Первое, что увидела Ольга после чудовищной катастрофы и последовавшего за ней всепоглощающего мрака, был свет. Сначала он был лишь маленькой звёздочкой, но затем становился всё обширнее, внушительнее, лучистее.

— Боже мой. Неужели всё? Неужели это конец? — подумала Оля, летя к этому переливающемуся свечению.

— Не надейся! — ответил чей-то надменный голос, и лучи, испускаемые таинственным светом, превратились в светящиеся щупальца гигантского спрута, незамедлительно опутавшие Ольгу, и затянувшие её в бесформенное мерцающее чрево.

В душу моментально вернулись боль, тоска и страх. Свет поглотил её без остатка. Наступило пробуждение, и первое что она увидела — облезлый потолок с глупой, уродливой лампой под ним. На плафоне сидела большая сонная муха.

— Конечно же, можно заплатить жизнью за скорость, — послышался близкий голос Евгения. — Красивая, романтическая смерть, на пике блаженства и экстаза. Всё это понятно. Только не всегда получается красиво умереть — вот в чём незадача. Считаешь себя свободной и независимой? Думаешь, что твоя жизнь ровным счётом ничего не значит ни для кого, кроме тебя самой? Вот тебе и результат.

Он склонился над ней, опустив лицо близко-близко к её лицу, и она увидела отражение своего перекошенного страхом лица в его глянцево-чёрных очках, из-под которых вокруг, ореолами, источался ядовитый зелёный свет.

— Полная недееспособность, — прошептали его сухие, потрескавшиеся губы.

И тут Ольга поняла, что лежит на больничной койке, вся перебинтованная. Попытка встать на ноги закончилась плачевно. Кроме боли и массы странных, крайне неприятных ощущений, она ничего не получила. Она не смогла даже пошевелиться! Привязана?! Нет. Руки и ноги свободны. Никаких ремней, верёвок, или иных пут. Она просто…

Парализована. Страшная догадка опалила мозг девушки расплавленным свинцом. Она всё ещё пыталась дёргаться, не веря в то, что с ней произошло, но все её попытки обрести власть над собственным телом были безуспешными. Живой оставалась лишь правая половина её лица. Но язык был ей также неподвластен. Кроме беспомощного мычания и стонов, она не могла издавать никаких других звуков. Всё, что она теперь могла, это с трудом поворачивать голову из стороны в сторону. Вокруг торчали какие-то ужасные трубки, введённые в её тело. Слева нависал жуткий стеклянный скелет системы.

Больница! Один вид её палаты изматывал душу до предела. Безликие белесые стены, удушающая лекарственная вонь и… Безысходность. Она не могла даже кричать. Только стонала и выла как обречённый зверёк. Даже слёзы теперь текли только из одного глаза. Второй, подобно рыбьему, не моргая, таращился в одну точку, всегда…

— Вот видишь, — развёл руками Евгений, — оказывается, есть вещи, которые гораздо хуже смерти. Смерть — это слишком лёгкий исход. Это не самая высокая цена за минуты безумия. Расшиблась насмерть — считай, что легко отделалась. А если не получилось? Если осталась калекой до конца своих дней? Устроит ли тебя такая перспектива? Ограниченная жизнь растения. Постоянная мука, невыносимая тоска и уныние. Ты будешь просить смерти. Умолять Всевышнего поскорее забрать тебя. Но он будет глух к тебе, так как твой жизненный ресурс ещё не отработан. Ты не сможешь убить себя, и даже если будешь пытаться, те, кому придётся до конца твоих дней ухаживать и следить за тобой — не дадут тебе сделать это. Они не позволят тебе уйти из жизни, пока ты не умрёшь своей естественной смертью. Да и вообще, эвтаназия у нас запрещена, сама знаешь.

Он выпрямился и обошёл её кровать.

