— Испугались!

— Испугались и в Лондоне, — собеседник Ивана не смог скрыть своего удовлетворения. — Мы хорошо заплатили за копию с доклада британского статс-секретаря и узнали, что ваши, господин капитан, якобы полупьяные откровения были восприняты весьма серьезно. В Адмиралтействе их проверили и поняли смысл приготовлений Балтийского флота. Те, кто руководит британской внешней политикой, учли — выгодной индийской торговле грозит серьезная опасность. Не со стороны неорганизованных морских бродяг, а могучей страны, одержавшей победы на Балтике и Каспии. Тем более что Франция, Голландия и другие европейские державы тут же вспомнят старые обиды и постараются вышвырнуть Англию с рынков Востока!

— Слава Богу, обошлось без новой войны.

— Да, успехи есть, — спокойно согласился чиновник Коллегии иностранных дел. — Союзный и торговый договор с Персией подписан, Турцию на берега Каспия не допустили, Россия укрепила свою южную границу. Теперь можно признать, что удобный торговый путь от Балтийского моря до самой Индии находится под нашим контролем. Посылать корабли вокруг Африки не придется.

— А тайные фрегаты Вильстера?

— Они выходили в море, но попали в сильный шторм. Получили повреждения, на одном открылась течь. В Ревеле приказано готовить к походу новые корабли. Но он состоится не раньше будущей весны. Пусть некоторые господа не забывают о необходимости учитывать интересы Российской империи.

— Наши дальнейшие действия?

— Ждите попутного ветра и отправляйтесь в Испанию. Закупите соль, по пути домой зайдете в другие порты. В Европе должны понять — Россия готова торговать и с дальними странами.

Летом солнышко рано встает над вершинами могучего леса, что на многие версты тянется до самой Волги. Здесь, вблизи речки Яузы, московские государи любили гонять лосей, тешились соколиной охотой. Утренний туман стелется над рекой, его седые космы ползут и над извилистой Копытовкой, чьи берега сплошь покрыты грядками с капустой. Петухи уже пропели зорю, и теперь в садах и прибрежных кустах защебетали птицы.

Просыпается большое торговое село Алексеевское. С колокольни храма Тихвинской Божьей матери, что возвышается над крышами изб, звонят к заутрене. Из-за соснового бора отвечают колокола церкви Святой Троицы в Останкино. Все громче звучат людские голоса, скрипят ворота, у печей гремят чугунами и сковородами хозяйки. Скоро по Ярославской дороге тронутся в северные российские города обозы с московским товаром. Следом за ними потянутся богомольцы в Троице-Сергиев монастырь. Дворяне и купечество в каретах и возках, простой народ пешком. Но в Алексеевском все сделают остановку — кому потребуется перекусить, кому подправить дорожную кладь. В прошлые годы царь Алексей Михайлович часто посещал обитель, и придорожное село полюбилось ему. Было велено эти земли причислить к дворцовому ведомству.

Теперь каждому прохожему и проезжему хотя бы издали хочется взглянуть на царский Путевой дворец. Его палаты, амбары, конюшни, птичники, винокурни, рыбные пруды протянулись до самой Яузы. Все это добро охраняется вооруженной стражей и обслуживается сотнями людей. Об изразцовых печах, внутренних покоях, где потолки и стены дивно расписаны или обтянуты цветным сукном, а полы устланы бухарскими коврами, о кованных сундуках, наполненных стеклянной и оловянной немецкой посудой, о несметном количестве ветчины и битой птицы в ледниках, бочках водки, пива и меда любят посудачить странники на постоялом дворе. Его поставили на приличном удалении, возле самого Ростокина, чтобы не нарушать порядка и благостной тишины возле храма и Путевого дворца.

В стороне от шумной Ярославской дороги стоит на небольшом холме дом Ивана Петровича Плотникова. Со всеми постройками и садом он достался в наследство от дяди, много лет прослужившего в Конюшенном приказе и последние годы надзиравшего за лошадьми при Путевом дворце. Над домом новый хозяин велел построить мезонин, так что теперь в подзорную трубу может обозревать дальние окрестности — Сухареву башню, колокольню Ивана Великого, золотые маковки московских церквей и монастырей.

