Наконец мы свернули, миновав разрушенную свиноферму, и перед нами открылся собачий лагерь. В глаза бросился двухэтажный бревенчатый охотничий домик с рядами окон в серых рамах, а за ним, у подножия темно-зеленой горы, — два длинных здания, напоминающих мотель Бейтса из одноименного ужастика.

Собачьи лагеря нередко устраивают в местах, которые люди покинули еще в пятидесятых. Обычно это удаленные от основных дорог дешевые отели — без портье, отопления, горячей воды, телевидения, Интернета, мини-бара, халатов и уборки номеров.

Но в них есть и одна приятная особенность, нетипичная для прочих гостиниц: там с распростертыми объятиями встречают собак.

Я въехал на парковку, забитую старыми трейлерами, сплошь обклеенными стикерами вроде «Пропускаю только йоркширских терьеров» и «Мой штурман — собака». Найдя свободное место, я опустил окно, чтобы Хола могла подышать свежим воздухом, и отправился на разведку в охотничий домик. Сразу за входом располагался узкий зал с полотнами, иллюстрирующими богатую историю гор Грейв. Почти на всех были изображены суровые бородачи с длинными ружьями.

У ломберного стола с табличкой «Регистрация» не было и намека на очередь. За столом сидела немолодая дама с ярко-розовыми губами и в спортивной рубашке с принтом гор.

На стене, за спиной у дамы, я увидел Проблему. О Проблеме возвещал плакат, на котором я с изумлением прочел: «Добро пожаловать в профессиональный инструкторский лагерь Вольхардов!»

Чувствуете подвох?

Инструкторский!

— Здравствуйте, — сказала женщина за столом. — Как ваше имя?

Представившись, я счел нужным уточнить:

— Я обычный посетитель.

— Поздравляю.

— В смысле, я не профессиональный инструктор. Меня интересует только тест «Собака — хороший гражданин».

— О, не беспокойтесь, — ответила дама, выдавая мне бейджик и серебристую сумку с собачьим кормом. — Вы тренер, и этого достаточно.

— Но я не тренер…

— Ха, — сказала она. — Ха, ха.

Ужин проходил в семейной обстановке. Мы сидели за длинными столами, истекающая маслом от жарки во фритюре еда бодро передавалась по кругу и раскладывалась по тарелкам. Это напомнило мне столовую в начальной школе, куда я ходил в Бирмингеме, штат Мичиган. На ум пришло наблюдение Холли Винтер: «Мое попустительское отношение к собственному рациону составляло разительный контраст с тем вниманием, которое я уделяла питанию своих собак».

Напротив меня сидели мать и дочь, приехавшие из Техаса. Выяснилось, что дочь будет в одной группе со мной.

— Мне нужно пройти СХГ.

— Нам тоже, — ответила дочь, вялая и слегка испуганная девица ближе к тридцати, в чьих чертах угадывалась не то креольская, не то испанская кровь. — У нас две овчарки, и это какой-то кошмар. Во время теста одна из них постоянно норовит укусить другую.

— Ой, мы в свое время тоже чуть не провалились, — откликнулась Бет, моя соседка слева, бывшая школьная учительница, а теперь владелица крупного собачьего центра в Северной Калифорнии. — Мой Зиппи прекрасно справлялся, пока дело не дошло до «Контролируемого разделения». В этот момент мимо проходил какой-то мальчонка с хот-догом. Зиппи чуть не сбил его с ног. Немыслимо…

— Сколько испытаний по послушанию были завалены из-за хот-дога! — раздался голос с дальнего конца стола. Там сидел высокий, довольно смазливый парень в кожаной ковбойской шляпе, которую он никогда не снимал. Всю неделю в лагере его так и называли — Ковбой.

Мы объедались и непринужденно болтали о наших собаках, но будет ложью сказать, что я чувствовал себя как дома.

Конечно, у нас было что-то общее. Но эти люди были намного осведомленнее меня. Я мысленно поклялся держать рот на замке и только слушать — как обычно делают новички на собраниях АА. И конечно, сразу же нарушил клятву.

Бет рассказывала о бернском зенненхунде, который занимался в ее центре.

