В: Отчего вам хочется сыграть в пьесе «Дождись темноты»?

О: Гарри Роут — великая роль; первая роль, предложенная мне, от которой у меня сразу потекли слюнки. Я играю вместе с Марисой Томей, которая каждый год играет в какой-нибудь пьесе. Это не просто прихоть киноактрисы. Она замечательная исполнительница: если я потеряюсь, она подхватит действие. И мы в любом случае дойдем до цели. Это так здорово. Все будет великолепно, потому что… ну, я же не играл в «Джеки Браун», и поверьте, у меня актерское недержание! У меня так все и зудит! Когда я снимал Роберта Де Ниро, вы не поверите, как я хотел быть рядом с ним, теряться иногда, и он бы меня наставлял, а иногда, может быть, и я его. Вы не поверите, как я хотел играть! Но я должен был сидеть и давать указания — потому что не было подходящей роли в этом фильме. Мне это было абсолютно понятно. Но актерская жилка ныла во мне — она кричала криком, — так что я прямо с «Джеки Браун» ныряю в эту пьесу, и мне просто невтерпеж.

В: Как вы относитесь к популярности?

О: Ну, я уже привык к ней сейчас, и вообще это неплохая штука. Но к ней надо привыкнуть. С нею бывают проблемы только на романтическом свидании с подружкой, или что-то в этом духе, когда вам лучше побыть наедине. А в основном люди относятся ко мне очень дружелюбно. Я стараюсь разговаривать с ними. На самом деле я контактирую с людьми, которым нравятся мои работы. Одна проблема: это всегда приятно слышать, но, когда люди говорят, что ты сделал великую вещь, это убивает беседу. О чем дальше говорить? Я люблю зависнуть в баре за приятной беседой, но только не о моих картинах. Одна из самых больших проблем популярности — люди перестают разговаривать с тобой и начинают лишь задавать вопросы.

В: И вручать сценарии?

О: Я не могу читать сценарии. Просто не могу их читать! Если молодой режиссер дает мне свой студенческий фильм, я всегда честен. Я говорю: «О, с удовольствием посмотрю. Не знаю, правда, когда. Может быть, пройдет много времени. Но в любом случае спасибо за ленту. Если представится возможность, я обязательно посмотрю». Ох, сколько их уже у меня!

СЕРЖ КАГАНСКИ: Прошло около трех лет после «Криминального чтива». Тебе надо было переварить шумиху вокруг фильма?

КВЕНТИН ТАРАНТИНО: «Чтиво» вызвало множество заблуждений, упований, дезинформации. Люди, массмедиа говорили такое, что я зачастую думал: «О, это ничего общего не имеет с тем, что пережил я». К примеру, меня упрекали в том, что я распылялся, а я-то считаю, что после «Чтива» ничего не сделал. Ну конечно, я появлялся в нескольких фильмах в качестве актера, но в каждом из них это занимало всего один съемочный день! После получения «Пальмовой ветви» я был совершенно закручен «Чтивом»: прокат, продвижение, интервью в разных странах. Еще я участвовал в «Четырех комнатах». На все это ушел целый год. Впрочем, я не тот режиссер, который выдает по фильму ежегодно. Если я вкалываю год или больше над одним фильмом, то потом по крайней мере еще год хочу потратить на себя или на то, чтобы заняться чем-то еще, почаще общаться с друзьями, близкими — короче, жить. И только таким образом я насыщаю свою работу, наращиваю свой опыт и содержание будущих фильмов. В течение этого суматошного года я участвовал в фильме Родригеса «От заката до рассвета», ставшем для меня поворотным в смысле актерства. Впервые я появился не в комической роли, не в камео, а сыграл настоящего героя, что задело мои актерские струны. На этом фильме я понял, что люблю играть, что хочу развиваться в этом направлении и впредь. С условием, что буду играть самодостаточных персонажей, соглашаться на серьезные роли. Потом я решил экранизировать «Ромовый пунш» Элмора Леонарда — на это ушел еще один год. С книжкой надо прожить какое-то время, для того чтобы нащупать и вылущить свой фильм внутри этого романного пространства. Таков итог этих трех лет. Сначала я занимался «Криминальным чтивом», второй год ушел на жизнь и восстановление сил, еще один я писал сценарий «Джеки Браун».