Хотя домашние дела и заботы о воспитании двух сыновей и дочери лежат на супруге, а за порядком во дворе наблюдает хромоногий Тихон, отставной боцман с «Самсона», сам хозяин не сидит без дела.

Долгие морские походы и сражения не прошли для него даром. Все чаще стали болеть кости, а кровь в голове порой шумит и без хмельного. К погоде по всему телу дают о себе знать побитые и простреленные места. Начальство признало негодным к корабельной службе и отправило в отставку. Из уважения к прошлым заслугам наградило чином капитана первого ранга. Правда, кто-то из московских чиновников, слабо разбирающихся в мудреных морских понятиях, прописал его в казенных бумагах «корабельным капитаном полковничьего звания».

После кончины государя Петра Алексеевича жить в Санкт-Петербурге стало неуютно. Без строгого хозяйского надзора многие важные вельможи затеяли передел должностей и окладов, начали сводить старые счеты. Появились временщики, которые думали не о пользе государства, а только о собственной корысти. Одни вознеслись, другие пали. Не устоял даже всемогущий князь Меншиков. Его под крепкой охраной отвезли в городок Березов, что стоит на сибирской реке Оби.

Закончились войны на западных и восточных рубежах России, и настала пора мирных забот. Многие из соратников государя были разосланы по губерниям и большим городам, чтобы укреплять местную власть, ведать сбором налогов, торговыми и промышленными делами. Громких побед и праздничных салютов такие занятия не обещали, но без них недавние успехи армии и флота теряли свое значение.

Андрей Артамонович Матвеев, человек образованный и опытный в государственных делах, стал президентом Московской Сенатской конторы. А если говорить по-простому, то губернатором Москвы и 39 окружавших ее больших и малых городов. Для управления и наблюдения за порядком ему были нужны надежные и толковые помощники. Так Иван получил приглашение перейти на гражданскую службу и, согласно недавно введенному Табелю о рангах, стал коллежским советником,

Заниматься пришлось многими делами. Ловить разбойников по дороге в Можайск, осматривать полотняные фабрики и свечные заводы, освобождать их владельцев и мастеровых от службы в армии. Добиваться льгот для бумажных фабрик и требовать, чтобы во всех канцеляриях и конторах делопроизводство велось только на бумаге «российского изготовления». Много времени требовал надзор за сбором налогов. Чтобы иные чиновники не путали свой карман с государственным. В Суздале взяли двух таких проходимцев, которые присвоили больше тысячи рублей. Губернатор воров не помиловал, приказал повесить.

Но в последнее время Андрей Артамонович обратил особое внимание на хранение важных государственных бумаг в Кремле. Вскоре заинтересовался событиями не столь отдаленного прошлого и обстоятельствами стрелецкого бунта 1682 года, во время которого погиб его отец.

Среди этих бумаг обнаружились и такие, что принадлежали Приказу тайных дел «тишайшего» и богомольного государя Алексея Михайловича. Многие из них могли оказаться весьма полезными для будущих государственных дел, но требовали некоторой обработки и пояснений. Губернатор тут же вспомнил о прошлых заслугах своего коллежского советника и его работе в команде мистера Даниеля Дефо. Так Иван стал каждое утро отправляться в Кремль, где в одном из дальних покоев молчаливый чиновник выкладывал перед ним стопки листов из окованного железом сундука. Что еще в нем хранилось, запрещено было знать под страхом смертной казни.

Началась работа с бумагами посольских дьяков и подьячих Приказа тайных дел, написанных «закрытым письмом». Многие из них адресовались отцу нынешнего московского губернатора — «сберегателю посольских дел» боярину Артамону Матвееву. Одни были исполнены затейливой вязью, так что буквы искажались до неузнаваемости. Пожалуй, их не всегда смог бы прочесть и сам написавший. Но большинство бумаг было написано четко. Вот только одни буквы заменены другими, а порой вместо них поставлены цифры. Тут надо сообразить, ставил писец цифру в зависимости от того, каков порядковый номер буквы в алфавите, или прибавлял к нему какое-то число. Иные писаря обозначали единицы точками, десятки — черточками, сотни — кружочками…