— Меня пугает не это. А то, что какая-то часть меня жаждет влезть в эту интригу и радостно трепещет при мысли о потоплении судна. Старый Герман Геринг до сих пор живет во мне, а я-то думал, что разделался с ним навеки.

«Рекс грандиссимус» поистине был прекрасным и величественным судном.

Он шел, бороздя воды на середине Реки, огромный и белый, воздев к небу черные дымовые трубы, работая двумя гигантскими колесами. Над мостиком вился флаг, показывая временами трех золотых львов на алом поле.

Герман Геринг, ожидавший на палубе трехмачтовой шхуны, поднял брови. Это был явно не алый феникс на голубом поле, задуманный Клеменсом.

В небе над пароходом парило множество дельтапланов, а на Реке кишели суда всякого рода — официальные и любопытствующие.

Пароход замедлял ход — его капитан верно истолковал значение ракет, пущенных Герингом со шхуны. Притом нельзя было пробиться сквозь загромождающие путь суденышки, не раздавив их.

Наконец «Рекс» остановился, подрабатывая колесами лишь настолько, чтобы его не сносило течением.

Шхуна поравнялась с ним, и капитан проревел в рупор из рыбьего рога свое сообщение. Человек на нижней палубе «Рекса» тут же соединился по телефону, висевшему на переборке, с мостиком. Из рубки высунулся некто, тоже с рупором, и рявкнул так, что Герман вздрогнул и решил: тут не обошлось без электроусилителя.

— Поднимайтесь на борт!

Хотя капитан «Рекса» находился футах в пятидесяти пяти над водой и в ста, если считать по горизонтали, Герман узнал его. Рыжие волосы, широкие плечи, узкое лицо принадлежали Иоанну Безземельному, бывшему королю Англии, Ирландии и прочая, и прочая. Через несколько минут Герман взошел на «Рекс», и два вооруженных до зубов стража подняли его в небольшом лифте на верхний этаж мостика. По пути он спросил их:

— А что стряслось с Сэмом Клеменсом?

Они удивились, и один ответил вопросом на вопрос:

— Откуда вы его знаете?

— Слухи путешествуют быстрее, чем ваш пароход. — Это было правдой, и если он не сказал всей правды, то и не солгал.

Они вошли в рубку. Иоанн стоял около рулевого и смотрел вдаль.

Он обернулся на звук закрывшегося лифта. Он был ростом пять футов пять дюймов, красивой и мужественной наружности, с широко поставленными голубыми глазами. Черную форму, бывшую на нем, он надевал, очевидно, лишь когда хотел произвести впечатление на местных жителей. Китель, брюки и сапоги были сшиты из кожи речного дракона. Китель украшали золотые пуговицы, а с фуражки беззвучно рычал золотой лев. Интересно, подумал Герман, где он взял столь редкий металл? Возможно, отнял у какого-нибудь бедняги.

Грудь у капитана была голая. Рыжие волосы, на пару тонов темнее, чем на голове, вились вокруг знака V на лацкане.

Один из офицеров, сопровождавших Германа, отдал честь.

— Посланник из Вироландо, сир!

Ишь ты, подумал Герман, сир, а не сэр.

Иоанн его явно не узнал, и Герман удивился, когда король с улыбкой подошел и протянул ему руку. Герман пожал ее. Почему бы и нет? Он пришел сюда не мстить, а выполнить свой долг.

— Добро пожаловать на «Рекс». Я его капитан, Иоанн Безземельный. Хотя, как видите, если земли у меня и нет, то есть нечто более ценное — этот корабль. — И Иоанн добавил со смехом: — Когда-то я был королем Англии и Ирландии, если вам это о чем-то говорит.

— А я — брат Фениксо, священник Церкви Второго Шанса и секретарь Ла Виро. От его имени приветствую вас в Вироландо. Да, ваше величество, я читал о вас. Я родился в двадцатом веке, в Баварии.

Джон вскинул густые рыжие брови:

— Я, конечно же, слышал о Ла Виро, и нам говорили, что он живет чуть выше по Реке.

Король представил остальных — Герман не знал никого, кроме первого помощника Огастеса Струбвелла, очень высокого, белокурого, красивого американца. Он пожал гостю руку и сказал: «Добро пожаловать, епископ». Похоже, и он не узнал Германа. Тот мысленно пожал плечами. В конце концов, он пробыл в Пароландо недолго, и было это больше тридцати трех лет назад.

