Вперед вышла другая женщина, и священник положил ей руку на область сердца. Он прочитал молитву и процитировал Иакова. Женщина подняла опущенную голову и бросилась к нему на шею.

— Я вылечилась! Исцелилась! Исцелилась!

— А что у нее было? — спросил Зейн, но мать не обратила на него внимания.

— Теперь те, кто сидит в колясках. Самые страждущие. Двигайтесь вперед.

Вскочив на ноги, Ханна буквально отпихнула Зейна.

— Я повезу отца!

Зейн последовал за ней. Перед ними стояло еще пять колясок. Зейн наблюдал все исцеления и заметил, что, хотя пациенты улыбались, после того как проповедник возлагал на них руки, никаких чудес не происходило. Ни один из них не встал с коляски и не ушел полностью исцеленным, как библейский паралитик.

К тому моменту, когда подошла очередь Тэда, Зейн уже чувствовал заметное недоверие. Преподобный стал молиться над отцом.

— Наложением рук на голову твою, как делал это Господь наш Иисус Христос, я призываю Господа Иисуса излечить твое больное тело от всех хворей. — Он жестом отпустил Тэда.

Зейн видел, как мать вывезла коляску назад в проход, но отец не шелохнулся. Он посмотрел священнику прямо в глаза.

— Почему он не встает?

— Твой отец очень болен. Должно пройти не меньше часа, прежде чем свершится исцеление.

Зейна это не убедило. Мистер Эзертон взглянул на него:

— Возвращайся на свое место, сын мой. Болезнь твоего отца исцелена. Обещаю тебе именем Иисуса.

Зейн в нерешительности вернулся на свою скамью. Взял отца за руку. Вены выступали на ней еще сильнее, чем прежде. Тэд походил на привидение. У Зейна на глазах выступили слезы. Если бы Лили была рядом, это придало бы ему сил.

Шли дни, ритуал исцеления повторялся, а отец все не выздоравливал. Несмотря на это, Ханна не переставала верить преподобному Майклу Эзертону. А Зейн перестал. В тот самый день, когда узнал, что происходит у него за спиной.

— Мама, сколько? — потребовал он, стоя рядом с ней на пороге бунгало.

Ханна поджала губы и не ответила.

— Сколько денег ты отдала этому человеку? — От гнева сердце так стучало в груди, что, казалось, вот-вот вырвется наружу.

— Пятьсот…

— Ты отдала ему пятьсот долларов? Мы не можем уплатить дома по счетам, а ты это сделала? Ты что, сошла с ума? — Чтобы не ударить ее, Зейну пришлось отойти подальше. И это его мать?.. Такая дура? — Неужели ты не видишь? Он же негодяй, а не Божий человек!

— Да! Я знаю! — Ханна разрыдалась.

— Мама, Бог не исцелит отца. Он хочет забрать его у нас. Отпусти его.

— Не-ет! — завыла она. — Я не дам ему умереть!

— Но это от тебя не зависит. Не бери на себя роль Господа. Это безумие. Ты не права.

Она закрыла лицо руками, и все ее тело содрогнулось от рыданий. Подойдя ближе, Зейн обнял мать.

— Нам надо ехать домой, мама. Я не хочу, чтобы папа умер в чужом краю. Я хочу, чтобы он умер в Техасе. Поедем домой.

Ханна ничего не могла ответить, она слишком сильно плакала. Зейн отвел ее в бунгало. Собрав вещи, они тем же вечером уехали.

Солнце уже почти село, когда они добрались до Бандеры, и Зейн перенес отца в дом, в его комнату. Потом помог матери лечь и оставил ее. Ханна тут же заснула.

Зейн вернулся в отцовскую комнату и опустился на колени у кровати.

— Спасибо, сынок, — сказал Тэд, взяв его за руку.

— Мне хотелось, чтобы ты вернулся домой, папа.

— Я… я тоже хотел этого.

Несколько часов спустя Тэд Макалистер скончался во сне.

Во время похорон и потом в церкви Лили все время держала Зейна за руку. Он изо всех сил старался сдержать свое горе, пытаясь побороть чувство досады и ощущение несправедливости жизни, которое испытывает человек, сталкиваясь лицом к лицу со смертью. Каждый раз, когда он сдерживал подступавшие слезы, Лили замечала, что у него учащается пульс.

