Сразу бросалось в глаза, что хорошо танцевать умеют только Лида, Настя и Оля. Девушки действительно двигались почти профессионально, умело владея своими гибкими грациозными телами, направляя их в такт музыкальной теме. Правда Ольга, казалось, стесняясь выделяться, вела себя несколько зажато и скованно. Её движения были неуверенными, с оглядкой. Хотя даже по ним можно было с уверенностью судить, глядя со стороны, что танцевать она умеет хорошо. Лида и Настя же — окончательно вошли в раж, выгибаясь друг перед другом, словно соревнуясь, кто кого перетанцует.
Движения Лиды были более грубыми, резкими и прыгучими. Она напоминала пружинку. Все её конечности словно крепились на шарнирах, действуя обособленно. Но, не смотря на это, грация в её танце прослеживалась. Особенно ей удавались вёрткие движения ног, с плавными подъёмами и лёгкими полуприседаниями. Эти па исполнялись Лидой безупречно, и она повторяла их очень часто, видимо зная свою изюминку. Да и остальные её движения, не смотря на резкость, выполнялись очень пластично и скоординировано. Лида прекрасно чувствовала музыку и все её тончайшие изменения. Как сурдопереводчик, моментально переводящий человеческую речь в язык жестов глухонемого, она переводила язык музыки в язык танца. И делала это чётко, легко, красиво, наслаждаясь своим танцем.
Настя танцевала иначе, практически не делая резких движений, точно находилась в вакууме. Движения у неё были предельно гибкими и пластичными. Колебания переходили из одной части её тела — в другую, очень плавно. Таким образом, волновое движение её правой руки могло динамично перетечь в изгиб шеи, движение торса, затем бёдер, и, наконец, левой ноги. Настя двигалась как змея. Словно в ней не было костей. Скорее всего девушка посещала танцевальные занятия, потому что в таком танце заметно прослеживался профессионализм, в отличие от явной самоучки-Лидии. Анастасия даже не танцевала, она заколдовывала, соблазняла, совершала какой-то магический ритуал. На неё было приятно смотреть. Такому талантливому умению растворяться в собственном танце, можно было только позавидовать. И, конечно же, восхититься.
Парни танцевать совершенно не умели. Сергей это видимо признавал, особо не красуясь, и держась немного в сторонке. Весь его танец заключался в ритмичном покачивании туловищем, приседаниях и каких-то вялых движениях руками. Обычно так танцуют редкие посетители дискотек, которые не желают упасть в грязь лицом, отказываясь присоединяться к танцующим, и в то же время стремятся максимально скрыть свою неуклюжесть и неопытность за этим стандартным набором подёргиваний и раскачиваний. Серёжка глуповато улыбался, переминался с ноги на ногу, и время от времени вскидывал руки. Чувствовалось, что он всё равно стесняется того, что не умеет танцевать. Зато Ваня-Бекас нисколько в этом плане не комплексовал. Танцевать он умел не лучше Сергея, но это его ни капельки не смущало, скорее напротив. Он прыгал козлом, наступал соседям на ноги и толкал их, размахивая руками и ногами, точно персонаж кукольного театра. Этот парень демонстративно стремился всё время быть в центре тусовки. Ему нравилось, что на него обращают внимание. И то, что над этими нелепыми прыжками люди в основном посмеиваются, его лишь подстёгивало и вдохновляло. Он не уставал импровизировать: то пытался встать на руки, то неумело крутил нижний брейк на полу, то пытался изобразить какие-то классические движения из знаменитых танцев (чаще всего повторяя незабвенный твист из «Криминального чтива»), то издавал невнятные вопли и улюлюканье. Один раз Бекас даже хотел соорудить из друзей сцепку для какого-то жалкого гибрида канкана и сиртаки. Естественно, у него ничего из этого не вышло. Наблюдать за обезьяньими выкрутасами Ивана было очень забавно. Этот клоун, уже кажется забывший о безвременной кончине своего любимого мобильного телефона, как всегда развлекал друзей паясничеством и нелепыми выходками.