— Выпьете что-нибудь? — спросил Иоанн.

— Нет, благодарю вас. Надеюсь, вы позволите мне остаться на борту, капитан. Я прибыл сюда, чтобы сопровождать вас до нашей столицы. Мы приветствуем вас с миром и любовью и надеемся, что вы пришли к нам с теми же чувствами. Ла Виро хочет встретиться с вами и благословить вас. Быть может, вам захочется немного побыть у нас и размять ноги на берегу. Вы можете оставаться столько, сколько вам будет угодно.

— Я, как вам известно, не вашего вероисповедания, — сказал Иоанн, принимая от денщика чашу с виски. — Но к вашей Церкви отношусь с глубоким уважением. Она оказала огромное цивилизующее влияние на Реку. Это больше, чем я могу сказать о церкви, к которой когда-то принадлежал. Деятельность Церкви очень облегчила нам путь, уменьшив воинственность населения. Впрочем, напасть на нас отважились бы не многие.

— Я рад это слышать. — Герман счел за благо не заговаривать о том, что Иоанн совершил в Пароландо. Возможно, король изменился. Сомнение трактуется в пользу обвиняемого.

Капитан распорядился о помещении для Геринга. Его поместили на техасской палубе, служащей продолжением камеры под мостиком и занимавшей переднее правое крыло посадочной палубы. Там жили старшие офицеры.

Иоанн спросил Геринга о его земной жизни. Тот ответил, что о прошлом не стоит говорить. Только настоящее имеет значение.

— Возможно, — сказал Иоанн, — но настоящее — это итог прошлого. Если вы не хотите говорить о себе, то, быть может, расскажете о Вироландо?

Вопрос был законный, хотя неясно было, не хочет ли Иоанн выведать, каков военный потенциал государства. Геринг не собирался сообщать, что такового не имеется вообще. Пусть сам выясняет. Однако он дал понять, что никому из команды «Рекса» не разрешат сойти на берег с оружием.

— Будь это в другом месте, я бы не послушался, — улыбнулся Иоанн. — Но я уверен, что в сердце Церкви мы будем в безопасности.

— Этот край, насколько мне известно, уникален, — сказал Герман. — И рельеф, и население — все здесь не такое, как везде. Первое вы можете видеть сами. — И он показал на скальные столбы.

— Да, это поистине страна колонн. Но чем же ваши граждане отличаются от других?

— Почти все они — дети Реки. При первом воскрешении этот район заселили детьми, умершими в возрасте пяти — семи лет. Их было около двадцати на каждого взрослого. Нигде больше я не слыхал о такой пропорции. Дети были собраны из разных мест и времен, принадлежали к разным нациям и расам. Лишь одно у них было общее — испуг. К счастью, взрослые происходили в основном из мирных и прогрессивных стран — из Скандинавии, Исландии, Швейцарии двадцатого века. Эта страна не знала ожесточенной борьбы за власть, шедшей в других местах. Пролив на западе служит преградой между нами и титантропами, живущими за ним. Люди, обитающие ниже по Реке, отличаются столь же мирным нравом. Поэтому взрослые сумели посвятить все свое время заботе о детях.

Потом Ла Виро стал рассказывать повсюду о своей встрече с одним из таинственных существ, создавших этот мир. Его постигла бы судьба всех пророков в начале их пути — то есть осмеяние со стороны многих и признание немногих. Но Ла Виро имел при себе нечто больше слов и убеждений — веское, осязаемое доказательство. Такого не было больше ни у кого — стало быть, эту вещь произвели этики.

Это был Дар, как его обычно называют. Вы увидите его в Храме. Это золотая спираль. И вот Ла Виро обосновался здесь.

Дети воспитывались в строгости и любви, и это они создали культуру, которую вы видите вокруг.

— Если ваши граждане столь же прекрасны духовно, как их страна на вид, — сказал Иоанн, — то они, должно быть, ангелы.

— Они люди — и поэтому здесь не Утопия и не рай. Однако я убежден, что нигде больше вы не встретите столько искренне дружелюбных, открытых, щедрых и любящих людей. Здесь очень приятно жить тому, кто им близок по духу.