зеванопулус!.. К исходу сентября подлечится подлец, нацепит пестрый галстук, На палец — перстенек — каля — маля! — и к Верочке пойдет с дюшесными конфетами, закупленными на остаточный четырнадцатый руп! Говорящее кино (1928)* Говорящее кино («Три Эргон»)* (Ассонансы) В «Доме Союзов» кинематографа новая эра — во всеуслышанье заговорили Три Эргон. Звук течет по капле глуховатый, тяжелый, но все же захватывают Три Эргон, Три Эргон! Дрозды, канарейки, свиньи, гуси, — визг и свист. На сегодня переполнены наши уши, — так родились мои неполнозвучия А между тем томная виолончель с экрана пробиралась в зал и пела о том, что умер Великий Немой, когда из недр его неожиданно возросли Три Эргон, Три Эргон… Кин — Мозжухин[70]* Пропыленный Дюма… Тоска… Мозжухину с Лисенко лет около ста. Руки мельницами машут — оперная краса! — Скатилась на букет бумажный двухаршинная слеза. А старый друг Соломон суфлер повел в таверну пьянствовать и до утра чечеткой топать из-за коварного наследника престола и венецианки. В картинном положении, весь изгибнувшись на пьянственном столе, проспал все утро всеми покинутый Кин. «Стрядать» красиво — с поволокой — идеал кумира, избитый, томный жест Чуть измозжухин не дорос до Кина, а до кино ни в жисть! вернуться В этой книге я писал преимущественно о картинах, виденных мною с осени 1926 г. по осень 1927 г. (Примеч. автора). |