Он подоспел как раз к началу третьей, и последней, атаки. Вражеские командиры, готовя ее, произносили зажигательные речи, барабаны гремели, рога ревели, и вот местные с криками ринулись в бой. К тому времени катера расстреляли все боеприпасы и вернулись в свой док на корабле. Зато в воздух поднялись оба истребителя, разведчик, торпедный бомбардировщик и вертолет.

Несколько вражеских бойцов уже почти добежали до кромки воды. Но под огнем авиации ряды дрогнули, и неприятель побежал. Вскоре после этого загремели и засверкали камни, и «Рекс» подзарядился.

— Зубы господни! — выругался Иоанн с безумием во взоре. — Если уже сегодня творится такое, что же будет завтра? Спаси нас боже!

Он был прав. Перед рассветом орды оголодавших правобережников хлынули на Реку. Все имевшиеся в наличии лодки, включая двухмачтовые шхуны, были до отказа забиты мужчинами и женщинами. За ними следовала орда пловцов. Когда взошло солнце, стало видно, что Река, насколько хватает глаз, усеяна судами и пловцами. Первый вал, лодки, защитники встретили градом ракет и стрел. Однако почти все лодки причаливали, и правобережники выскакивали из них.

«Рекс», попавший меж двух огней, отчаянно сражался. Огонь с борта расчистил пространство вокруг камней, и амфибии, изрыгая пламя, двинулись на своих не оставляющих следов гусеницах к камню. Пока они сдерживали лезущих со всех сторон защитников и захватчиков, подъемный кран «Генриха» водрузил наконечник на камень.

Камни разрядились, тогда «Генрих» тут же снял колпак и втянул стрелу крана обратно.

Когда катера вернулись на корабль, Иоанн приказал поднять якорь.

— А потом — полный вперед!

Эту команду легче было отдать, чем выполнить.

Мелкие суда так кишели вокруг «Рекса», что он мог идти лишь на самой малой скорости. Колеса шлепали по воде, нос крушил большие парусные лодки и лодчонки помельче, а правобережники поливали «Рекс» огнем. Атакующие лезли на котельную палубу, но долго там не задерживались.

Наконец «Рекс» прорвался и двинулся к другому берегу. Там он вошел в более слабое прибрежное течение и устремился вверх по Реке.

На том берегу все еще кипел бой.

Иоанну предстояло решить, подзаряжаться им в полдень или нет.

Определившись, король велел встать на якорь у длинного причала.

— Пусть поубивают друг друга, — сказал он. — У нас хватит копченых и сушеных продуктов, чтобы дотянуть до завтра. А послезавтра подзарядимся. К тому времени побоище уже кончится.

Правый берег являл собой поистине странное зрелище. На «Рексе» так привыкли к шумным, говорливым, смеющимся толпам, что безлюдье казалось чем-то нереальным. Здесь не осталось никого, кроме очень немногих — слишком разумных или слишком робких, чтобы решиться набить свой живот за счет левобережников. Хижины, бараки и бревенчатые общественные здания опустели, пусто стало на равнине и в предгорьях. Животных, птиц, насекомых и пресмыкающихся на этой планете не водилось, и только ветер, шуршащий в листве редких деревьев на равнине, нарушал тишину.

За Рекой воюющие стороны расстреляли уже весь порох, и до «Рекса» лишь изредка долетали слабые отголоски — одиночные и слитные крики ярости, голода, страха, боли и смерти.

Потери «Рекса» за два дня составили тридцать человек убитыми и шестьдесят ранеными, из них двадцать тяжело — впрочем, все пострадавшие считали свои раны тяжелыми. Мертвых положили в мешки из рыбьей кожи с привязанным грузом и после краткой церемонии бросили в воду на середине Реки. Мешками воспользовались лишь ради того, чтобы пощадить чувства живых — рыбы раздерут мертвецов в клочья и пожрут их прежде, чем те достигнут дна.

У левого берега трупы плавали тесными рядами, стукаясь друг о друга, и хищные рыбы кишели меж ними в кровавой воде. Целый месяц Реку уродовал затор из мертвых тел. Бои, как видно, шли повсюду, и нужно было долгое время, чтобы трупы исчезли окончательно. Рыба жирела, и громадные речные драконы, всплывая из глубин, глотали раздувшиеся тела целиком, набивали желудки до отказа. Переварив и извергнув добычу, они всплывали снова, чтобы есть, переваривать и извергать.