— Печально. Лежать и слушать, как за окном, на улице, смеётся молодёжь. Здоровые, полноценные люди. Живут и радуются жизни. Бегают, любят друг друга, болтают и веселятся. Завидовать им чёрной завистью, и проклинать свою судьбу вновь и вновь. Они там наслаждаются по полной программе, в то время как ты даже поесть нормально не можешь, или, я извиняюсь, сходить в туалет. Обидно, я понимаю. Но что поделать? Ты сама выбрала такой удел. Вот она — плата за скорость. Прикована к кровати, беспомощна и бесполезна для общества. Ах, да. Ты же говорила, что никому не нужна. Так ли это? Сейчас мы это узнаем. Кто в первую очередь прибежит к твоей кровати? Ну конечно же, родная матушка. И, конечно же, не сможет сдержать слёз, глядя на безнадёжно искалеченную дочь. Каково матери видеть тебя такой, ты подумала? А тебе будет ещё больнее видеть её страдающей. Пытка увеличится многократно. Тяжело придётся переносить её. Мама будет стареть, и сама уже станет нуждаться в помощи. Но она до самой смерти будет приходить, ухаживать за тобой. Какая трагедия для матери! Подумать только. Или ты считаешь, что ей наплевать на своего ребёнка? Вот уж кто недолго с тобой пробудет, так это твой милый Серёженька. Нет, парень он, безусловно, неплохой. Только вот тратить свою жизнь на немощную инвалидку он, разумеется, не станет. Ему нужно создавать семью. Для этого необходима полноценная здоровая женщина, а не калека, нуждающаяся в постоянном уходе. Скорее всего, он, смахнув скупую мужскую слезу, и оставив на тумбочке букет прощальных роз, дрожащим голосом скажет: «Прости меня. Я буду тебя помнить всегда…». Ну, что-то в таком духе. Наплетёт что-нибудь душещипательное и уйдёт. А может быть, попросту исчезнет, без слов. Как и все друзья. Они, конечно же, будут навещать тебя иногда, но всё реже и реже с каждым годом. Когда у каждого из них появится своя семья и свои заботы — какое им дело будет до подруги-инвалидки? С тобой останусь только я. Оставить тебя на попечение бездушных медсестёр и глупых санитарок я не смогу, потому что ты — это всё что у меня есть в жизни. Я стану для тебя единственным мужчиной. Буду рядом с тобой до последнего твоего часа.

Он безжалостно сёк её словами, словно кнутом, не обращая внимания на то, в каком шоке она находится, как дёргается её голова, дрожат губы и безумно вращается нетронутый параличом глаз. Он издевался над ней с наслаждением.

— Время будет идти медленно-медленно. Ведь, как назло, ты будешь жить очень долго, гораздо дольше, чем тебе хотелось бы. Будешь стареть, теряя свою природную красоту, изуродованная травмами и пролежнями. Лишённая последних капель гордости. Потерявшая связь с миром. Потом к твоим страданиям добавятся новые. Ты будешь бояться, что уйду я. Как и Сергей, как и остальные. И, вместе с этим, будешь винить себя, что держишь меня рядом с собой, в то время, как я мог бы найти нормальную женщину, и построить с ней полноценную семью. Тебя будет сводить с ума мысль, что я хороню себя заживо, вместе с тобой. И ты возненавидишь себя ещё сильнее. Но я не уйду никогда. И буду вечно страдать, видя твои мучения. Как же долго и тяжело ты будешь умирать. Я бы никому не пожелал подобной участи. А всё из-за чего? Из-за обычной прихоти, бессмысленной страсти, породившей коварную жажду скорости, которая сделала с тобой это. Умереть не страшно. Страшно выжить…

Ольга слабо вскрикнула, когда острая боль пронзила грудину с левой стороны, и отразилась между лопаток. Ей стало не хватать воздуха. Не в силах терпеть эту страшную боль, девушка дёрнулась на кровати, потеряв сознание. Всё поплыло перед её глазами, разошлось колеблющимися кругами, и расплылось. Эта боль была настоящей, реальной. Замученный разум не смог перенести такую нечеловеческую нагрузку. Сердце несчастной не выдержало…

— Будь ты проклято! Что ты с ней сделало?!

— Перестаралось, признаюсь. Не думало, что это на неё так подействует.

— Что с ней?! Она ни на что не реагирует!

— Спокойно. Не мешай мне её осматривать. Нарушен сердечный ритм. Похоже на приступ.

— Так сделай же что-нибудь, чёрт тебя возьми!

Звуки двух голосов доносились откуда-то издалека. Ольга слушала их, пребывая в каком-то непонятном полубессознательном состоянии. Тупая боль ритмично расходилась по её телу неровными импульсами. Было очень трудно дышать, словно её грудь придавил тяжеленный камень. Перед глазами стояла серая пелена, на фоне которой двигались два тёмных силуэта, нависавших над ней справа и слева. Их лица невозможно было разглядеть.