— Хозяин совершенно не мог им управлять, — сказала она. — Его предыдущая собака была образцом спокойствия, но этот пес казался просто сумасшедшим…

— О, это мой случай, — заметил я, подчищая остатки желе. — У меня такая же собака. Сколько уже ее дрессирую, а результата все не видно. Она неуправляемая.

Неловкая пауза.

Я немедленно сообразил, что совершил грех многих начинающих дрессировщиков: обвинил в преступлении жертву. На лицах моих собеседников читалась: «Дело явно не в собаке».

— Через восемь недель, — продолжала Бет, — тот зенненхунд получил звание Собаки-терапевта.

Остаток недели я старался изображать лужайку, а не шланг.

Насколько я знал, в лагере находилось больше сотни собак. Тренировочная комната располагалась прямо за столовой. Я все время всматривался в толпу, но так и не смог увидеть наших хозяев — знаменитых Джека и Венди Вольхардов.

— Я слышал, — начал Ковбой, — что Джек двадцать лет проработал судьей.

— В АКС? — уточнила Бет.

— Если бы. В окружном суде.

— Надеюсь, он не собирается экзаменовать мою собаку, — сказала девушка из Техаса.

— О, еще как собирается.

— Я однажды видела, как они разговаривали, — произнесла женщина слева от Бет, стеснительная секретарша по имени Келли, которая побоялась привозить в лагерь своих собак и приехала просто наблюдателем.

— Где? — заинтересовался я.

— Это было закрытое мероприятие для тренеров. Я соврала, чтобы попасть туда. Сказала, что ухаживаю за собаками… Они удивительные. Никогда этого не забуду.

Крупных и маленьких собак содержали отдельно — видимо, владельцы маленьких смущались. Оба строения стояли у подножия лесистых гор, пронизанных охотничьими тропами и мелкими стремительными ручьями. Грязные дорожки были усеяны лепешками конского навоза и прелыми листьями.

В тот вечер я выгуливал Холу по ужасно крутому, влажному от росы холму. На полпути мы повстречали усталую женщину с двумя великолепными швейцарскими овчарками, которые приходятся дальними родственниками бернским зенненхундам и выглядят в точности как Хола, если ее подстричь.

— А у нее непростой характер, да? — сказала женщина. На вид ей было лет сорок, она носила толстовку с капюшоном и широкий старомодный ободок со стразами.

— Сущее торнадо.

— Сколько ей? Два?

— Все спрашивают, — ответил я. — Вообще-то пять.

— Удивительно.

— Мы хотим пройти СХГ.

Женщина внимательно смотрела на меня, пока я пытался оттащить Холу от ее овчарок.

— Вы хотите пройти тест здесь? Его предлагают в конце тренинга.

— Думаю, мы пока не готовы, — ответил я.

В тот же момент Хола взвилась в воздух и опустилась на спину одной из овчарок, которая с легкостью стряхнула ее, отступила на шаг и презрительно фыркнула: не на того напала.

— Мда, — сказала ее хозяйка. — Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду.

На следующее утро мы с Холой гуляли под небом таким ярким, что оно напоминало открытую рану. Четыре слипающихся от недосыпа глаза растерянно моргали при виде разбросанных то тут, то там маленьких ферм, которые, похоже, не сильно изменились со времен Гражданской войны.

— Хола, — сказал я. — Прости, что привез тебя сюда. Я думал, будет весело.

«Эй, — ответила она, — не переживай. Я всегда не прочь прокатиться в машине».

— Ты выглядела очень несчастной в дороге.

«Я скучаю по мамочке».

Без комментариев.

«Ты, случаем, не проголодался?»

— Может, у нас и получится узнать что-то полезное, — продолжил я, не особенно прислушиваясь к собаке. — Надо держать уши торчком.

«Это был звонок к завтраку?»

И вот я сижу за круглым столом в подвале рядом со Стеллой, той самой толстой заводчицей ЧИПов, и ее приятельницей Ирен, владелицей крупного питомника на севере Нью-Йорка. Мы слушаем Джека и Венди Вольхардов, которые напутствуют нас на трудовые подвиги.