Как только автобус тронулся, человеческие массы пришли в движение, шатаясь от тряски. Запястье Ольги заныло от напряжения. Казалось, что ей вот-вот оторвут руку. Но отпускать поручень она никак не желала, боясь лишиться единственной опоры. Хотя, возможно, опора ей и не пригодилась бы, так как плотная живая начинка автобуса спрессовывала её со всех сторон тисками. Пробраться глубже в салон казалось нереальной задачей. Судя по всхлипам, придушенному кашлю, и хнычущему поскуливанию, доносящимся из центра давки, нахождение там сейчас было абсолютно невыносимым. Кто-то тихонько умолял выпустить его на свежий воздух, кто-то скрежетал зубами, кто-то возмущался, что на него навалились.
Ко всему прочему, в автобусе не было ни единого отверстия для вентиляции. На запотевших окнах отсутствовали форточки, а оба люка в потолке намертво заклинило. Напрасно чьи-то руки долбили по ним кулаками. Люки не открывались.
Дышать было практически нечем. Ольге казалось, что не меньше четверти пассажиров находятся в состоянии обморока. Закрыв глаза, они беспомощно висели в толпе, сдавленные телами собратьев, точно бездушными льдинами. У некоторых из носа начинала струиться кровь.
— Как тебе это? — шепнул кто-то на ухо Ольге.
Та хотела повернуться, но не смогла.
— Что? — как можно тише спросила она.
— Путешествие, — ответил всё тот же ядовитый голос.
— Не вижу в нём ничего сверхъестественного, — ответила Ольга. — Кому-то приходится каждый день ездить на работу вот так. И ничего. Не разваливаются.
— Хо-хо-хо, — шёпотом засмеялся собеседник. — Ты попала в самую точку. Именно этого я добиваюсь — сходства. Мне захотелось воссоздать кошмар, который вы привыкли считать обыденностью. По-моему получилось неплохо. Знаешь, это было нетрудно. На самом деле, не обязательно загонять вас в душегубку кнутом, или под прицелом автомата. Вы сами в неё лезете с большим азартом, и увлечением. Достаточно лишь… (его губы коснулись краешка Ольгиного уха) … внушить вам, что это необходимо. Что если вы не залезете в этот автобус — то никогда не доберётесь до пункта назначения вовремя. Знала бы ты, как легко этого добиться. А дальше — начинается представление. Вы лезете по головам, дерётесь за место в морилке. Давите друг друга, душите и ломаете рёбра. Вы превращаетесь в аморфное вещество, заполняющее ёмкость транспортного сосуда. И все ваши стремления сходятся в одном желании — в непременном достижении точки назначения. Нелепо, не правда ли?
— Я… Я не понимаю…
— Хо! Хо!
Стоявший позади вонзил ей в шею свои острые зубы. Его руки обвили её, проникли сквозь одежду, и впились когтями в тело, разрывая плоть.
— Очнись! Очнись!
Ольга вздрогнула, отринув оковы оцепенения. Возвращение из призрачного забытья сопровождалось дикой головной болью и тошнотой. Лиша яростно дёргала её за ухо, не переставая кричать:
— Оля, очнись!
— Всё в порядке, — с трудом ответила та. — Что случилось? Что это было?
— Не знаю. Ты отключилась, — ответила ящерка. — Это плохо. Нельзя здесь отключаться.
— Я говорила с Хо.
Тошнота подкатила к горлу Ольги, и она едва сдержала позыв.
— Это плохо, Оля, очень плохо. Оно испытывает тебя на прочность. Не поддавайся.
— Мне нечем дышать. Теряю сознание. Меня тошнит.
— Терпи. Мы скоро приедем. Главное, не лишайся чувств. Оно только того и ждёт.
Давление чужих тел росло с каждой минутой, словно люди нарочно сжимали её, желая раздавить. Слышался хруст костей. Это был уже не автобус, а какая-то адская соковыжималка. Пассажиры безжалостно давили друг друга, превратившись в единую агонизирующую массу. Повсюду раздавались булькающие хрипы. Руки соскальзывали с поручней, и исчезали в толпе. Кислорода оставалось на пару вдохов. Ольга цеплялась за остатки сознания, продолжая держаться за поручень одеревеневшей рукой. Чей-то костлявый локоть пытался продавить её грудную клетку, и это было самым чувствительным болевым ощущением, помогавшим ей не отключиться, и не сорваться с поручня.
