Больше он ничего не объяснил, умылся и сел к столу, Зотов был поражен замкнутостью помощника Никамуры. Всегда ли он такой?
— Как наши доплыли? — спросил Оболенский.
— Хорошо. Высадились в Николаевске. Между прочим, привез вам копию документа об аренде, она заверена печатью. Возьмите. Теперь все в порядке.
Зотову и Оболенскому не понравился тон Белого Кина. Он сразу повел себя как хозяин, ничего не спрашивал, не советовался. С его приездом в доме стало неуютно. К счастью, Кин вдруг ушел куда-то и не показывался больше месяца. Когда он явился, за ним шел десяток вьючных оленей с тюками шкурок.
— Купили? — спросил Корней Петрович.
— Долги собрал, — ответил Кин.
Теперь в доме стало тесно от шкурок, установился запах москательной лавки. Пришлось потесниться.
Тогда Оболенский и Зотов за пять дней срубили в стороне от дома сарай и показали Кину:
— Хранилище для вас. Амбар.
Торговец осмотрел помещение, усмехнулся, но шкурки перенес туда, приняв новую постройку как должное. Однажды вечером Белый Кин сказал:
— Мой хозяин недоволен. Вы бы лучше, уехали…
— Объяснитесь, Кин.
— Обмен у нас идет плохо. Вы и ваш друг подбиваете туземцев торговаться, цены сбиваете. Это я сам узнал. Картошку научили сажать, овощи на берегу появились. Нам это вредит. Да и вам, собственно, тоже. Не стойте поперек дороги. Придет корабль — уезжайте к себе. Здесь владения фирмы. Вы лишние.
Зотов покраснел и, сдерживаясь, сказал:
— Джон Никамура и вы, Белый Кин, на этой земле чужие люди. Приехали и уедете. И не вам командовать на русском берегу. Что мы делаем, касается только нас, русских. Можете вы это понять?
— Я тоже русский, господин Зотов.
После этого недоброго разговора между Кином и другими двумя встала стена отчужденности. Спали все трое в одной комнате, но почти не разговаривали и даже ели в разное время, чтобы не встречаться за столом. Жизнь в доме сделалась напряженной, холодной, дни тянулись медленнее, чем прежде.
Зотов с Оболенским чаще, чем раньше, уходили на берег моря и часами сидели там, всматриваясь в туманно-серую даль. Море было пустынное, беспокойное. Неужели о них забыли? Удалось ли сообщить Маше или хотя бы найти ее? Ведь в стране революция, война, миллионы людей пришли в движение. Где там разыскать одинокую женщину!
Забегая немного вперед, мы можем сказать читателю, что мрачные мысли Зотова и его друга не имели под собой почвы. Их не забыли. Действительно, Россия в то время жила напряженной и трудной жизнью. Война все еще шла, и очень неудачно для России. В стране нарастало недовольство Временным правительством. Петроград готовился к восстанию. Сибирь роптала, по ее просторам двигались стотысячные колонны пленных и недовольных солдат. Но и в этом муравейнике Федосов и Величко сделали все, что можно было сделать для своих друзей.
Василий Антонович остался в Хабаровске. Он нашел старых товарищей по партии, получил задание и повел работу со свойственной ему энергией. Прощаясь с Величко на вокзале, он дал ему свой адрес и сказал:
— Пусть Мария Зотова едет сюда. Я устрою, чтобы она добралась до мужа. Прощай, друг.
Величко помчался в Москву. Как потом писала сама Мария Петровна, он сразу нашел ее и ворвался в комнату с криком: «Вот и мы!» Она при нем же начала сборы. Илья рассмеялся:
— Не надо так спешить. Съезжу в Петроград, найду Тимирязева, покажу ему письмо Николая, получу советы, приборы, накуплю семян, саженцев, сдам в багаж все, что вам надо для работы и для жизни на берегу моря, а уж тогда мы купим билет и я вас отправлю. Готовьтесь, но не торопитесь. Не столько ждали.
Он все сделал. Он работал за пятерых.
И скоро Мария Петровна тронулась в долгий путь на восток.
Она благополучно добралась до Хабаровска, разыскала Федосова, а несколько позже вместе с Василием Антоновичем и громоздким багажом отправилась по Амуру на рейсовом пароходе в Николаевск. Там они задержались и только благодаря случайности попали на сторожевой катер таможенной охраны, который шел в последний рейс вдоль берегов Охотского моря.
