Кардинал привычным движением перелистал страницы.
— Вот глава, которая нас интересует: «Очищению подлежит тот, о ком идет дурная слава среди людей честных и почтенных, даже если эта дурная слава распространялась намеренно кем-либо из его врагов». Видите, герцогиня, здесь описывается как раз ваш случай.
Катерина слегка вздрогнула.
— И в чем же состоит это очищение?
— О, церемония очень проста. Надо предстать в том месте, откуда пришла за вами дурная слава, и перед теми, кто ее разделял. В вашем случае вы должны отправиться в Экс и принести публичное покаяние, получив таким образом прощение. Если я до сих пор не назначил церемонию, то только потому, что в Эксе могут еще питать к вам определенную враждебность. Есть риск, что из-за какой-нибудь горячей головы весь ритуал пойдет насмарку.
Катерина побледнела. Она только сейчас отдала себе отчет, что Антонио Галаццо делла Ровере держал ее дьявольской уздой. Как могла она появиться перед людьми, которых намеренно заражала чумой и которые засекли ее до крови, полагая, что засекли до смерти? Ясно, что в планы кардинала входило держать их с Джулией при себе, наслаждаясь прелестями младшей, а едва они надоедят — избавиться от обеих.
Катерина притворилась спокойной, но это стоило ей немалых усилий.
— Ваше преосвященство, я останусь в Агене столько, сколько вы пожелаете. Я всего лишь прошу разрешения повидаться с родственником.
— Я уже сказал вам, что с этим нет никаких затруднений. Только я тоже хочу попросить вас об одолжении.
— Я сделаю все, что пожелаете.
Катерина надеялась, что он не заметил охватившего ее отчаяния.
— Этот самый Постель — человек подозрительный, адепт каббалы и еврейской магии, и инквизиция давно за ним следит. Однако вплоть до последних лет он находился под покровительством нашего покойного короля Франциска Первого. Если вам удастся представить инквизиции улики, которые помогут облегчить его арест, то церемония вашего очищения сможет пройти лишь формально. Будет считаться, что вы выказали достаточно христианского рвения, чтобы уничтожить вашу дурную репутацию.
Катерина ни на миг не поверила этим обещаниям. Делла Ровере просто-напросто намеревался использовать ее в своих целях, не предлагая взамен ничего конкретного.
Но это обстоятельство ее не огорчило. Напротив, после слов прелата отчаяние сменилось эйфорией. Сам того не желая, делла Ровере помог ей наметить план, который одним движением позволял ликвидировать все препятствия на пути к Мишелю Нотрдаму, включая и самого кардинала.
Повеселевшая Катерина поднялась с кресла.
— Будет исполнено, ваше преосвященство.
Снова присев в поклоне, она открыла кардиналу блистательную панораму своего декольте. Но на этот раз глаз не опустила, а быстро взглянула снизу вверх. И поймала на себе восхищенный и слегка туповатый взгляд. Усмехнувшись про себя, она подумала, что этот человек проиграл.
ИЕРОГЛИФЫ ГАРАПОЛЛОНА
Мишель повертел в руках письмо своего брата Бертрана из Сен-Реми. Содержание, на первый взгляд безобидное, его чем-то встревожило.
«Дорогой Мишель!
После смерти нашего отца в прошлом году я занимаюсь главным образом домом и сельскими владениями семьи. Однако слежу по возможности за карьерой брата Жана, которая движется по общественно-административной линии в Эксе, а также за твоей. Я знаю, что ты находишься в Лионе и в очередной раз борешься с чумой. Что до меня, то, как ты знаешь, я женился на добродетельной девушке Торине де Ру, которая уже носит ребенка и, надеюсь, обеспечит мне многочисленное потомство. Благодаря Торине, а также итальянской девушке высокого происхождения, Джулии, бывшей замужем за Гвидобальдо делла Ровере, которая часто бывает в нашем доме, я познакомился с Анной Понсард по прозванию Жюмель, которая…»
По прочтении этого имени он снова вздрогнул. За прошедшие годы кто-нибудь из друзей нет-нет да и упоминал его, словно все сговорились снова толкнуть его в объятия Жюмель. Казалось, таинственная сила влечет его против воли в сторону его первой любви. Будь Молинас жив, Мишель заподозрил бы очередную ловушку… Но Молинас давно обратился в пепел.
