Он кивнул серьезно еще раз, ничем не выказав мвоих мыслей. И правда была в том, что то, что описывал МакАртни, может стать слишком вероятным сценарием, если дела уйдут полностью из-под контроля. В этом отношении Колокольцева позабавил случайный кошмар о том, что произошло бы, если транскорпорации начнут пытаться заключать сделки с Манти. Учитывая расстояние, на которое их щупальцами полностью пронизана Лига, они могут причинить огромное количество ущерба, если решат выступить открыто — или, возможно еще хуже, тайно — на стороне Манти и Хевов. Он не представлял, как кто-то вроде Манти мог бы принять предложение как это, но он никогда не сомневался, что «лояльные и патриотические» мужчины и женщины, которые управляли транскорпорациями, сделали бы это не моргнув и глазом, если бы решили, что это принесет пользу им. Что означало, что он должен был сохранять их счастливыми — или, по меньшей мере, настолько счастливыми, насколько он мог.
Замечательно
— Я думаю, что поддержу Натана, — сказала Омосупе Квотермейн. Она не очень любила МакАртни, и она не казалась очень довольной, поддерживая его, но Первый Заместитель Министра Торговли была, вероятно, единственным человеком, слышавшем больше от взволнованных транскорпораций, чем он. — У меня просто есть это чувство, что лавина все еще ускоряется, — она продолжала, окидывая взглядом голографические лица электронного конференц-зала. — Это будет только все ухудшаться и ухудшаться, по крайней мере, в обозримом будущем, и если мы не сделаем чего-то, чтобы, по крайней мере, замедлить это, у нас может закончиться время, чтобы вообще сделать что-либо еще.
Водославская взгянула на свою коллегу, и сердце Колокольцева упало, поскольку Первый Заместитель Министра финансов медленно кивнула. Характер обязанностей Водославской и обязанностей Квотермейн означал, что два женщины-мандарина обычно приходили к тому, что поддерживали друг друга чаще, чем нет, и Колокольцеву не нравился направление, куда, как он думал, это все шло.
— Что бы Вы хотели предложить сделать, чтобы попытаться замедлить это, Омосупе? — спросил Малахай Абруцци.
— Я не знаю, — признала Квотермейн. Она приподняла правую руку, помахивая ею в нетипично беспомощном, взволнованном жесте. — Я только знаю, что, если мы позволим Беовульфу сделать это, если мы только отступим и помашем на прощание, мы устанавим прецедент. В точности тот тип прецедента, который так беспокоит Натана, касательно систем Окраины. Прямо в эту минуту, арбитры пытаются прийти к заключению о том, действительно ли у Беовульфа есть конституционное право покинуть Лигу. Но если мы позволим им уйти, разве мы не провозгласим этим всей галактике увидеть, ЧТО они делают? И если ОНИ сделали, то и каждая система-участник сделает!
— Возможно, но суть вопроса — то, что мы не можем остановить их, — указал Абруцци с не привычной мягкостью. — У них уже должно быть по меньшей сотня мантикорских супердредноутов, облепивших Терминал Беовульфа прямо в эту минуту. После какого произошло с Филарета, все мы знаем то, что может произойти, если мы все-таки сцепимся с ними. — Он пожал плечами. — Это, как я боюсь, и составляет симпатичное заключительное возражение относительно того, имеем ли мы «право» остановить их.
— Но факт, что мы не можем остановить их, не означает, что мы должны потворствовать их действиям, — МакАртни упрямо стоял на своем.
— В смысле? — спросил Колокольцев.
— В смысле, мы не должны признавать, что их действия, являются законными, — МакАртни вытянул указательный палец на своем столе, акцентируя внимание. — Мы можем осудить их, объявить, что они незаконны, и что мы намереваемся предпринять твердые меры так скоро, как только возможно.
— Что только подчеркнет факт, что мы не можем предпринять какие-либо «твердые меры» прямо сейчас, — Абруцци парировал. — Это только заставит нас выглядеть смешными, Натан!
