— Вот и хорошо. Оставайся в моих объятиях. Ночь будет долгой.

— Спать — это было бы прекрасно. Но ведь жаль тратить время на сон. Ты так не думаешь?

Своим поцелуем он сказал ей, что прекрасно ее понял. Ведь прежде всего он был мужчиной.

И она была благодарна ему за то, что он не счел ее слишком хрупкой.

— Мне очень нравится, мисс Фэрборн, когда вы изъясняетесь с такой прямотой. Если бы было необходимо, я бы притворился целомудренным рыцарем, но моя кровь не такая холодная.

Она тихо засмеялась, уткнувшись носом ему в грудь. Затем высвободилась из его объятий и направилась в свою спальню. Там сейчас горела всего одна свеча, освещавшая только ее туалетный столик и зеркало. И пламя, трепетавшее в зеркале, напомнило ей бальный зал, канделябры и восхитительную люстру у нее над головой.

К тому времени, когда Дариус переступил порог ее спальни, на нем уже не было ни плаща, ни сюртука. И он тотчас же занялся ее платьем.

— Эмбери отчитал меня за то, что я позволил тебе ходить в этом старом платье и в таких ужасных сапогах.

— Но ты же все объяснил? Сказал, что в своем нетерпении сорвал с меня платье и испортил его безнадежно?

— Говоришь, нетерпение? Нет, ошибаешься, то был порыв подлинной страсти.

На сей раз Эмма настояла на том, чтобы вся одежда была аккуратнейшим образом сложена — ведь она ей не принадлежала. Когда же они улеглись в постель, она осмотрелась и тихо сказала:

— Если дух папы здесь, едва ли он возражает…

Дариус тоже осмотрелся:

— А ты думаешь, он здесь? Ты веришь в такие глупости?

— Сейчас — нет. Но до того, как ты похитил меня, верила.

— Право же, Эмма, это не было похищением в полном смысле слова.

— Это тогда я считала, что ты похитил меня. Но сегодня, когда мы сюда приехали… Сегодня я уже думаю иначе… — Она спустила плечики своей сорочки, обнажая грудь. Потом, откинувшись на подушку, прошептала: — Теперь я готова…

Он принялся ласкать ее груди, и Эмму тотчас же охватила восхитительная дрожь; ласки Дариуса сводили ее с ума, и она с наслаждением отдавалась тем удивительным ощущениям, которые он ей дарил. Его запах, его прикосновения, исходящее от него тепло — все это она старалась удержать в памяти навсегда.

С каждым мгновением ее возбуждение росло, она, проявляя нетерпение, взмолилась:

— Дариус, быстрее! Не могу больше!..

— Уже скоро, — сказал он, целуя ее в живот и приподнимая сорочку. — Но еще не сейчас.

Эмма не стала дожидаться. Раздвинув ноги, она согнула их в коленях и привлекла Дариуса к себе. Подчиняясь ей, он взял ее за бедра, и оба издали вздох облегчения.

При первых проблесках зари Дариус проснулся и тут же насторожился — казалось, инстинкты предупреждали его об опасности. Он потянулся за пистолетом, который оставил на столике возле кровати.

Все чувства его были обострены, и он отчетливо слышал топот сапог в нижней комнате.

Встав с постели, граф молча оделся, потом спустился по лестнице. Звуки исходили со стороны кухни. Держа наготове пистолет, Дариус старался двигаться бесшумно.

— Ты забрался сюда, чтобы воровать еду? — послышался вдруг голос Эмбери.

— Уверен, что леди не станет попрекать меня куском хлеба, когда узнает, что я близок к голодной смерти, — ответил Таррингтон. — Полночи я провел в море. — Послышался звон фаянсовой посуды. — Здесь есть еще немного ветчины. Хотите?

— Конечно… нет.

— Как вам угодно, милорд.

Дариус вошел как раз в тот момент, когда Таррингтон отрезал себе толстый ломоть ветчины. Эмбери сидел напротив контрабандиста.

Дариус забрал у Таррингтона тарелку с ветчиной и поставил ее перед виконтом. Потом отнял у обжоры нож и начал резать ветчину.

— Поделись хлебом, Таррингтон, — бросил граф через плечо.

Контрабандист подчинился. Потом, осмотревшись, спросил:

— А где же хозяйка?

