Алиса нахмурилась, и он понял, о чем она подумала. После их финального разрыва она избегала его общества, как только могла. И вот теперь…

— Считайте, что вас сажают в лучшую тюрьму, какая только есть в двух мирах, — пошутил Фрайгейт.

— Тюрьма всегда остается тюрьмой, какой бы хорошей она ни была, — ответил Терпин. — Слушай, Пит, а ты когда-нибудь сидел по-настоящему?

— Только один раз в жизни, — ответил Фрайгейт. — Да и то несерьезно.

Бёртон знал, что Питер говорил неправду. Фрайгейт оказывался в тюрьмах мира Реки несколько раз — включая мучительное рабство у Германа Геринга. Впрочем, он опять мог ссылаться на какую-то метафору, о которой Бёртон ничего не слышал. Фрайгейт был любителем метафор и веселых каламбуров — изворотливый остряк и милый лжец, который, оправдывая себя, обычно цитировал фразу Эмили Дикинсон: «Успех в потоке лжи». Хотя порою он говорил о себе как о «писаке, который за неимением нужных слов описывает реальность тем, что привычно умещается в руке».

— Ладно, капитан, что мы будем делать дальше? — спросил Фрайгейт.

Прежде всего они решили осмотреть свои новые апартаменты и перенести туда вещи, которые считали необходимыми. Чтобы не расходиться по одному, осмотр проводили вместе, по ходу дела выбирая себе спальные комнаты. Алиса облюбовала самую дальнюю от Бёртона комнату, и тот лишь свирепо усмехнулся, узнав, что рядом с ней поселится Питер Фрайгейт.

Американец никогда не скрывал своей влюбленности в Алису Плэзанс Лидделл Харгривз, и его безответное чувство считалось в их группе общеизвестным фактом. Между тем он влюбился в нее еще в 1964 году, когда, просматривая книгу о Льюисе Кэрролле, увидел две ее фотографии в возрасте десяти и восемнадцати лет. Позже Фрайгейт написал мистический рассказ «Валет червей», в котором тридцатилетняя Алиса изображалась в роли детектива-любителя. В 1983 году он организовал сбор публичных пожертвований для установления монумента на семейном кладбище Харгривзов в Линдхарсте, где находилась ее неприметная могила. Однако времена тогда были тяжелые, сбор дал лишь незначительную сумму, а потом Фрайгейт умер, так и не дождавшись завершения проекта. Тем не менее он надеялся, что теперь над могилой Алисы возвышалось мраморное изваяние, на котором она изображалась сидящей за чайным столом в одной компании с Мартовским Зайцем, Соней и Болванщиком. Выше ее светило только солнце и сияла улыбка Чеширского Кота.

Встреча с реальной Алисой еще больше разожгла его любовь, вопреки тому, что могли бы ожидать циники. Чувства, навеянные грезами, обрели телесную основу, но он и словом не обмолвился о своей страсти ни самой Алисе, ни Бёртону. Фрайгейт уважал и любил этих двух людей так сильно, что боялся необдуманным поступком бросить тень на их статус и честь. Тем более что Алиса не проявляла к нему ни малейшего расположения, хотя в принципе это ничего не значило, поскольку она в подобных случаях предпочитала скрывать свои чувства. В ней уживались две противоречивые личности — Алиса на людях и Алиса в личной жизни. Возможно, существовала и третья персона, но о ней она ничего не знала и не желала знать.

Несмотря на тревогу, вызванную утренними событиями, они обустроились на новом месте еще за два часа до ленча. Решив не выдвигать из ниши приборную панель, Бёртон велел компьютеру воспроизвести экран и клавиатуру на голой стене. При желании он мог бы затребовать их на полу или на потолке, но это создало бы только дополнительные трудности. Кроме того, на полу лежал толстый ковер, который несведущий человек посчитал бы персидским или сирийским. Его смоделировали в мире Садов, после чего информационная копия была отправлена в башню, где главный компьютер воспроизвел оригинал в масс-энергетическом конвертере.

