И вдруг, словно сигнал победы, на мертвой приборной панели вспыхнуло табло «Стыковка завершена». Наступили те десять секунд, в течение которых телескопические рычаги еще способны компенсировать движение башни; Морган выждал половину этого срока и осторожно отпустил тормоза. Он приготовился к тому, чтобы мгновенно включить их снова, если «паучок» начнет падать, — но нет, приборы сказали правду. Башня и капсула слились воедино. Осталось лишь преодолеть десяток ступеней по вертикальному трапу, и он наконец достигнет цели.
Послав отчет торжествующим слушателям на Шри Канде и на промежуточной станции, Морган провел еще минуту не шевелясь, чтобы восстановить дыхание. Предстоящее посещение «подвала» было для него вторым, но странно было не это, а то, что первое почти стерлось из его памяти. Двенадцать лет назад в тридцати шести тысячах километров отсюда, в «подвале» состоялся небольшой банкет по случаю, если можно так выразиться, «закладки фундамента». Банкет (вместо рюмок тюбики, как в невесомости) сопровождался бесчисленными тостами — ведь эта часть башни была не только первой по времени сооружения, но и первой, которая после долгого спуска с орбиты соприкоснется с Землей. Повод казался достойным церемонии, и Морган припомнил, что даже злейший его враг, сенатор Коллинз, счел необходимым принять приглашение и пожелать строителям успеха в речи, не лишенной колкостей, но в целом вполне дружелюбной. Нынешнее событие, право же, давало не меньший повод для торжества.
Морган слышал, как узники приветствуют своего спасителя, барабаня пальцами по внутренней дверце шлюза. Он расстегнул ремень, кое-как выкарабкался из кресла и поднялся по трапу. Верхний люк капсулы оказал его пальцам лишь символическое сопротивление — силы, объединившиеся против него, прежде чем сложить оружие, в последний раз дали о себе знать. Резкий свист, давление в кабине и переходной камере выравнялось — и вот круглая дверца откинулась и чьи-то руки помогли ему подняться в «подвал»… Сделав первый глоток спертого, зловонного воздуха, Морган удивился, как люди здесь могут быть еще живы; откажись он от своей миссии — и повторная попытка наверняка оказалась бы ненужной….
Голые, унылые стены «подвала» были освещены лампами дневного света: более десяти лет солнечные батареи накапливали и высвобождали энергию, пока наконец их долготерпение не пригодилось попавшим в беду. И Морган увидел сцену, словно скопированную со старых военных фильмов: несчастные, оборванные беглецы из разрушенного города сгрудились в бомбоубежище с теми немногими пожитками, какие им удалось спасти. Впрочем, пожитки военных времен не носили бы на себе надписей и этикеток «Служба запуска», «Корпорация лунных отелей», «Собственность Республики Марс» или повсеместно распространенного предупреждения «Не выносить в вакуум». И люди военных времен не радовались бы так, как эти семеро: даже те, кто лежал, сберегая кислород, улыбнулись Моргану и помахали ему рукой. Но едва он успел ответить на приветствие, ноги у него подкосились и все вокруг померкло… Никогда прежде он не падал в обморок, и, когда поток холодного кислорода вернул его к жизни, первым чувством Моргана было сильное смущение. Постепенно восстановилось зрение, и он увидел вокруг себя незнакомые лица в масках. На миг ему померещилось, что он в больнице, потом восприятие действительности вернулось полностью. Конечно же, пока он лежал в беспамятстве, из капсулы извлекли ее драгоценный груз.
