— Он же моряк.

— Угу, моряк — с печки бряк. Пересели меня из однокомнатной хибары в трёхэтажный коттедж, и я в нём тут же заблужусь. Не-ет, тут что-то не чисто. Всего один раз Генка вышел с нами на откровения, и то посвятил эту беседу какой-то мистической фигне о проклятом корабле-призраке. Как будто пытался нас запугать. Заметь, в то время как мы все выбрали себе каюты на средней палубе, он упрямо ночует изолированно — наверху. Сидит там как сыч, в одиночестве. И не страшно ему ночью, одному.

— Да, это странно. Но ведь он вместе с нами активно участвовал в ремонте. При его непосредственном участии мы починили радиостанцию.

— Пока мы работали, он особо с нами не разглагольствовал. Электроснабжение мы восстановили без его помощи, а радиостанцию я бы отремонтированной не назвал. Толку от неё, как от козла молока. Не исключено, что это тоже входило в его план.

— А какой у него может быть план? Он же с нами в одной лодке оказался. Я хотел сказать, «в одной ситуации». Этот корабль сложно назвать «лодкой».

— Нет, дружище, это мы — в ситуации. А вот он неизвестно какую цель преследует.

— Если это на самом деле так, и Генка что-то действительно задумал, то почему он избавился от Насти?

— Понятия не имею. Вероятно, боялся, что она могла его разоблачить. Быть может, Настя действительно что-то видела. Она уже проболталась Ольге о своих ночных видениях. Кто знает, чего она там просекла… Или кого. Даже если она ничего не видела, преступнику всё равно следовало тщательнее замести следы, убрав вероятную свидетельницу.

— Почему он её не утопил тогда? Это более гуманно, и не оставляет никаких следов.

— А кто его знает? Может быть он садист-извращенец? А нас тут держит как объекты для своих разнузданных живодёрских развлечений. Не исключено, что он так жестоко подвесил труп убитой Насти именно для того, чтобы деморализовать нас.

— Это слишком чудовищно. Гена не похож на маньяка.

— А как по-твоему должен выглядеть маньяк? Безумно-агрессивный, неопрятный и рычащий психопат, с налитыми кровью глазами и пеной на губах? Не-ет, Серёнь, я всё это дело изучал. В большинстве своём, маньяки — это тихие, незаметные и, как это ни странно, интеллигентные люди, весьма приятной наружности. У них две жизни. Одна культурная — видная всем, а другая, преступная — скрытая, видимая только их непосредственным жертвам.

— Невероятно. Что же нам делать, если ты прав? Нужно следить за Генкой?

— Это лишнее. От слежки он ещё сильнее озлобится. Если он узнает, что мы его разоблачили, то может окончательно сбеситься. Нам нужно в первую очередь беречь наших девчонок. А с Генкой надо вести себя поосторожнее, присматриваясь к его поведению как можно внимательнее. Также мы не должны разобщаться. Пока нас много, справиться с нами невозможно. Преступник способен перебить нас только поодиночке. И, наконец, напомню, что мои предположения исключительно голословны. Никаких доказательств против Гены у меня нет. Вот уж совсем «замечательно» получится, если мы начнём его третировать, а он на самом деле невиновен. Поэтому, Серёг, будем вести себя при нём как обычно. Как всегда. Но ушки держим на макушке.

— Правильно, правильно. Так и будем действовать. Хоть я после твоих доводов уже сам не свой. Подумать только, а если Генка действительно маньяк?!

— Тссс, — Бекас прислонил палец к губам.

Двери открылись, и в ресторан вошли двое: Вовка и Гена. Подойдя к их столу, они остановились.

— Так, я не понял… — произнёс Осипов, недвусмысленно глядя на бутылку водки.

— А что тут непонятного? — невозмутимо ответил Бекас. — Пытаемся хоть как-то снять стресс.

— И что, подождать не могли? Не терпится?

— Эээ… — попытался что-то сказать Сергей.

— Так. Нечего тут экать. Тащите ещё два стакана, да побыстрее.

— Момент, — Серёжка тут же отправился на камбуз, за стаканами.

Осипов и Геранин заняли места за столом, напротив Бекаса.

— Тебя где носило? — сонно спросил Иван у толстяка.

Вовка дёрнул плечом, и промолчал. За него ответил Генка:

— На палубе он был.

— А чё ты там делал?

— Дышал, — себе под нос буркнул Вова. — Воздухом.

— Ясно.

— А где Лида? — осведомился капитан.