Экран возник на ближайшей стене — примерно на уровне лица. Если бы Бёртон ходил по комнате, изображение следовало бы за ним, перемещаясь на другие стены.

Назвав имя и идентификационный код Логи, Бёртон потребовал указать то место, где находилось живое тело этика. Компьютер тут же ответил, что его тело как таковое нигде не обнаружено.

— Значит, он все-таки умер! — прошептала Алиса.

— Где информационная копия, снятая с тела Логи? — спросил Бёртон.

Чтобы просканировать тридцать пять миллиардов записей, хранившихся в глубинах башни, компьютеру потребовалось всего лишь шесть секунд.

— Оно не обнаружено.

— О мой бог! — воскликнул Фрайгейт. — Неужели его запись стерли?

— Необязательно, — ответил Нур. — Компьютер мог дать нам такой ответ по указанию незнакомца.

Если мавр был прав, опрос компьютера не имел никакого смысла. Тем не менее Бёртон задал еще один вопрос:

— Кто-нибудь может приказать тебе не подчиняться последним приоритетным командам?

Нур засмеялся. Фрайгейт покачал головой и тихо произнес:

— Ну ты, парень, и даешь!

На экране появился ответ:

— Я приказываю тебе считать все мои будущие команды приоритетными, — продолжал Бёртон. — С настоящего времени все предыдущие команды отменяются.

— Кто имеет право на изменение директив и команд? — спросил Бёртон.

— Но Лога мертв!

Надпись на экране не изменилась.

— Можешь ли ты подтвердить, что Лога мертв? — повторил Бёртон.

— Кто может командовать тобой во время отсутствия Логи?

На экране появились имена восьми людей и их идентификационные коды. Ниже каждого имени мигала надпись:

— И насколько же нас ограничили?

Ответа не последовало, поэтому Бёртон сформулировал вопрос по-другому.

— Укажи пределы доступа для восьми операторов, список которых ты только что представил.

Экран потемнел и через шесть секунд заполнился перечнем команд, которые компьютер соглашался принимать от каждого из них. Мерцающие буквы оставались на стене около минуты. Через шестьдесят секунд новая страница текста сменилась следующей, и к тому времени, когда на экране появилась строка под номером 89, Бёртон понял, к чему привело его указание.

— Это может продолжаться часами, — сказал он остальным. — Машина выдает нам подробный список всех доступных команд.

Приказав остановить показ, Бёртон велел компьютеру отпечатать перечень в восьми экземплярах.

— Я даже не смею спрашивать о списке запретов. Боюсь, он может оказаться бесконечным.

Бёртон потребовал проверить все 35 793 помещения, и через пару минут компьютер доложил, что, кроме восьми землян, в башне не обнаружено ни одного живого существа. Как, впрочем, и мертвого тоже.

— Однако мы знаем, что Лога имел несколько тайных убежищ, не зарегистрированных в памяти компьютера, — задумчиво произнес Бёртон. — Он о них почти ничего не говорил, но одна из этих комнат нам все же известна. Вот только где искать остальные?

— Ты думаешь, что незнакомец прячется в одной из них? — спросил Нур.

— Не знаю. Во всяком случае, это вполне возможно. Надо попробовать найти его тайные норы.

— Мы можем сравнить реальные размеры башни с теми параметрами, которые указаны на схемах, — сказал Фрайгейт. — Но, мой бог! Такая работа займет несколько месяцев, и комнаты могут оказаться настолько хитро запрятанными, что мы их все равно не найдем.

— Кроме того, это почти так же интересно, как очистка плевательниц, — добавил Терпин.

Устроившись на круглом стуле у большого пианино, он начал наигрывать «Рэгтайм ночных кошмаров». Бёртон подошел к нему и встал рядом.

— Нам очень нравится слушать твою игру, — сказал он, хотя на самом деле его раздражала музыка подобного типа. — Но сейчас мы обсуждаем жизненно важный вопрос в буквальном смысле этого слова. Теперь не время развлекаться и переключаться на что-то другое. Нам необходим ум каждого из нас. Иначе мы все можем погибнуть из-за того, что кто-то не принял участия в обсуждении.