Она обратила внимание на то, как Зейн опекал свою мать, стараясь предупредить всякое ее желание, словно она была его ребенком, а не наоборот. Когда она прилегла на несколько минут до прихода родственников и друзей, он принес ей чай в комнату. И хотя Зейн все еще вспыхивал каждый раз, когда слышал ее рассказы о мексиканском целителе, Лили видела, насколько все его поведение проникнуто заботой о матери. Если в разговоре с гостями ее религиозное рвение заходило слишком далеко, Зейн вмешивался в беседу и старался сменить тему, чтобы она не оказалась в неловком положении.

Лили слишком хорошо знала, что Зейн многого не одобрял в поведении Ханны, но за его способность забыть об этом и за заботу о матери в этот трудный час она любила его еще больше.

Сама она весь день еле сдерживала слезы. Ей все время казалось, что она мало помогает Зейну, хотя она очень старалась. Лили с радостью приняла бы на себя всю его боль. Именно в день похорон Тэда Макалистера она окончательно поняла, что ее сердце всегда будет принадлежать Зейну, и только ему.

Наступило время возвращаться в Хьюстон, но Лили не могла уехать.

— Мне надо побыть здесь, пап, — сказала она Джей Кею со слезами на глазах. — Я нужна ему. И его мать согласна, чтобы я осталась.

— Ты действительно нужна Зейну.

Арлетта щурилась от солнца. Она принялась рыться в сумочке в поисках солнечных очков.

— Так. Думаю, тебе следует вернуться с нами. Зейн должен побыть с матерью. Мне кажется, с твоей стороны эгоистично лишать его такой возможности.

Лили и без того чувствовала себя так, будто ее изрубили на мелкие кусочки. У нее не было сил спорить с матерью. Она просто повернулась к отцу:

— Папа, пожалуйста!

— Оставайся, сколько сочтешь нужным. Если Зейн не сможет привезти тебя, я сам за тобой приеду. — Он поцеловал ее в лоб и улыбнулся. — Я люблю тебя, Лили.

— И я тебя, папа. — Она крепко обняла отца.

Арлетта молча взирала на то, как ее муж и дочь обнимали друг друга. Потом повернулась и направилась к «кадиллаку».

— До свидания, Лили, — бросила она через плечо.

— Пока, мам, — ответила Лили, чувствуя тяжесть на душе. Она заглянула в глаза отцу. — Папа, почему она так себя ведет? Неужели ей не понятно, какое это горе для Зейна? И для меня тоже. Неужели в ней нет ни капельки сочувствия?

Джей Кей тяжело вздохнул.

— Да нет. Просто она никогда не показывает своих чувств. Но если надо, она будет рядом.

— Знаю, папа. Знаю. В семье все должны держаться друг друга. Ты так всегда говоришь.

— И готов повторить снова. Что бы там ни было, она твоя мать.

— Знаю. — Лили поцеловала его в щеку. — Пока, пап.

— До свидания, милая. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони мне.

— Хорошо.

Когда машина родителей отъезжала, поднимая тучи пыли, Лили все еще стояла на ступенях дома.

Через некоторое время Арлетта произнесла:

— Ты совершенно утратил контроль над своей дочерью, Джей Кей.

— Если хочешь знать правду, никто и не имел контроля над Лили. Никогда.

— Да, по твоей вине.

— Не думаю, что я виноват в этом. Просто Лили — это Лили, я люблю ее такой, какая она есть. И ей это нравится.

Арлетта тяжело вздохнула и сложила руки на груди. Она совсем не понимала дочь. Что Лили нашла в этом деревенском парне, кроме смазливой наружности? Конечно, Зейн неплохой мальчик, но какие у него шансы стать богатым? И почему нынешняя молодежь не думает о будущем? Они живут только сегодняшним днем.

«Ладно, — думала Арлетта. — Ей же хуже. Неудачно выйдет замуж, а потом, когда Зейн бросит ее или она сама в нем разочаруется, прибежит со слезами домой, и мне придется все расхлебывать».

Может, для Лили и лучше посмотреть на Зейна в привычной для него обстановке. Арлетта не представляла, как Лили сможет поладить с Ханной Макалистер. Собственно говоря, как вообще с ней можно уживаться? Конечно, она и сама не без греха, но у нее по крайней мере мозги не набекрень, как у Ханны. Усмехнувшись, она подумала, не станет ли эта женщина для Лили и Зейна той самой каплей дегтя в бочке меда, которая способна все испортить.