— Может быть да, а может быть и нет, — сказала Квотермейн, ее выражение внезапно обнадежилт. — О, я согласна, что это подчеркнуло бы факт, что мы не можем принять меры против Беовульфа, но вся Лига знает очень особом астрографическом положении Беовульфа, благодаря его прямому соединению с Мантикорой. Большинство людей понимает, как это ограничивает наши варианты, где это затронуто. Но если мы сделаем это нашим руководящим принципом, тогда мы сможем позиционировать себя соответствующим образом и реагировать… более сильно в случае звездных систем, которых мы можем фактически достигнуть.
— По существу, Вы говорите, что мы отклоняем чье-либо право отойти, независимо от того, что они могут думать, что Конституция говорит, и применим силу, чтобы предотвратить какие-либо дополнительные расколы? — произнесла Водославская с видом женщины, желающей расставить все точки.
— Если будет нужно, — ответила Квотермейн неустрашимо. — Мне не нравится мысль, и, откровенно говоря, есть много потенциальных сепаратистских систем, которых мы, вероятно, НЕ МОГЛИ БЫ дотянуться в военном отношении. Но мы будем в состоянии досгнуть большего количества из них, и если у них нет супер-ракет, которые делают Манти и Хевы, Пограничный Флот должен быть более чем способен контролировать их.
— Мы, вероятно, могли бы, — признал Абруцци. — Хотя было бы трудно повернуть это так, что типа кто-то, кроме нас, использовал железный кулак. Я имею в виду после всего остального, что мы должны были уже слили им с тех пор как все это началось.
— Ну, если мы собираемся занять позицию, что Беовульф не имеет никакого права отойти, — сказал МакАртни, — тогда Хэдли и остальная часть их делегации только что совершили измену. — Он улыбнулся злобно. — Что, по сути, и имело место, и я думаю, что они должны быть арестованы и ни в коем случае не должны покинуть систему!
«О, это — изумительная идея», — подумал горько Колокольцев.
— Натан, вероятно, прав, — вставила Квотремейн, и Водославская кивнула снова.
— И если мы говорим об аресте ублюдков по обвинению в измене из-за этого гребанного раскола, — продолжил МакАртни, — я думаю, что мы должны рассмотреть, не составляет ли их решение предоставить убежище Кармайклу другое предательство! — его улыбка была еще более уродливой чем прежде. — Если мы собираемся заставить их заплатить за все, тогда мы имеем возможность заставить заплатить и его также.
— Стоп! Заткнись, Натан! — обрубил Абруцци. — Если мы начинем бросаться терминами как «измена» вокруг теперь, и начнем с агрессивно настроенных делегатов Ассамблеи прежде, чем они вынесут какое-либо решение, остальная часть делегатов превратит нашу жизнь в ад. Не потому что они так сильно любят Беовульф! Вы думаете, что они не увидят прецедент, который может заявится и ним, чтобы укусить и их также?
— Я не настолько уверен, что это была бы такая уж плохая вещь, если бы они и действительно так сделали, — бросил МакАртни. — Если они выяснят, что мы размажем любого, кто покажется повернувшимся против нас, тогда они, вероятно, два — или даже три! — раза подумают, прежде чем посмеют сделать.
— Это не Пограничье, и мы не говорим о Протекторатах УПБ, — сказал Абруцци категорически. — Мы говорим об Основных Мирах. Мы говорим о звездных системах, у которых есть внутренняя промышленность, чтобы построить существенные собственные флоты, если таки припрет. Мы уже смотрим на конфронтацию против кого-то, технологии вооружения которого мы не можем соответствовать, и Вы хотите махать красной тряпкой под носом у наших собственных звездных систем, пока они не решатся, что должны повысить свою боеспособность, чтобы защитить себя от НАС?
Первый Заместитель Министра образования и информации покачал головой, скривившись в недоверчивом выражении, и МакАртни вспыхнул сердито. Он открыл рот, чтобы огрызнуться, но Колокольцев поднял одну руку в жесте остановиться.
— Успокойся, Натан. И ты, Малахай, — он покачал головой. — Вы с Омосупе и Агатой поставили действительно важные вопросы, Натан. Но у Малахая есть своя точка зрения. Если мы начнем обращаться к виду тактики, который Вы предлагаете, мы поднимем ставки для всех, и прямо в эту минуту, мы не можем позволить себе это.»
