Фрайгейт улыбнулся и, подняв руку, сложил большой и указательный пальцы в колечко.

— Что, если мы откажемся возвращаться на Землю с ее утопическим раем? — продолжал Бёртон. — Что, если мы предпочтем другой образ жизни? Ведь даже если нам удастся полюбить описанную мною Землю, еще не сказано, что все мы туда попадем!

Зато мы все без исключения можем сесть на корабль — на все корабли, что есть в ангаре, если захотим, — выбрать по каталогу навигационной системы девственно чистую планету и улететь туда.

Что ожидает нас там — нас, разношерстную группу почти бессмертных людей разных рас, наций, языков и эпох? Конечно, не та роскошная и легкая жизнь, какой мы наслаждаемся здесь, или более скромная, но не менее легкая жизнь на Земле. Даже взяв с собой записи научных и технических достижений этиков, мы практически не сможем ими пользоваться в течение нескольких столетий. Нам придется долго ждать, пока население планеты увеличится настолько, чтобы хватило рук для черной и трудной работы по добыче сырья и его обработке.

Этики разместили генераторы ватанов с записывающими устройствами на многих планетах, как и на нашей Земле в свое время. Мы сможем иметь там детей, поскольку они будут рождаться с ватанами, а стало быть, будут обладать самосознанием и свободой воли. Но, — Бёртон вновь внимательно оглядел аудиторию, — если кто-то из нас или наших детей умрет, то останется мертвым надолго. Возможно, навсегда. Сумеют ли этики проследить наш путь, мы выясним сразу, как только прибудем на место. Не исключено, что нас признают достойными и позволят жить дальше. А может, и нет. Но в любом случае, если мы умрем рано, то это будет надолго, поскольку этики доберутся до нашей планеты, быть может, лишь через много тысячелетий. И даже если наши потомки сумеют построить необходимую для воскрешения аппаратуру, откуда нам знать, захотят ли они нас воскрешать? Мы не в силах предугадать, какая политическая, религиозная и экономическая ситуация сложится на планете к тому времени. Наши потомки могут решить, что лучше оставить нас покойниками.

И это далеко не самое худшее, что может с нами случиться. Сначала, когда мы высадимся на планету, построим своими руками жилища, возделаем землю, посеем зерно и пожнем урожай, дадим жизнь первому поколению, мы будем довольно-таки гармоничным обществом. Но по прошествии веков и тысячелетий наш общий язык, эсперанто, разделится на диалекты, а затем и на языки, которые будут отличаться друг от друга не меньше, чем французский от албанского. И хотя смешанных браков будет много, некоторые группы наверняка сохранят свои расовые особенности, и наш отважный новый мир поделится на расы.

Разные языки и разные расы. В точности как на старой Земле. Зато нам не грозит однообразие.

И как бы ни старались мы воспитывать детей с любовью, со временем, после смены нескольких поколений, а то и гораздо быстрее, население планеты станет таким же, каким оно было на прежней Земле.

Дамы и господа! Приложив немало усилий, пережив неисчислимые трудности и опасности, создав по возможности наиболее справедливое общество для всех, мы тем не менее неизбежно станем свидетелями его деградации. Как и на Земле, оно расслоится на сильных и слабых, бедных и богатых, ведущих и ведомых, смелых и трусливых, глупых и умных, открытых и замкнутых, дающих и берущих, милосердных и равнодушных или жестоких, отзывчивых и черствых, нежных и грубых, мучителей и жертв, разумных, полубезумных и ненормальных.

Там будет ненависть, но и любовь, отчаяние, но и радость, поражения, но и победы, горе, но и счастье, безнадежность, но и надежда.

Бёртон мельком посмотрел на слушателей, охватив все лица единым взглядом. Они предчувствовали, что он скажет дальше — если не точные слова, то смысл наверняка.

— Зато… жизнь наша будет полна разнообразия, богата всеми красками спектра, чего не сможет дать нам безопасное существование на Земле.

Дух приключений не покинет нас.