Маски, привезенные с Земли, представляли собой как бы молекулярные ситечки: закрывая рот и нос, они пропускали кислород, но задерживали поступающий извне углекислый газ. Внешне простенькие, хотя и очень сложные в изготовлении, эти маски позволяли людям выжить в атмосфере, которая иначе вызывала мгновенное отравление. Правда, дышать с маской на лице становилось труднее — но природа никогда ничего не преподносит даром, а такая цена была не столь уж высока…
Пошатываясь и все же отвергнув предложенную помощь, Морган поднялся на ноги и, пусть с запозданием, познакомился с мужчинами и женщинами, которых спас. Беспокоило его одно: не произнесла ли «охранительница», пока он был без сознания, какую-либо из своих поучительных речей? Не хотелось бы поднимать вопрос в открытую, а выяснить надо…
— Позвольте от нашего общего имени, — сказал профессор Сессюи искренне, но слегка неуклюже, как человек, которому редко доводилось задумываться над формулами вежливости, — поблагодарить вас за все, что вы для нас сделали. Мы несомненно обязаны вам жизнью…
Любой мыслимый ответ на подобную тираду отдавал бы заведомым лицемерием, так что Морган предпочел пробормотать нечто неразборчивое, сделав вид, что поправляет маску. Ему не терпелось приступить к осмотру привезенного снаряжения и удостовериться, что при разгрузке ничего не забыли, однако профессор вдруг добавил с комичной озабоченностью:
— Извините, что не можем предложить вам кресло. Вот единственное, что нам удалось придумать. Располагайтесь поудобнее и постарайтесь ни о чем не беспокоиться…
И Сессюи приглашающим жестом указал на коробки из-под инструментов, которые были уложены друг на друга.
Фраза прозвучала очень знакомо; значит, «охранительница» не промолчала. Наступила неловкая пауза — Морган принял этот факт к сведению, остальные без слов согласились, что им все известно, а он без слов показал им, что знает об этом, — своего рода безмолвный психологический сговор, неизбежный всякий раз, когда чей-то личный секрет становится общим достоянием и когда подразумевается, что каждый будет держать язык за зубами.
Сделав несколько глубоких вдохов, — поразительно, до чего же быстро можно привыкнуть к маске, — Морган сел на предложенное ему место. «Второго обморока не будет, — по-рбещал он себе с угрюмой решимостью. — Я должен был доставить груз, а теперь я должен выметаться отсюда как можно скорее, желательно до того, как «охранительница» очнется опять…»
— Этот состав, — произнес он, показывая на маленькую флягу, — ликвидирует утечку. Распылите его по всей длине дефектной прокладки — он затвердевает буквально за пять секунд. Кислород расходуйте бережно — он вам понадобится, когда придет время ложиться спать. Вот маски для каждого и несколько запасных. Вот пища и вода на три дня — этого хватит с лихвой, капсула со станции «десять» будет здесь завтра. Что же касается медикаментов, то, хочу надеяться, они вам не понадобятся…
Он остановился, чтобы перевести дыхание: разговаривать сквозь маску было все-таки нелегко, а он ощущал все более настоятельную необходимость беречь силы. Люди Сессюи отныне могут позаботиться о себе сами; ему же предстоит выполнить еще один свой долг, и чем скорее, тем лучше.
Морган повернулся к пилоту Чангу и сказал спокойно:
— Пожалуйста, помогите мне застегнуть скафандр. Я должен выйти и проверить состояние пути.
— Но ваш скафандр не рассчитан на автономный режим! Собственный запас кислорода в нем — всего на полчаса…
— А мне потребуется десять минут, от силы пятнадцать.
— Доктор Морган, я космический старожил, а вы нет. Категорически запрещено выходить в пространство в тридцатиминутном скафандре без запасных баллонов или без внешней подкачки воздуха. Кроме самых крайних аварийных ситуаций…
Морган ответил оппоненту усталой улыбкой. Чанг был прав: ссылка на крайнюю необходимость не выдерживала критики. Но если главный инженер считает ситуацию аварийной, значит, так оно и есть…
— Я должен осмотреть повреждения, — заявил он. — И проверить состояние пути. Будет досадно, если капсула со станции «десять» не доберется до вас только потому, что ее экипаж не получит предупреждения о возможных препятствиях.
Чангу все это пришлось явно не по вкусу (что там, черт возьми, наболтала эта сплетница, пока Морган был без сознания?), однако он без дальнейших возражений проводил инженера к северному шлюзу. Прежде чем опустить лицевую пластину, Морган осведомился:
— Профессор не доставлял новых хлопот?
Чанг покачал головой.