— Нелепо, не так ли? — вновь зашептал ей кто-то сзади. — Живая могила. Медленное, мучительное умирание. И каждый убийца, в то же самое время, сам является жертвой. Великолепная ирония над человеческой сутью.
— Не слушай его, держись! Не падай! — шипела с другой стороны Лиша.
— Я не знаю… Я не могу… Не понимаю… — Ольгу повело.
Сознание двоилось и троилось. Она держалась за поручень уже одним пальцем. Пятки провалились в глубину подножки, и человеческие тиски с хрустом сомкнулись на ней стонущими шевелящимися челюстями.
— Довольно, Хо! Хватит!!! — был ли это крик, или же ей показалось, но это было последним, что она расслышала сквозь пелену небытия.
Автобус остановился. Двери раскрылись, и человеческая субстанция вытекла наружу, вынеся Ольгу вместе с собой. Сколько времени прошло после этого — неизвестно. Сознание вернулось к ней не сразу. — «Sufferentia, sufferentia, sufferentia», — испорченной пластинкой, повторялось в её мозгу одно лишь слово.
— А?! Где я?! — очнулась она, дыша точно загнанная.
— Наконец-то, ты пришла в себя, — радостно ответила Лиша. — Поднимайся. Надо идти дальше.
— А где автобус? — Ольга попыталась подняться с земли, но с первого раза это у неё не получилось.
— Автобус дальше не пойдёт. Мы в зоне листопада.
— В зоне, ч-чего… — голова всё ещё кружилась, поэтому перед глазами у Ольги всё плыло и раздваивалось.
Когда она сконцентрировала взгляд на каком-то странном предмете, валявшемся возле неё, то не сразу смогла определить, что это было. Вскоре, зрение её пришло в норму, и, рассмотрев наконец-то подозрительный предмет, она буквально остолбенела. Перед ней на земле лежал грязный человеческий череп, пробитый огромной плоской штуковиной, которую Ольга, в первую минуту, приняла за лопасть небольшого самолёта. Приглядевшись получше, она догадалась, что это была никакая не лопасть, а невероятно увеличенное в размерах древесное семя, формой напоминающее кленовое.
— Это… То самое? — всё что смогла пролопотать девушка.
— Заккум уже очень близко, — без интонации ответила невидимая ящерка. — Мы должны двигаться, иначе…
— Я поняла. Я иду.
Она неуверенно поднялась, и, с дрожащими коленями, побрела вперёд.
— Не туда, — поправила её Лиша. — В другую сторону.
— А? Х-хоро-шо. Хорошо.
Оля развернулась, едва не упав, и тут же увидела его. Размеры Заккума впечатляли настолько, что сводили с ума. Не смотря на то, что до ствола оставалось не менее двух километров, его крона уже нависала над головой девушки. Запрокинув голову, Вершинина смотрела на ветви, раскинувшиеся так высоко, что в них буквально запутывались облака.
— Некогда ротозейничать, — не унималась Лиша. — Я не шучу, мы под угрозой.
— Да поняла я уже, — Ольга опустила голову, и зашагала в сторону ствола.
Впереди она увидела какие-то дымящиеся обломки, придавленные чем-то большим, плоским, похожим на серый фрагмент рухнувшей кровли. Из-под этого груза торчало искорёженное железо с разваленными в разные стороны колёсами. По деформированным ступенькам, между развороченных дверей, медленно струились кровавые ручейки. Автобус. Тот самый, на котором она ехала. Неведомая сила смяла его в блин. Смотреть на это было невыносимо, и Оля отвернулась.
— Что случилось с автобусом?
— Его расплющило. Разве не видно?
— А пассажиры?
— Кто не успел — тот опоздал.
— Что могло его расплющить?
— Ответ у тебя под ногами.
Теперь Ольга определила, что ровное поле, по которому они шли до того, как сели в автобус, сменилось нагромождением каких-то пластов, словно земля в этом месте некогда колебалась и плескалась, как безумная, да так и застыла беспорядочно напластованными ухабами.
— Ты смотришь под слишком узким углом, — пояснила Лиша. — Постарайся окинуть взглядом более широкую панораму — тогда поймёшь.
Ольга всё поняла ещё до завершения этой фразы. И ужас овладел всем её существом, от головы до пят. Она стояла не на обычном пласте земли. Это был окаменевший лист гигантских размеров. Такой большой, что на нём вполне мог бы разместиться теннисный корт. И этот лист был далеко не один. Их были тысячи тысяч. Они сплошь устилали собой всю местность вокруг Заккума, и создавали на поверхности земли целый слой многометровой толщины.