— В каюте, наверное. Пытается прийти в себя, — Иван испустил тяжкий вздох.

Геннадий понимающе кивнул. Вскоре появился Сергей с парой гранёных стаканов в руках.

— Угу. Хорошо, — Осипов тут же взял бутылку, и разлил остатки её содержимого по четырём стаканам, незамедлительно подняв свой. — Ну что, мужики…

Ребята разобрали стаканы, в ожидании глядя на него.

— Упокой Господь душу рабы божьей Анастасии. Спи спокойно, дорогая подруга. Прости нам все обиды, — произнёс капитан, удерживая стакан навесу. — Помянем усопшую.

— Мы уже за неё выпили, — тихо признался Бекас.

Гена проигнорировал его слова, и продолжал:

— Рано… Рано ушла она из жизни. Мало пожила. Но, как говорится, на всё воля Божья. Да пребудет с ней царствие небесное. Аминь.

И он быстро опрокинул стакан, осушив его до дна. Остальные присутствующие за столом последовали его примеру. Стаканы стукнули донышками по столу, и этот звук сопровождался сопением и фырчанием — ребята опять занюхивали водку кулаками. Вовка Геранин закашлялся. Дождавшись, когда он отдышится, Геннадий поднялся со стула и сухо произнёс:

— А теперь, помолчим.

После этого поднялись все, и в ресторане воцарилось густое трагическое молчание, продлившееся минуту, которая была похожа на целую вечность.

Alea jacta est!

Ольга добралась до участка прогулочной палубы, с повреждённым леерным ограждением. Приблизившись к краю борта, девушка остановилась, обдумывая последствия своего решения, взвешивая все «за» и «против». Сколько ещё тайн мог открыть ей магический «Иллюзиум». Он мог дать ей ответы на все вопросы, мог вернуть в тот сказочный мир волшебной нереальности, где её ждали покой, безмятежность и любовь. Пусть то была всего лишь иллюзия, но в ней было лучше, чем здесь. Там было не страшно и не одиноко. Там перед ней пролегали тысячи дорог, ведущих к новым познаниям, фантастическим мирам и захватывающим приключениям. Там был Евгений. И даже если он тоже был лишь иллюзией, её выдумкой, с ним было интересно, увлекательно и безопасно. Стоит ли избавляться от всего этого? Ведь может так статься, что у неё больше никогда не получится вернуться в это манящее зазеркалье. Судьба предоставила ей шанс познакомиться с этим новым миром, а она собирается пренебречь таким великолепным шансом — изучить его получше.

Не-ет. Соблазны, заманчивые перспективы, сладкие грёзы… Всё это одурманивает, отвлекает от действительности. Погружаясь в нереальность, она надеялась, что это поможет ей разобраться в сложившейся ситуации, и спасти гибнущую Настю. А что получилось? Ситуация стала ещё более запутанной, а Настя — погибла. Нужно рассуждать рационально. «Иллюзиум» — это наркотик, привыкание к которому она уже начала ощущать. И если не избавиться от него сейчас, то она уже не сможет справиться с ним никогда. Прощай, чудесный мир иллюзий! Я выбираю реальный мир! Рука девушки взметнулась вперёд, пальцы разжались, и пластинка с таблетками полетела за борт — в туман.

Зачем?!

В голове вальсом закружились обрывочные воспоминания: древесные кроны с сочной листвой, радужные птицы, серебряные рыбки, пёстрые цветы, причудливые крабы… Это были последние фрагменты того мира, так и оставшегося для неё загадкой. Всё. Его больше нет. А значит, нужно поскорее его забыть, вычеркнув из памяти, чтобы потом не корить себя за этот поступок. Ведь пути назад уже не существует.

Пластинка с таблетками была слишком лёгкой, для того чтобы можно было закинуть её далеко. Лёгкий воздушный поток подхватил её, закружил. Быстро вращаясь, и сверкая упаковочной фольгой, «Иллюзиум» полетел, медленно и слегка наискосок падая вниз. Потоком его неукротимо тащило назад на палубу, и Ольга раздражённо подумала, что он сейчас прилетит обратно, но этого не случилось. Не долетев до края палубы всего несколько сантиметров, таблетки скрылись за бортом, едва слышно прошуршав по нему. Теперь уже поздно было жалеть о них, и раздваиваться в помыслах. Дело было сделано. Хмурая Ольга постояла немного, разглядывая туман, потом махнула рукой, развернулась, и побрела обратно, понуро опустив голову.