С замиранием сердца вошла молодая женщина на шаткую палубу катера и со страхом посмотрела на серое, как старый цинк, море, которое уходило куда-то бесконечно далеко. Что ждало ее впереди?..
Старый служака — командир катера — еще раз уточнил вместе с Федосовым на карте местоположение колонии, буркнул обнадеживающее «найдем» и приказал «взять якорь».
Всего этого Зотов, естественно, не знал. Он приходил к морю и смотрел на него грустными глазами человека, у которого мало надежды на исполнение желаний. Он не знал и другого, несравненно большего, именно, что в эти предосенние месяцы Россия готовилась ко второй революции и что участниками великих событий стали его друзья — Федосов и Величко.
Когда осенние ветры уже срывали с лиственниц последние желтые хвоинки, а Байда и Бурун гуляли в новых пушистых шубах, на холодных волнах близ берега запрыгал катер. Никто не видел, как он подошел, никто его не встретил. Катер направился к устью реки, осторожно продвинулся вверх по реке и стал как раз напротив шалаша Джона Никамуры.
Мария Петровна не уходила с палубы, стояла, вцепившись в холодные поручни борта. Она в сотый раз осматривала затаившийся лес, ощупывала взглядом каждый кустик, надеясь первой увидеть мужа. Но тайга молчала, и только кедровка покрикивала на сухой лиственнице, на самом мысу у реки. Катер давал гудки, но звук оседал на вершинах деревьев, ветер снимал его, отбрасывая в море.
— Что же это? — спросила она капитана. — Никого… Может, мы не туда попали?
— Подождем, сударыня. Вы же знаете, они живут не на самом берегу, а вдали от него. Подойдут.
Он сходил в каюту, вышел с ружьем и два раза выстрелил. Эхо выстрела прокатилось по верхушкам темнеющего вечернего леса. Прошло какое-то время. И вдруг Мария Петровна увидела, как мелькнула в кустах человеческая тень.
Не выдержав неизвестности, она крикнула что было силы:
— Николай!..
Голос забился над лесом, пронесся по реке и затих. Тень исчезла.
— Кто там? — спросил командир.
— В кустах… Может быть, мне просто показалось… — Мария Петровна нервно засмеялась. — Я так долго смотрела, что в глазах круги. Верно, показалось.
— Идите в каюту, сударыня, уже ночь. Ложитесь отдыхать, завтра утром мы снарядим людей в поиск.
Зотов и Оболенский были крайне удивлены поведением Кина. Поздно вечером он вернулся из леса, собрал свой вещевой мешок, запер амбар со шкурками, бросил за спину винчестер и уже от порога сказал на прощанье:
— Дело есть. Недели на две уйду в тайгу.
Ночью Байда и Бурун волновались. Они то и дело принимались дружно лаять, бегали взад и вперед по дороге к реке, царапались в дверь, всячески выражая беспокойство. Зотов выходил два раза, успокаивал собак. Они прыгали ему на грудь, отскакивали и бежали к реке, призывно взлаивая.
— Ничего не понимаю, — сказал Зотов Корнею Петровичу. — Похоже, зовут куда-то.
Он встал с зарей. Едва толкнул дверь, как собаки вскочили и с лаем бросились на дорогу. Николай Иванович на всякий случай снял с плеча ружье и пошел за ними.
Красная заря горела на востоке. Дул порывистый ветер с моря. Тайга глухо гудела. Пахло свежестью, глубокой осенью, близким морозом.
Собаки намного опередили Зотова. Они выскочили на берег и залились нетерпеливым лаем.
— Готовьте шлюпку! — приказал командир. — Я разбужу нашу пассажирку. Кажется, идут.
Будить Марию Петровну не пришлось. Она не спала. Услышав лай на берегу, она выбежала из каюты и бросилась к борту. В сорока метрах, у самой кромки воды, бегали и лаяли два мохнатых черно-белых пса. Раздвинулись кусты, собаки от радости взлаяли еще сильнее, и на берегу показался человек.
— Николай! Коля! — закричала Мария Петровна и перегнулась через борт.
— Маша!.. — послышалось с берега. — Я иду!..
Зотов шагнул в воду. Шлюпка отчалила от катера. Он стоял по колени в воде, с протянутыми руками, а она уже кричала ему: