СОЛНЦЕ В ЗНАКЕ СТРЕЛЬЦА
Маркиз де Финат спускался вместе с Мишелем по лестнице своего палаццо у подножия выходившего на море холма.
— Жаль, что вы собираетесь уехать из Савоны, — деликатно сказал он. — Не знаю, бывали ли вы в Милане, но уверяю вас, этот перенаселенный город гораздо менее привлекателен, чем наш.
— Я прекрасно это знаю, синьор маркиз, — ответил Мишель, — Но в Италии я путешественник. В Милан я еду, потому что получил важное приглашение, иначе я бы уже давно вернулся домой.
Де Финат наморщил низкий лоб, хорошо гармонировавший с пухлым лицом, на котором читалась доброта, но никак не острота ума.
— Вы много теряете. Савона — город спокойный. Мы перестали быть яблоком раздора между европейскими королями, и, кажется, дож Генуи собирается предоставить нам независимость. Теперь здесь действительно хорошо живется.
Мишель удержался от искушения рассказать маркизу о видении, посетившем его накануне, когда ему снова «во сне наяву» явился Парпалус. Он, как обычно, повиновался импульсу записать расплывчатое послание стихами:
Le tyran Siene occupera Savone;
Le fort gaigné, tiendra classe marine;
Les deux armees par la Marque d'Ancone:
Par effraieur le chef s'en examine.
Тиран Сиенский заберет Савону,
Грозит отбить ту крепость флот морской.
Под знаменем Анконы оба войска.
Трусливый вождь все медлит, размышляя
[18].
Пророчество достаточно ясное. Сиенский тиран — это, без сомнения, честолюбивый дон Диего Уртадо де Мендоса, наместник Карла Пятого в Италии. Он уже заявлял о своих претензиях на создание государства, которое, базируясь в Центральной Италии, распространит свое влияние на Северную Италию, включая Парму, Пьяченцу, Геную, Сиену и Пьомбино. При таком обороте событий Савона разделит участь Генуи, и ближайший укрепленный форт, Специя, примет флот, призванный блюсти прочность новых испанских владений. В это время центр Италии, Марка д'Анкона, поддержит продвижение наземных войск.
И все же Мишель не был уверен, что все произойдет именно так. В последней строке говорится, что дон Диего Уртадо устрашится размахов собственного замысла и не отважится осуществить его до конца. Катрен ограничивался описанием планов и возможностей.
Если бы Мишель все это поведал маркизу, тот счел бы его сумасшедшим, а потому он предпочел промолчать.
— В Савоне мне было очень хорошо, — нарочито беспечно ответил он. — Я охотно остался бы здесь, но правда не могу.
Они подошли к подножию лестницы. Маркиз вздохнул.
— Что ж, по крайней мере, останется память о тех чудесах, что вы совершили. У жены мессера Бернардо Грассо все лицо было усыпано веснушками, а ваши мази очистили кожу за одну ночь. То же самое — у невесты мессера Джованни Ферлино де Карманьола. Теперь у нее такие белые щечки, просто мраморные, и она снова красавица.
В памяти Мишеля всплыло прекрасное лицо Магдалены. Пока он своими притираниями не сделал ее кожу шершавой и прозрачной, его тоже покрывали веснушки. Острая боль пронзила его. Однако отогнать воспоминание на этот раз удалось довольно быстро.
— Идеей средства от веснушек я обязан вашему соотечественнику, Антонио Виджеркио. Он же изобрел прекрасное слабительное, которое благоухает розой. Только от этого средства ни у одного из моих пациентов, включая беременных женщин, не возникало рвоты.
— Виджеркио? Он ведь больше астролог и колдун, чем аптекарь.
— Да, но он изумительно правильно подбирает пропорции лекарства.
— Можете поприветствовать его лично: вот он идет к нам собственной персоной.
И точно, к калитке сада приближался лысый бородатый человек в элегантно облегающем черном костюме. Он был очень возбужден. Учтиво поклонившись маркизу, он обратился к Мишелю хриплым, астматическим голосом:
— Я слышал, вы собираетесь уезжать, синьор де Нотрдам.
— Да, друг мой. Меня вызывает в Милан его преосвященство кардинал Алессандро Фарнезе, папский легат. Я не знаю, почему он оказался в Милане, но он желает меня видеть.
Маркиз де Финат очень удивился.
— Вы ничего мне не говорили! Кардинал Фарнезе — правнук нашего Папы, могущественнейший человек. Вы с ним знакомы?
— Лично не знаком. Но я встречался с его уполномоченным в Авиньоне кардиналом Тривулько и с их помощником братом Пьетро Джелидо.
Произнося последнее имя, Мишель не смог удержаться от гримасы. Ужасы Люберона еще жили в его памяти.
Антонио Виджеркио тоненько присвистнул.
— Все они — высшие представители власти. Думаю, от приглашения кардинала Фарнезе отказываться нельзя. Я бы хотел переговорить с вами с глазу на глаз. Вы разрешите, синьор маркиз?
Аристократ кивнул:
— Конечно. Уже почти время обеда, и меня ждет блюдо из засахаренных побегов сосны, приготовленное по рецепту синьора де Нотрдама. Моя сестра Бенедетта неравнодушна к этому блюду. — Он улыбнулся врачу. — Дорогой Мишель, вас будут помнить не только как выдающегося ученого, но и как прекрасного гастронома. Обещайте еще приехать к нам.
— При первой же возможности, синьор маркиз, — ответил тот, поклонившись.
Откланявшись, Мишель вместе с Виджеркио направился к калитке. Аптекарь какое-то время молчал, потом порывисто сказал:
— Мишель, вам не надо бы ехать в Милан.
— Но почему? Вы же знаете, что я не могу отказаться.
— Вы уже говорили. Но мне известно, что там неспокойно. Я давно имею контакты с вашим коллегой, врачом Джироламо Кардано…
Мишель удивленно вскрикнул.
— Кардано? Да кто же его не знает? Один из лучших математиков! Ведь это он нашел решение кубических уравнений, над которым столько ученых бились десятки лет!
Они вышли на улицу, покрытую колеями от каретных колес. Виджеркио понизил голос:
— Все это так, но Джироламо, кроме всего прочего, еще и занимается естественной магией. Он написал мне, что в долинах Ломбардии стали расти доселе невиданные цветы, а в доме правителя появились подозрительные люди. Кардано их называет иллюминатами, но у них есть еще одно название: «Церковь».
Мишель так вздрогнул, что вынужден был схватиться за ветку бука, чтобы не упасть.
— Как вы сказали? — выдохнул он.
— «Церковь». Во главе стоит некто Пентадиус, сейчас он гостит у кардинала Фарнезе. Кажется, он весьма преуспел в борьбе против Лютера. Однако истинного Мастера никто в лицо не видел. Он недавно вернулся с Востока и теперь скрывается в окрестностях Милана, под крылом у ордена миноритов, который целиком во власти его чар. Говорят, он великий маг.
Лоб Мишеля вдруг вспыхнул в неожиданной лихорадке. Он раскрыл рот, но оттуда вылетели какие-то сиплые, неясные звуки. Лишь через несколько секунд он взял себя в руки и смог спросить:
— Кто вам об этом сообщил? Кардано?
— Не только. Меня предупредил еще один друг, доктор Гийом Постель. Он уже два месяца как вернулся из Константинополя и написал мне.
— Вы знаете, как зовут мага, о котором рассказали?
— Знаю, но только имя. Ульрих из… а дальше не помню. Какое-то место в Германии. Адепты «Церкви» узнают друг друга но специфическому знаку.
— Что за знак?
— Маленький крест, вырезанный на плече.
Все, что Мишель гнал из памяти двадцать лет, всплыло в мозгу с прежней яркостью. Он увидел нож, крестом надрезающий плечо, и мышиную кровь, капля за каплей падающую в рану. А потом обожгла страшная боль, а братья по «Церкви» пели за пределами пентакля старинное заклинание:
Азараказа Амафкратитаф
Йо Йо Йо
Амен Амен
Иаоф Иаоф Иаоф
Фаоф Фаоф Фаоф