Молчаливую задумчивость сохранял только отколовшийся от их весёлой компании Вовка. Толстяк лежал на диване, делая вид, что творящееся на танцполе действо ему абсолютно безразлично, и даже немного раздражительно. Втихоря, он раскупорил ещё одну бутылку коньяка и время от времени потягивал её прямо из горла. Маленькие глазки Геранина были уже пьяными и откровенно тупыми. Может быть он пытался сейчас о чём-то думать, но, скорее всего, это у него не получалось, и мысли разбредались как стадо непослушных баранов, заставляя Вовку время от времени морщиться и произносить: «Блин…», «Фигня, ё…» и так далее, в том же духе. Пару раз друзья пытались его вытянуть к ним, но тот упрямо отказывался. Особо никто и не настаивал. Праздник продолжался…
Не могу понять. Не могу найти объяснение. Зачем? Для чего они это делают сейчас? Что это? Признак высшей степени хладнокровия, или непроходимой глупости? Минутная радость, тут же подхваченная, умноженная, раздутая мыльным пузырём. Да, он переливается перламутровыми калейдоскопическими фантомами, лелея взор, отвлекая, воодушевляя и веселя… Но ведь это же мыло. Обычное мыло, из которого выдули колыхающееся, кратковременное нечто. Нечто, обречённое лопнуть в любую секунду.
— А теперь — медляк! — наконец громко объявил взъерошенный и вспотевший Бекас.
Скользнув к пульту, он стал быстро что-то там настраивать. Музыка прекратилась, и в зале тут же повисла тишина, успевшая стать непривычной. Синхронные лампы погасли. Цветомузыка остановилась на одном цвете. Стробоскоп отключился.
— Медляк — это здорово! Давай! — тут же поддержала его идею Лида. — Давно пора.
— Вов, идём, потанцуем? — подошла к Геранину Настя. — Сейчас медленный танец будет.
— Не хочу, — отмахнулся от неё тот.
Подруга грустно пожала плечиком и, вздохнув, убрала прилипшие ко лбу волосы.
— Ты там долго?! — нетерпеливо осведомилась у Бекаса Лида.
— Сейчас. Погоди. Я ищу, — продолжал копаться возле пульта Иван.
— Ищет он…
— Во. Нашёл!
Тишину звонко прорезали вступительные гитарные аккорды песни «Nobody Loves You», группы Garbage. Немного томные, немного грубые, пронизывающие до костей и, одновременно с этим, печально-лирические. Замелькали лампы, время от времени окрашивая полутёмный зал чередующимися цветами.
— Танцуем! — Иван подскочил к Лиде, и та сразу же положила руки ему на плечи.
Первая пара образовалась. Сергей подошёл к Оле и протянул ей руку. Та приняла её, после чего они увлеклись танцем вслед за Бекасом и Лидой. Насте тоже хотелось потанцевать, но Вовка не разделял её желания. Ей пришлось опуститься на пустующий диван и созерцать счастливые пары со стороны, с завистью в глазах. Музыка отскакивала от стен, рикошетя по ним, создавая накрывающий стереоэффект. Вступление наконец перешло в долгожданный вокал. Наконец, солистка начала петь глубоким задумчивым голосом:
Watching the days slip by so fast,
Knowing our fate has long been cast.
Working our fin gers to the bone,
Cause nobody loves you, when you're gone, gone, gone, gone…
Слова распространялись невидимым тающим эхом, дребезжа резонансом, проскальзывая в соседние помещения корабля. Ольга и Сергей медленно кружили в танце. Он держал её очень мягко и нежно. Время от времени, она прислоняла лицо к его широкой груди, а затем снова чуть отстранялась, и смотрела в глаза. Лицо Сергея ежесекундно окрашивалось то в красный, то в жёлтый, то в зелёный, то в синий цвета, каждый раз придавая ему совершенно различные черты.
Coughing up feeling just for you,
To find something real to hold on to.
But there is a hole inside my heart,
Where all of my love comes pouring out.
Красный — немного устрашал это простое русское лицо. Вкупе с острыми чёрными тенями, он делал его жутковатым, агрессивным, жестоким. Сергей становился очень похож на злодейского персонажа из «Звёздных войн». Но это сходство улетучивалось сразу после перехода к другому цвету — к жёлтому.
