— Я лишь кажусь тебе необычным. Ты ведь находишься внутри меня, поэтому сейчас я выступаю в виде сигнала, подаваемого моим сознанием. Лети за мной! Я покажу тебе кое-что уникальное! — огонёк порхнул с её ладони, и полетел через пространство, уверенно лавируя между звёзд-самоцветов.

Ольга оттолкнулась руками и ногами, так, как она привыкла делать во время плаванья, и полетела следом за ним. Огонёк Евгения постоянно терялся из виду среди множества цветных, сияющих частиц, но как только Оля останавливалась, ища его взглядом, он тут же откуда-то выскакивал, и снова манил за собой. Когда призрачные стразы пролетали совсем близко от её лица, ей чудилось, что это крошечные телеэкраны, на которых быстро транслируется какое-то изображение.

Но вот, наконец, Евгений вывел её на середину этой обширной россыпи, и она увидела, как в центре скопления, пульсируя, вращается внушительная золотая сфера, от которой в разные стороны тянутся тонкие и очень длинные хвосты-лопасти. Вкупе, это отдалённо напоминало размашистый пропеллер, раскручивающий вокруг себя мириады кристаллов-телевизоров.

— Сюда, сюда! — звал Евгений, летя к самому центру ослепительной золотой карусели.

— Это. Это похоже. На галактику, — восхитилась Оля.

Огонёк-проводник ответил весёлым смехом.

Девушка ожидала, что в середине светящегося завихрения находится нечто вроде портала, и ей даже в голову не могло прийти то, что ожидало её в момент соприкосновения с неизвестностью. Запоздалое осознание не поддавалось никаким логическим определениям. На самом деле это не она проникала в пульсирующую «галактику», а «галактика» проникала в неё. Жадно втягивалась каждым квадратным микроном её существа. С невероятной быстротой. Всё окружающее её пространство сжималось с чудовищным ускорением. Втянув в себя остатки пространства, подобие чёрной дыры, образовавшейся в области её солнечного сплетения, начало втягивать Ольгу саму в себя. Последнее, что она увидела — свои руки, которые, словно резиновые, вытягиваются куда-то вперёд, удаляясь на сотни, тысячи километров. Это сопровождалось протяжным звуком её крика, звучащего, казалось, где-то далеко-далеко…

— Внимание… — произнёс Евгений голосом робота. — До выхода из стазиса осталось три, две, одна…

Сначала, откуда-то из небытия прилетел звук её голоса. Потом она вновь увидела свои руки — совершенно нормальные, не вытянутые. Тут же, из-за спины у неё шустро вынырнул поблёскивающий огонёк Евгения.

— Как тебе? Необычно, правда? — весело заморгал он. — Привыкай. Здесь всё по-другому. Это место не подчиняется физическим законам. Иногда, чтобы войти — необходимо выйти. Или же самому стать дверью между двумя пространствами. Это невозможно описать словесными определениями. Но самое интересное ждёт тебя впереди. То, что ты приняла за галактику, называется «анималитическим гироскопом». Он выполняет функцию силового ротора, и создаёт тягу, обратно-пропорциональную «пылесосу» колодца души. Подъёмный вихревой поток в центрифуге — его заслуга. Душа не может существовать без этого вечного двигателя, который является её непоколебимым стержнем, опорой, гарантом равновесия. Именно он позволяет нам ориентироваться не только во внешней, но и во внутренней обстановке. Незыблемый компас души, работающий благодаря биению нашего сердца.

— Подумать только.

— И это ещё не всё. Равновесие, создаваемое энергетическими потоками, обеспечивает устойчивость для… В общем, ты сама сейчас всё увидишь. Свет!

Послышался щелчок, и загадочное голубое сияние осветило гигантскую чашу, над которой медленно парила Ольга. На дне безупречно-гладкого углубления, в самом центре, располагалась странная конструкция, включавшая в себя пирамиду, на острие которой быстро вращался массивный шар. Каждая грань пирамиды несла на себе загадочные пиктограммы. Скорость вращения шара было столь велика, что временами от него отлетали белесые потоки, которые раскручивались по непредсказуемым орбитам, а затем рассеивались лёгкой исчезающей дымкой.

