– Если ты уверена?.. – сказала Ханна.

– Да. Я выйду замуж за лавочника Ву.

При стуке в дверь голова Эрлан дернулась вверх. Ханна отправилась открывать. На пороге стоял лавочник Ву. Через его руку было перекинуто красное атласное ханьфу, украшенное вышитыми желтыми летящими журавлями. Он что-то сказал Ханне, слишком тихо, чтобы Эрлан могла расслышать, но ответ огненной женщины вызвал облегчение, отразившееся на его лице. Бок тоу дой топтался позади китайца, своим угрюмым видом угрожая ужасными последствиями, если Эрлан воспротивится.

– Ты только посмотри, – произнесла Ханна, вернувшись в комнату, – Сэм принес тебе новое платье для свадьбы.

Ханна положила красное ханьфу на постель и взяла с умывальника кувшин. Эрлан наблюдала, как она наливает горячую воду из жестяной бочки, стоящей на подставке. Лавочник Ву и хозяин пристально смотрели на Эрлан, пока Ханна не захлопнула дверь перед их носами.

– Окружного судью можно застать в городе только во второй половине дня, – объяснила огненная женщина. – Он проводит судебные заседания в баре отеля. Мы уже сказали Сэму, что он должен жениться на тебе законно, по американскому обычаю. Ты не будешь его рабыней, дорогая, независимо от того, что бы ни говорил тот хитрый ублюдок в коридоре. Ты будешь настоящей женой Сэма, что совсем не то же самое, что его собственность. Понимаешь?

– Да, понимаю, – солгала Эрлан.

Ее взгляд переместился к лунной женщине, молча сидящей рядом с ней.

Китаянка подумала об отце ее ребенка. Если Клементина все же не проститутка и у нее имеется муж, то выбрал ли ей брачный посредник доброго, молодого и красивого мужчину? Но возможно, в этой фон-квейской стране нет брачных посредников. И вполне вероятно, выбор сделала она сама.

Их взгляды встретились, и Эрлан подумала, что заметила печаль в этих глубоких как океан глазах. Возможно, даже в этой дикой стране властвует судьба, и выбор – лишь иллюзия.

– Ты бы хотела умыться в одиночестве? – тихо спросила Клементина.

Эрлан сглотнула и кивнула:

– Будьте добры.

Она подождала, пока ее оставят одну, а затем прикоснулась к свадебному платью, ощутив кончиками пальцев гладкость и прохладу красного атласа. Журавли были вышиты золотой шелковой нитью крошечными замысловатыми стежками. Красный и золотой, цвета счастья и удачи.

Но не будет никакой гадалки, чтобы определить самый счастливый день для свадьбы, никаких лунных пирогов на празднование, никаких петард, чтобы отогнать злых духов.

Эрлан подошла к умывальнику. От воды в кувшине поднимался пар. Китаянка вылила немного кипятка в чашу и, взглянув вверх, поймала свое отражение в маленьком зеркальце на стене.

Эрлан не видела себя в зеркале с тех пор, как покинула свой лао-чиа. Она была самой собой, но все же какой-то другой. Девушка прикоснулась к стеклу, ожидая, что изображение пойдет рябью и вовсе исчезнет как отражение в пруду.

У Эрлан не было рисовой пудры, чтобы отбелить кожу, но она и так выглядела достаточно бледной, за исключением синяка на щеке, которым наградил ее хозяин. Уложенныев девичьи колечки волосы нужно было для свадьбы собрать в узел – прическу замужней женщины, но у Эрлан не было служанки, которая помогла бы в этом, и не было жасминового масла, придающего волосам блеск.

Вместо нефритовых сережек, вырванных из ее мочек работорговцем, Эрлан носила медные, стоящие не больше гроша. Потеря сережек до сих пор причиняла ей такую сильную боль, что она не могла вспоминать об этом без слез. К тому же злодей забрал ее восхитительные золотые гребни, которые обладали гораздо большей ценностью. А также ее девственность – и вовсе бесценную.

Эрлан с силой прижала руки к лицу, ее плечи поникли.