— Это Армагеддон, Апокалипсис, — со стоном говорил Бёртон Алисе.

Алиса часто плакала, и по ночам ей снились кошмары. Но утешения Бёртона вселяли в нее чувство, что они снова стали близки друг другу.

На следующий полдень «Рекс» отважился пересечь Реку, чтобы подзарядиться. Но дальше он не пошел, а вновь причалил к правому берегу. Нужно было восполнить запас пороха и отремонтировать повреждения.

На это ушел месяц, и за это время Бёртон окончательно оправился от своей раны.

Когда пароход снова тронулся в путь, несколько человек из команды получили задание провести учет оставшихся в живых в некоторых, выборочно взятых, районах. Результат показал, что погибло около половины населения, если предположить, что столь же тяжелые бои шли повсюду. За сутки было перебито семнадцать с половиной биллионов человек.

Много времени прошло, прежде чем на «Рекс» вновь вернулось веселье, а люди на берегу походили на призраков. Страшнее бойни была мысль: а что, если оставшиеся питающие камни тоже откажут?

Самое время взяться за подозреваемых, думал Бёртон. Но если прижать предполагаемых агентов к стенке, они могут убить себя, даже зная, что воскрешения не последует. Кроме того, возможно, что люди, жившие после 1983 года, ни в чем не повинны.

Надо ждать. Ничего другого не остается.

Тем временем Логу ненавязчиво расспрашивала своего сожителя, Алиса же, не столь ненавязчиво, старалась расколоть Подебрада. Бёртон ждал, когда выдаст себя Струбвелл.

Через несколько дней после возобновления плавания Иоанн решил, что пора пополнить команду. Во время полуденной трапезы «Рекс» остановился, и король сошел на берег объявить, что проводит набор рекрутов.

Бёртон, или сержант Гвалхгвинн, наравне с другими должен был высматривать в толпе возможных злоумышленников. Однако он позабыл на время свои обязанности, увидев явного представителя раннего палеолита, приземистого, ширококостного, похожего на монгола той эпохи, когда эта раса еще не смешалась с другими. Нгангчунгдинг не отказался вкратце преподать Бёртону азы своего языка, с которым тот еще не сталкивался. Потом Бёртон, уже на эсперанто, стал уговаривать своего собеседника записаться на «Рекс». Тот мог бы стать ценным приобретением для отряда десантников, а заодно Бёртон выучил бы его язык. Нгангчунгдинг отказался, сказав, что он нихиренит, приверженец буддистского учения, которое исповедовало не менее рьяный пацифизм, чем его главный конкурент, Церковь Второго Шанса. Бёртон, хотя и был разочарован, дал первобытному пацифисту сигарету в знак того, что не обиделся, и вернулся к столу короля Иоанна.

Иоанн расспрашивал кавказца, которого от Бёртона загораживал высокий, тонконогий, длиннорукий и широкоплечий негр. Бёртон прошел мимо них, чтобы занять место позади Иоанна, и услышал, как белый говорит:

— Меня зовут Питер Джейрус Фрайгейт.

Бёртон резко обернулся, бросился на Фрайгейта и повалил его на землю, схватив за горло и крича:

— Убью!

В этот момент кто-то треснул Бёртона по затылку.

Придя в себя, он увидел, что негр и еще четверо, стоявших около, сцепились с охраной Иоанна. Сам король вскочил на стол и выкрикивал приказания, багровея от натуги. Свалка продолжалась с минуту, потом все улеглось. Фрайгейт, кашляя, поднялся на ноги, встал и Бёртон, чувствуя боль в затылке. Его, как видно, съездили дубинкой, которую чернокожий носил на ремне у пояса, — теперь она валялась на траве.

Бёртон, хотя не совсем еще обрел ясность мысли, понял, что ошибся. Этот человек действительно очень походил на того Фрайгейта, которого знал Бёртон, и голос был похож. Однако это был все-таки не тот Фрайгейт, к тому же ниже ростом. И все же… одно и то же имя?

— Прошу прощения, синьоро Фрайгейт, — сказал Бёртон. — Я принял вас за человека, к которому питаю вполне заслуженную неприязнь. Он причинил мне огромный вред… впрочем, не важно. Я искренне сожалею, и если могу чем-то возместить…