— Рад представить тебе центр душевного равновесия. Я называю это великолепное сооружение «антенной», поскольку именно оно обеспечивает нашу постоянную связь с ноосферой. Постепенно развивая эту теорию, я практически сумел доказать факт человеческого единения с эфиро-торсионными полями. У меня есть предположение, что наша память — и есть часть ноосферы. В сообществе, мы образуем единое, целостное информационное пространство. И знаешь, что из этого может вытекать? То, что человечество обладает коллективным разумом! Только устроены мы так, чтобы считать себя уникальными. Индивидуализм необходим для эволюции, для развития…

— Надеюсь, что это только твои догадки. Лично мне не хочется чувствовать себя пчелой, или муравьём.

— Хех! Это мало кому хочется. Но вполне может так статься. Ты видишь этот вращающийся глобус? Он не падает исключительно благодаря системе равновесия. Это и есть центральный передатчик. Стоит ему отклониться хотя бы на йоту — и это заметно скажется на нашем поведении.

— А он всё-таки может отклоняться?

— Да. Смещение может быть вызвано, например, сильным сотрясением. Когда неудачно ударишься головой. Восстановить изначальный баланс после этого всё же возможно, хоть и крайне проблематично. Ведь это также может вылиться в полную перенастройку всей системы памяти, в результате которой порвётся связь со всеми твоими воспоминаниями. Восстановившемуся передатчику придётся настраиваться, скажем так, на новую частоту. В медицине это называется амнезией: полной, или частичной — всё зависит от тяжести случая.

— Потеря памяти возникает из-за банального разрыва ментальной связи с ноосферой?

— Теоретически — да.

— А как насчёт старческого склероза?

— Склероз возникает из-за нарушений мозгового кровоснабжения. Наш мозг — это процессор души, и для нормального функционирования его сложной нейронной системы требуется стабильный приток крови. С возрастом, кровоток постепенно нарушается, что приводит к дестабилизации в работе «антенны». Сфера начинает отклоняться, менять частоту вращения, одним словом — давать сбои. Люди же воспринимают это как рассеянность, забывчивость, потерю чувства места и времени. В памяти начинает твориться беспорядок и хаос. Короче говоря, старость — не радость.

— И это тоже теоретически?

— А что поделать? Я ведь не учёный. Поэтому делаю выводы, основываясь на увиденном, прочувствованном, пережитом. Ты, конечно же, можешь не признавать моих гипотез…

— О чём ты? Всё это очень интересно. А что касается научности, то человечество начинало изучать окружающий его мир именно по такому же принципу, опираясь на увиденное, прочувствованное, домысленное. Не все теории поначалу были верными, но со временем их исправили, переосмыслили, отшлифовали. В этом и заключена суть науки. И, заметь, слава всегда достаётся первопроходцу, даже не смотря на то, что он мог ошибаться. Здесь ты — первопроходец. От того, что я сегодня увидела, можно легко рехнуться умом, не говоря уже о попытках как-то всё это охарактеризовать, объяснить понятными словами.

— Мне помогло время. Время и наблюдения, — скромно ответил Евгений. — Ну что мы всё обо мне, да обо мне. Как будто другого момента нет. Полетели дальше! За мной.

Ольга взмыла над бесшумно вращающимся шаром, и помчалась наверх, в иную сферу. Словно невидимые шторы раскрылись перед ней, обнажив некую сложнейшую структуру, выглядевшую как сплошное переплетение прозрачных золотистых трубок, которые соединялись друг с другом под разными углами. В местах их соединений светились хрустальные шарики. По трубкам с неимоверной скоростью носились зримые сигналы. Когда они достигали соединительного шарика — тот вспыхивал, точно крошечная фотовспышка. Из-за обилия сигналов, вся эта гигантская перепутанная сеть сверкала и искрилась, как снег под луной. Её вид заворожил Ольгу.

— Ты в верхнем блоке памяти. Это его структура — каркас. Как видишь, система — сложнее некуда. Такова наша непосредственная память. Здесь представлена её внешняя сторона. Логический концентратор. Именно ему мы обязаны мучительными часами зубрёжки в школьные и студенческие годы. Каким-то совершенно невообразимым образом он отделяет агнцев от козлищ, не удосуживаясь при этом посоветоваться с нашим разумом. Если информация признаётся им как несущественная, то он будет упрямо отсеивать её, запихивая в кэш-отделение промежуточной памяти. Обычно это происходит когда информация не вызывает у нас чётких ассоциаций, и не возбуждает интереса. Насильственное впихивание такой информации в память при этом выглядит так же, как настойчивое тыканье пальцем в кнопку лифта, когда тот занят. Рано или поздно лифт приедет, но палец к тому моменту успеет порядком разболеться.