С другой стороны, затянувшееся воздержание вызывало в нем сладострастные фантазии, как во сне, так и наяву. И объектом его желаний неизменно оставалась цветущая Жюмель во всем блеске юности. Наверное, теперь она растолстела и постарела, но желание убедиться в этом собственными глазами только росло…
Он продолжил читать:
«…могла бы составить тебе идеальную партию. Мало того, что она хороша собой, хотя и болтлива сверх меры, она сказала мне, что за ней состояние в 400 флоринов и дом в Салоне-де-Кро. Я говорил с ней о тебе, и она очень заинтересовалась, хотя претендентов на ее руку хоть отбавляй. Думаю, что для тебя это был бы идеальный брак. Если же у тебя уже есть любимая девушка, не тревожься. Я сам, искренне любя Торину, нашел в Джулии делла Ровере гораздо больше, чем просто подругу, как это обычно бывает. Это она надоумила написать тебе относительно Анны Понсард, учитывая тот факт, что ты уже миновал брачный возраст и все еще не имеешь детей…»
Тут Мишель должен был оторваться от письма. В комнату второго этажа отеля Дье в Лионе вошел один из санитаров. Чтобы разобраться, кто это, надо было подождать, пока вошедший снимет с себя шесть промасленных рубах, длинный, до пят, полотняный балахон, черный жилет из грубой ткани и «птичью» маску, пропитанную эссенциями. Наконец Мишелю удалось понять, кто перед ним: на него глядело исхудавшее лицо Рене из аптеки «Зеленая колонна», самой знаменитой и оснащенной в городе.
Рене улыбался.
— Мишель, полагаю, что мы совсем одолели чуму. Повальной эпидемии, которой все боялись, не случилось. Больные, похоже, выздоравливают. И все это — ваша заслуга.
Мишель тоже рассеянно улыбнулся, быстро складывая и засовывая в карман письмо Бертрана.
— Друг мой, успеха, который вы мне приписываете, добиться было нетрудно. Мы ведь уже привыкли любую вспышку заболевания объявлять эпидемией. Сюда, в Лион, «черная смерть», косившая народ в Эксе, не докатилась. То, что мы победили здесь, был всего лишь «ослиный кашель». Иногда он смертелен, но далеко не всегда. Справиться с ним — не такая большая проблема.
— Может быть, но, пока вы не приехали, никто не знал, что делать. И потом, кто умеет отличить один тип чумы от другого?
Почти машинально Мишель поправил свою неизменную квадратную шапочку, символ его веса и полномочий. Он был очень горд похвалами, полученными от аптекаря, но постарался скрыть свои чувства. Зато, если бы другу пришло в голову его критиковать, он бы огрызнулся. Похвала же, напротив, всегда располагала его к скромности.
— Я и сам, несмотря на весь свой опыт, не смог бы дать категорическую оценку. Но много лет назад у меня был замечательный учитель, Франсиско Валериола. Это он объяснил мне, что больные «черной чумой» находятся в состоянии сильного возбуждения. У мужчин напряжен пенис, как бывает в случаях приапизма, у женщин наблюдаются обильные выделения жидкости из влагалища. Во время менее тяжелых эпидемий ничего подобного не происходит.
Рене приподнял бровь.
— Вы все это констатировали сами?
Мишель пожал плечами.
— Конечно, я не ходил задирать больным рубашки. Так утверждает Валериола, и мне этого достаточно. Знаю только, что у больных в Лионе, как у мужчин, так и у женщин, половые органы были сжавшимися и бледными.
— А у больных в Эксе…
— Не спрашивайте меня об этих больных. Тогда мне не были известны тезисы Валериолы, и я не проводил подробных осмотров.
Рене глядел скептически, но возражать не стал. Он расстегнул черную бархатную куртку с большим воротником и вытащил помятую и вымазанную жиром рукопись. Скорее всего, жир попал на нее с только что снятой промасленной одежды.
— Я прочел ваш стихотворный перевод иероглифов Гораполлона и должен вам сказать…
