— Вот ты каков, Иван Плотников! — усмехнулся посол. — Правильно мыслишь. Поэтому держи язык за зубами и наведывайся в посольство. Когда в школе получишь лейтенантское свидетельство, я с руководством Ост-Индской компании договорюсь. Тебя отпустят, на ее верфях есть наши волонтеры, и казна за них щедро платит. Весной поплывешь в Архангельск. Павел, выведи гостя через другую дверь, а посетителям скажи, что я поехал к английскому послу.

— Понравился ты боярину, — сказал секретарь, провожая Ивана. — Таких ученых и серьезных он ценит, а верной службы никогда не забывает.

— Вижу, у него много книг. Любит читать?

— Его отец, Артамон Матвеев, управлял посольским приказом, а мать—дочь шотландского дворянина Гамильтона, перешедшего на царскую службу. Сам же он свободно говорит на латинском, польском и французском, читает на немецком, голландском и греческом, — с гордостью произнес секретарь.

— У нас в Посольском приказе числится переводчиков с христианских языков и бусурманских наречий более 50 человек. К ним меня дядя, приказный подьячий, и пристроил. Выучил немецкий и немного голландский, выехал за рубеж. Только вот обычаи местные пока трудно понять.

— Это дело наживное, — успокоил его Иван. Понял, что Павел не на много старше его, и решил подробнее расспросить о характере посла. — Что это он так ярится на московских стрельцов?

— Помнишь, когда скончался государь Федор[22] в Кремле началась смута, и Милославские встали против Нарышкиных, родичей второй жены его отца? Они-то и взбунтовали стрельцов, которые совсем разленились на столичной службе возле собственных лавок и огородов. Выкатили им бочки вина и пива, обещали награды. Молодцы и ворвались в Кремль, пошли крошить тех бояр, которых указали Милославские. Там и погиб отец нашего посла. Царица Наталья Нарышкина сына Петра едва успела вырвать из рук стрельцов, спряталась в Грановитой палате. Некоторые из ее родни, с ними и наш Андрей Артамонович, он тогда совсем молодой был, чудом спаслись. Их хитрая дворцовая мамка Клушина укрыла в темном чулане за кучей старых перин и разного тряпья. Дверь же оставила открытой настежь. Так что стрельцы пробегали мимо, а спрятавшиеся тряслись от страха, слыша, как на Красной площади вопят бояре, которых рубили на куски. Я и сам помню, как в те дни гудел набат с колокольни Ивана Великого и народ громил боярские хоромы и кабаки.

— Да, Москва бьет с носка! Мы в Новгороде о таких делах только краем уха слышали.

— Тебе, Иван, теперь многое можно знать — считай, что принят на царскую службу. Бумаги добыл очень важные, сейчас им цены нет. Да и сам ты дорогой подарок…

— Это как понимать?

— Время военное, а у нас обученных людей не хватает. Москва о найме служивых и мастеровых постоянно напоминает. Но с иностранцами трудно, они цену ломят, нашего языка и обычаев не знают. Российские волонтеры еще только обучаются. Да и много среди них боярских детей — они пойдут воеводить, а не лямку тянуть. Я же сам из приказных, видел, каковы они в повседневной работе. Живут не на жалование, а на подати со своих вотчин. Поэтому получить для царской службы флотского офицера — большая удача.

— Много моряков набрали?

— Перед самой войной целый корабль с ними послали, а иных направили сухим путем. Все больше славяне и греки, им будет легче с нашими рекрутами объясняться. Совсем недавно еще четырех странников послали.

— Почему их так называешь?

— Сам посуди. Нанялись в матросы — поляк Альбер Морава, он сбежал от немецких вербовщиков, донской казак Логин Семенников, его итальянцы освободили из турецкого плена, и еще двое русских со шведскими паспортами — Иван Лаптухин и Петр Тимофеев.

— Эти-то как умудрились шведское подданство получить?

— Ребята бойкие и смышленые. За рубеж выбрались по торговым делам, потом нанялись на купеческое судно и оказались в Амстердаме. Сам знаешь, что при умении в Риге или Ревеле получить шведский паспорт не составляет труда. Мы их опросили — люди надежные, обещали верно служить. Я им и помесячное жалование выдавал: каждому на наши деньги по 3 ефимка, 3 алтына и две деньги.