СК: Не боялся ли ты тогда затевать новую работу после феноменального резонанса «Чтива»?

КТ: Никогда я не боялся, никогда не сомневался в своей способности снимать новые фильмы. Хотя и был уверен, что надо немного повременить: поскольку медиа достигли критической точки, то меня могли только ненавидеть, мною пресытились и от меня уже тошнило. Но очень важно в связи с этим заметить: журналисты довели себя до болезненного состояния сами. Ведь я их ни о чем не просил, не заставлял писать все эти горы статей обо мне, не так ли? Они так мной объелись, что заболели, но еще и переложили за это ответственность на меня. Стало быть, ничего не требуя, я имел право на такой хипиш, а потом на возвращение к нормальной жизни. В таких обстоятельствах лучше было подождать, не торопиться — пока пена сойдет и все войдет в обычную колею. Когда я писал сценарий и готовился к съемкам «Джеки Браун», то уединился, прервал все контакты с прессой, отказался от интервью, телепередач, чтобы сконцентрировать всю свою энергию на работе. И несмотря на это обо мне продолжали писать! «Где Квентин? Что он делает?» (Смеется). Итак, я ощущал давление медиа, но доверял при этом себе. У меня не было абсолютно никакого желания превзойти «Чтиво», никакого стремления набивать себе цену именно в этом направлении и поддерживать свой образ в массмедиа. Я совсем не хотел оставаться на уровне «Чтива», а решил спуститься на несколько этажей, поработать над скромной историей и более углубленно заняться героями. Это просто-напросто соответствовало тому, что я тогда чувствовал. Я, таким образом, был спокоен относительно своих целей, очень доверял будущему фильму и не хотел «Криминального чтива 2». Раздражали, однако, напыщенные разговоры, которые вели те, кто считал, что я сдрейфил, что успех «Чтива» меня парализовал. Какая гадость! Если они так думают, значит, убежден, они плохо смотрели мои фильмы, ничего не поняли ни в них, ни в том, что я из себя представляю. В художественном смысле я ничего не боюсь. Если я хочу снять такой-то трюк в такой-то манере, если я хочу выбрать такого-то актера, то я это делаю, и точка. Все остальное не имеет значения. Если б я дрейфил по поводу успеха, по поводу своего образа или уж не знаю какой хуйни, то после «Бешеных псов» снял бы фильм, который вызвал бы маленький хай. Я бы не заклинился на «Чтиве», не выбрал бы Траволту, которого никто в то время не хотел, и т. д.

СК: Не думаешь ли ты, что «Джеки Браун» собьет с толку многих фанатов тарантиновского стиля, что некоторые поклонники «Чтива» рискуют разочароваться в этом гораздо менее остром фильме?

КТ: Это неизбежно, но я на это шел. И поставил другой фильм. Ничего удивительного: я знаю, что во мне сосуществует множество разных фильмов. Ну ладно, я вовсе не ворчу на бешеный успех «Чтива», но если такого больше не будет, это не помешает мне спать спокойно. А вообще-то подобный успех мог бы иметь весьма негативные последствия: публика вслед за журналистами сделала бы окончательный вывод по поводу меня лично и моей работы. Как будто я снял шесть или семь фильмов! «Чтиво» было только вторым. Довольно несправедливо — в этом есть какая-то взвинченность — приклеивать ярлык режиссеру, сделавшему два фильма. Они, кажется, забыли, что я в начале своей режиссерской карьеры. Поэтому я верю, что начиная с «Джеки Браун» эта ситуация начнет проясняться. Моя личность состоит из самых разных граней, и у меня еще просто не было возможности — в первых двух фильмах — все их продемонстрировать. Даже если три мои картины имеют между собой нечто общее, я режиссер другой породы, нежели Вуди Аллен, Спайк Ли или Хэл Хартли, которые снимают фильмы, образующие циклы, — фильмы, во многом схожие и по сюжетам, и по изображению, и по атмосфере.

СК: В этом смысле ты скорее похож на Говарда Хоукса, одного из твоих кумиров?

КТ: На Хоукса или Мартина Скорсезе. Их кино мгновенно узнаваемо, но каждый из фильмов этих режиссеров — совершенно отдельный случай. Сейчас, когда я уже сделал три фильма, видно, что и у меня тоже так. И теперь я могу сказать, что следующая картина будет отличаться от «Джеки Браун».