— Думаю, она еще спит, — ответил Дариус.

Губы сидевшего рядом Эмбери дрогнули, но он все же сумел удержаться от улыбки.

— Если ты здесь, Эмбери, то, наверное, уже передал наших друзей с рук на руки, — заметил граф.

— Да, уже. Ходжсон и его гость направились в Лондон, как и было задумано. И все прошло гладко. Теперь ответственность за них взяло на себя министерство внутренних дел. Их люди ожидали на перекрестке, там, где Пентхерст указал ему в том письме, что отправил тебе. Если они потеряют их след, я убью всех, кто будет за это в ответе. После всех трудов, что мы взвалили на себя…

— Думаю, Пентхерст сказал своим людям то же самое, так что можно не сомневаться, что они будут стараться вовсю.

Эмбери сунул в рот кусок хлеба с ветчиной, и было видно, что он ужасно голоден.

— Ты знаешь, что французам понадобится не более нескольких месяцев, чтобы заменить каждого пойманного нами шпиона? — спросил вдруг виконт.

— Да, вероятно. И все же надо стараться изо всех сил. — Дариус наблюдал за контрабандистом, шарившим по кухонным шкафам. — Таррингтон, ты осмотрел лодку после того, как она отчалила от берега?

— Конечно. Ясно, что она использовалась также и для свободной торговли.

— Но только для того, чтобы замаскировать основную ее деятельность.

— Так вот, в этой лодке было множество мелких вещиц для контрабанды, полным-полно всякой всячины… — Таррингтон сунул в рот еще один кусок хлеба. — Милорд, стыдно сказать, но это оказались не французы, а наши парни. То была весельная лодка из Дила.

— Значит, они используют для своих целей весельную лодку? — спросил Эмбери. — Неудивительно, что до сих пор они были неуловимы. Двадцать четыре человека на веслах могут ускользнуть от любого парусного судна. Трудно ли догнать и захватить такую лодку?

Таррингтон внимательно разглядывал кусок хлеба. Пожав плечами, ответил:

— Точно не знаю, так как я человек законопослушный, но говорят, что в хорошую погоду весельная лодка может пересечь канал часов за пять. Что же касается команды, то у них добрые отношения с французами в Булони, и время от времени они оказывают им услуги. Ходжсон переправлял им товары. И все у них было замечательно.

«Да уж, замечательно… — подумал Дариус. — Весельная лодка идет себе во Францию, принимает там контрабанду, письма и особых пассажиров, а потом направляется назад. После чего кто-то готовит распродажу контрабандных товаров в аукционном доме…»

— А где эти товары теперь? — спросил граф.

— Мы выбросили их в море. Невозможно было смотреть на это без слез. У меня приготовлена лодка в укромной бухте — на случай если захотите лично проверить.

Дариус был более чем уверен, что не обнаружит там никаких контрабандных товаров.

— А как насчет команды? — спросил он. — Неужели все они английские контрабандисты?

— Ну… по большей части. Один, правда, не вписывается в общую картину. Этот старался помалкивать, но в конце концов заговорил. Он был вроде эскорта, если хотите знать. — Ходжсон продолжал рыться в ящиках. — Не знаете, держит она здесь чай? Я бы не отказался от чашечки.

— Этот человек и выдал вам информацию? — спросил Эмбери. — Какой покладистый…

Таррингтон ухмыльнулся:

— Его убедили, что лучше быть покладистым.

— Убедили, приставив к виску пистолет? — догадался Дариус.

— Я как раз и собирался так поступить, — согласился Таррингтон. — Но вмешался лорд Кендейл…

— Впечатляет, — заметил Эмбери. — Кендейл знает, как вмешаться.

— И он оказался весьма полезен. Показал нам, что следует делать. Он сказал, что в армии они добивались всего, чего хотели, пригрозив пленнику острым ножом. И будь я проклят, если он не прав. Этот толстый французишка, как только завидел нож, заговорил так, что его было не остановить.

Таррингтон подошел к столу, чтобы снова атаковать ветчину.

Эмбери со вздохом закрыл глаза, демонстрируя понимание и терпение.

— А где он теперь, этот толстяк? — спросил Дариус.

— С остальными в моей пещере. Я ожидал вашего лордства, чтобы вы мне сказали, что с ними делать. Их стерегут несколько моих парней. С ними лорд Кендейл.