«Значит, не по собственному желанию ты согласилась выйти замуж за Сэма Ву... Собственному желанию...». Слова эхом отдавались у нее в голове, как падающие в колодец камни. До настоящего момента вся ее жизнь посвящалась попыткам быть достойной предков, повиновению отцу, подготовке к тому дню, когда она будет подчиняться и угождать своему мужу и прислуживать свекрови. Эрлан думала лишь о том, как могла бы угождать и прислуживать.

«По собственному желанию... Собственному желанию...» Что было бы, если бы она прислуживала и угождала только себе? Столь непривычная мысль испугала китаянку, поэтому она похоронила ее глубоко в сердце.

Эрлан по мере возможности смыла дорожную пыль и заменила грубое голубое хлопчатобумажное ханьфу тонга красно-золотым атласным свадебным платьем. Высокий воротник скрывал отметины на шее, оставленные веревкой.

Хозяин ждал ее коридоре. Он оглядел Эрлан, резко кивнул и жестом указал ей идти вперед.

Из холла доносился шум голосов. Ханны, Клементины и ещё чьего-то, более низкого. Эрлан вышла из тени коридора на свет, проникающий из открытых двойных дверей, и перед ней внезапно появился фон-квейский великан-защитник.

– Я хочу услышать это от нее самой, – пророкотал он.

Поистине, более крупных мужчин она никогда прежде не встречала. Ее взгляд задержался на медных пуговицах синей рубашки в полоску и двинулся вверх. Темный румянец окрасил высокие плоские скулы мужчины, а волосы на его лице и голове казались глубокого коричневого цвета только что вспаханной земли. И у него были очень красивые глаза. Ласковые и нежные, как дождевая вода.

И сейчас эти глаза смотрели прямо на нее, отчего Эрлан ощутила внезапный скачок сердцебиения.

– Ты сама желаешь выйти замуж за Сэма Ву? – спросил он.

Рот Эрлан пересох словно пшеничная лепешка. Ей пришлось дважды сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить, и слова чуть не встали поперек горла:

– Таково мое желание, – наконец удалось произнести ей голосом, который она не узнала.

К ним подошел другой мужчина, моложе и худощавее великана, с резкими ястребиными чертами лица. Глаза незнакомца были такого же глубокого серого цвета, но более холодные, будто камни, просвечивающиеся сквозь прозрачную воду пруда.

Он положил руку на плечо ее защитника.

– Давай пойдем, Джере. Мы опаздываем на работу, к тому же, ты слышал ее слова. Она делает это по собственной воле.

Великан стряхнул с себя руку второго мужчины. От злости его лицо потемнело. «При всей его доброте, – подумала Эрлан, – его характер способен хлестать как драконий хвост».

– Я не уйду, пока не буду полностью в этом уверен.

– Пожалуйста! – воскликнула Эрлан. – Вы позорите меня.

Она отпрянула от него так резко, что чуть не оступилась на крошечных перевязанных ступнях. И увидела в дверном проеме поджидающего её лавочника Ву. Тот снял свою чужеземную шляпу, и его бритая макушка не выглядела такой уж никчемной, а, напротив, казалась большой, гладкой и крепкой. В заправленную в жилетный карман косу была вплетена черная шелковая лента, а глаза жениха мерцали за толстыми стеклами очков. Эрлан не думала, что когда-нибудь сумеет полюбить его.

Комната, в которую они вошли, была полна мужчин, стоящих перед длинным деревянным прилавком и опрокидывающих во рты стаканы с пенным пивом. Сосновые половицы под ногами блестели от влаги и издавали солодовый запах. Эрлан видела все сквозь пелену слез, в которых винила густой табачный дым.

Лавочник Ву подвел ее к мужчине, который развалился на стуле, закинув ноги на стол. Тот поставил свой стакан и вытер рот запястьем. Его голова была круглой и лысой, точь-в-точь рисовый горшок, а растущие над верхней губой волосы напоминали лисий хвост.

– Черт тебя побери, китаец, – сказал плешивый и плюнул в деревянный ящик с опилками. Пол вокруг ящика был скользким и усеянным коричневыми пятнами. – Вижу, и ты решился в конце концов увязнуть шпорами в священном браке.

Лысый толстяк неуклюже поднялся на ноги и взял книгу. Эрлан не слушала, что он говорил.

– Скажи «да», – произнес он в какой-то момент.

– Да, – послушно повторила она, чувствуя, как одеревенели и стали странно холодными щеки.