— Не густо им положили!

— Да ты не беспокойся, Царь-батюшка офицерам платит прилично.

— Не в деньгах дело. Хотел бы разбогатеть, так ушел бы в плавание в Индию или Америку.

— Ладно, Иван, доучивайся и получай офицерское свидетельство.

Весть о кончине бездетного короля Испании Карла II стремительно облетела все европейские столицы и очень многим людям испортила празднование Рождества 1700 года. Свершилось то, о чем последние годы на тайных конференциях и встречах совещались министры и дипломаты и о чем шептались тысячи простых людей, которые с недобрыми предчувствиями недоверчиво наблюдали за подозрительной возней сильных мира сего. Теперь время слов прошло.

Правительственные курьеры, насмерть загоняя лошадей, приносили все новые и новые известия, одно тревожнее другого.

Стало известно, что согласно завещанию на испанский престол должен вступить французский герцог Филипп Анжуйский, внук могущественного абсолютного монарха Людовика XIV, которого придворные льстецы величали «королем-солнцем». Однако в Вене государь Священной Римской империи Леопольд 1, в чьи владения входили многие страны и народы Европы, также заявил претензии на испанское наследство. Он, как и французский король, был женат на одной из бесчисленных испанских принцесс и теперь настаивал на том, что его младший сын Карл должен быть коронован в Мадриде.

Пока все бурно обменивались мнениями относительно тонкостей данного династического спора, пришло известие о том, что французский герцог уже стал испанским королем Филиппом V. А в Париже его дед объявил о том, что «Пиренеев больше нет» и дал понять, что две великие европейские державы больше ничего не разделяет.

Возможно, что с годами вся эта история просто забылась бы и стала еще одним свидетельством давнего спора французских Бурбонов и австрийских Габсбургов за первенство в Европе. Однако «король-солнце» отдал приказ всем испанским губернаторам и наместникам повиноваться ему, как и своему государю. Затем французские полки вошли в испанские крепости вблизи южных границ Голландии. Стало ясно, что огромное испанское наследство полностью переходит в руки нового хозяина. Города и земли в Нидерландах, Германии, Италии, необъятные колонии в Америке, Африке, Азии, все эти золотые рудники, россыпи изумрудов, плантации сахарного тростника, какао, табака, пряностей, удобные гавани, мануфактуры и мастерские будут пополнять казну Людовика XIV, который и сам обладает не меньшим богатством и колониями во всех частях света. Теперь всем народам мира надлежит покорно склонять головы и существовать согласно воле блистательного парижского двора и указаниям французских чиновников и коммерсантов.

А таким незначительным прибрежным государствам, как Англия и Голландия, которые сравнительно недавно стали превращаться из нищих окраин Европы в развитые страны, следовало напомнить о необходимости уважать старые колониальные державы. Этим северянам, которые в своем торгашеском безумии кощунственно решили по-новому верить в Христа, презрели непогрешимые догматы католической церкви и указания Ватикана, теперь отводилась роль морских извозчиков и поставщиков соленой рыбы. Вскоре все узнали, что Людовик XIV посетил умиравшего во Франции бывшего английского короля Якова Стюарта и объявил, что признает за его сыном право на английский престол. А это уже было прямое нарушение торжественного обещания хранить лояльность правящему в Англии королю Вильгельму Оранскому. Когда эта весть достигла Лондона, угроза восстановления власти короля-католика привела в ярость большинство англичан. Срочно собравшиеся члены парламента дружно проголосовали за выделение денег на укрепление армии и флота.

— Ну теперь войны не миновать! — произнес Андрей Артамонович, сворачивая листы, еще пахнущие типографской краской. — Можно не сомневаться, что Англия и Голландия постараются забыть о прежнем соперничестве и станут союзницами. Порознь им против единой франко-испанской силы не выстоять. А вместе смогут дать отпор. Да еще привлекут на свою сторону Австрию, Данию, Португалию, немецкие княжества. Эти будут сражаться с Людовиком на сухопутном фронте.