Мы откажемся от земного рая, но захватим толику рая с собой — и, я уверен, немалую долю ада. Может ли рай существовать в пустоте? Если не будет ада, как вы узнаете, что живете в раю?

Я спрашиваю вас, друзья мои, и даже тех, кто, возможно, не хочет быть мне другом: что мы выбираем? Новую Землю? Или неизведанное?

Аудитория молчала. Наконец голос Фрайгейта разорвал тишину:

— Это что, риторический вопрос? Куда ты сам собрался, Дик?

— Ты знаешь куда, — ответил Бёртон. И махнул рукой, показывая на звезды.

— Кто со мной?

Хотя автору, конечно, хотелось бы верить, что каждое его слово останется запечатленным в сердцах читателей навеки, некоторые события предыдущих четырех романов о мире Реки, быть может, потускнели в чьей-то памяти. Поэтому представляю вам краткое изложение приключений, завершающихся в книге «Боги мира Реки».

Ричард Фрэнсис Бёртон, знаменитый (или печально знаменитый) английский исследователь, лингвист, писатель, поэт, воин и антрополог, умирает в 1890 году после Рождества Христова в возрасте шестидесяти девяти лет. Вопреки своим ожиданиям он пробуждается от смертного сна в просторном помещении, где в воздухе парят миллиарды тел. Все они человеческие, за исключением одного, которое находится рядом с Бёртоном. Это тело, хотя и гуманоидное, явно не относится к виду homo sapiens. Бёртон не успевает выбраться из помещения, поскольку появляются двое человек в каком-то летательном аппарате и он теряет сознание.

Когда Бёртон снова приходит в себя, он лежит обнаженный на берегу широкой Реки в узкой долине, зажатой с обеих сторон высокими неприступными горами. Тело у него такое, каким было в двадцать пять лет, только без шрамов. И он всего лишь один из тридцати пяти миллиардов людей, воскрешенных под неведомыми небесами на берегах Реки длиною в десять миллионов миль.

Воскрешение, как покажут последующие события, не было вызвано сверхъестественными силами. Его обеспечила научно-техническая аппаратура, изобретенная существами, которые в начале первой книги («В тела свои разбросанные вернитесь») остаются неизвестными. Существа эти зовутся этиками, и они разместили записывающие устройства на Земле задолго до того, как там появился первый обезьяночеловек. (По крайней мере, так Бёртону и другим было сказано по ходу развития событий.) Устройства записали данные всех без исключения людей, начиная от момента их зачатия и кончая смертью. И как выясняется в книге четвертой, под названием «Магический лабиринт», души (а на языке этиков — «ватаны») имеют искусственное происхождение. Такой штуки, как естественная душа, не существует; душой наградили человечество этики.

Обитатели мира Реки поначалу считают, что в долине воскрешены все люди, жившие на Земле приблизительно с 2 000 000 года до Рождества Христова по 2008 год христианской эры. Но вскоре выясняется, что умершие до пятилетнего возраста дети, умственно отсталые люди и явные психопаты не воскресли в мире Реки. Их, как Бёртон узнает от этика-отступника, пробудили от смерти на планете под названием Сады, в мире Садов. В долине Реки — это станет известно в следующей книге — находятся люди, жившие примерно с 99 000 года до Рождества Христова по 1983 год христианской эры. А когда текущий проект этиков будет завершен, они воскресят тех, кто умер после 1983 года.

Этики — наследники нескольких предшествующих цивилизаций, в том числе и негуманоидных, — взяли на себя нелегкий труд записать и воскресить разумные виды жизни множества планет по всей Вселенной. Не сделай они этого, все разумные виды умирали бы навеки.

Несколько этиков, маскируясь под землян, распространили в мире Реки религиозную концепцию «продвижения». Жители долины, не соответствующие определенным и весьма высоким этическим стандартам — иными словами, не сумевшие стать «хорошими», — не смогут жить дальше. По истечении столетия проект будет закрыт, и те, кто не достигнет надлежащего уровня нравственного развития, умрут навсегда. Ватаны же «продвинувшихся» сольются с божественной сущностью.