Ее лицо словно сошло с изящной открытки, сделанной ко Дню святого Валентина: сердцевидной формы, с безупречно белой кожей и румянцем цвета персикового нектара. Решительный рот изгибался уверенной дугой. Но по-настоящему Зейна очаровали глаза. Сначала они показались ему синими, но, когда солнце выглянуло из-за облака, он увидел, что они были темно-лиловыми. Густые черные ресницы прикрывали их, отбрасывая на щеки длинные тени. Как раз в это время Лили посмотрела из-за плеча высокого мужчины, стоявшего перед ней, и увидела Зейна. В ее взгляде сквозили интерес и любопытство. Она медленно улыбнулась ему и, казалось, на мгновение затаила дыхание, не сводя с него глаз. У Зейна вдруг возникло ощущение, будто она намного старше и мудрее его, а он перед ней совсем ребенок.

Он остолбенел. Лили, извинившись, отошла от отца, продолжая смотреть на красивого белокурого парня, пожиравшего ее глазами из-за угла дома. Она направилась прямо к нему и спросила:

— Ты Зейн Макалистер, верно? Интересно, почему родители назвали тебя Зейном?

— Простите? — Зейн никак не мог прийти в себя от ее глаз.

— Твоей маме, наверное, очень нравятся редкие имена?

— Нет, папе. — Зейн словно очнулся от глубокого сна, — Откуда ты знаешь, кто я?

— Папа говорил мне про тебя, — сказала она и, сунув руку в карман, вытащила пачку жвачки. — «Блэк Джек». Хочешь?

— Нет, спасибо. Терпеть не могу лакрицу.

— А я люблю. — Она свернула пластинку в трубочку и затолкала в рот. — Ну и чем же я тебе не нравлюсь, Зейн Макалистер?

— Что-о?! — Зейн в жизни не чувствовал себя настолько растерянным. Наоборот, он всегда гордился своей сообразительностью и быстрой реакцией. Как-никак именно его выбрали капитаном школьной баскетбольной команды. Но что делать с этой девчонкой, с се прямыми вопросами, он совершенно не знал.

— Я не говорил, что ты мне не нравишься.

— Но ты смотрел на меня так, словно съел целый лимон. Поэтому я и спрашиваю. Должна же я знать!

— Зачем?

— Папа сказал, что тебе почти семнадцать. Тебе должно быть многое известно про девочек… про то, как парни к ним относятся. Вот я и подумала, что ты сможешь помочь мне с одним знакомым. — Она смотрела на него с ангельским видом.

— У тебя есть парень?

— Вроде того.

— Что значит «вроде того»? Или он есть, или нет.

Лили смотрела, как солнце играло в его соломенных волосах. Ей нравились небесно-голубые глаза с золотыми искрами вокруг зрачков и то, как его длинные светлые ресницы медленно поднимались и опускались, когда он старался понять, о чем она говорит. Нравилось сбивать его с толку — просто для того, чтобы наблюдать его реакцию. Лили частенько играла в такую игру, когда с кем-нибудь знакомилась. Однако с Зейном что-то было не так… Не так, как с другими мальчиками, даже с Полом.

В Зейне было что-то знакомое, но она никак не могла понять, что именно. Из рассказов отца Лили знала, что прежде никогда с ним не встречалась, хотя их родители знают друг друга давно. Может, они встречались в раннем детстве и родители забыли об этом? А может, она видела его где-то еще? Нет. Не то. У нее возникло какое-то особенное чувство, которого она сама не могла определить. Будто рядом с ним она становилась другой. Лили вдруг почувствовала себя так спокойно, как если бы укрылась от шторма в тихой бухте со спокойной водой, где ей не угрожал никакой ветер.

«Нет, это просто смешно», — подумала она про себя. Действительно, все у нее было в порядке. Отец только что предложил ей поехать в очередную экспедицию. Вечером во время фейерверка она намеревалась обязательно повидаться с Полом. Куда уж лучше? Зачем ей искать защиты у этого парня, который, казалось, осуждал каждое ее движение, каждое слово?

— Я иду с ним сегодня смотреть фейерверк.

Зейн свысока улыбнулся ей.

— Нет, не идешь. Ты лжешь. Я всегда могу определить, когда человек говорит неправду.

— Да-а? Как это? — Лили уткнула руки в бока.

— Просто знаю, и все. Мама называет это даром справедливости: способность отличать добро от зла, правду от лжи.

Правая бровь Лили поползла вверх.

— И ты считаешь себя более справедливым, чем я?

— Конечно, — простодушно ответил Зейн.

У Лили отвисла челюсть.

— При таком самодовольстве… самомнении… — бессвязно бормотала она. — Ну, с тобой все ясно! Вот что я скажу тебе, Зейн. Ты из тех, кто всегда чувствует себя правым. Наверняка один из тех футбольных гениев…

— Я играю в баскетбол, — перебил он.

— Какая, к черту, разница!

— А вот богохульствовать необязательно.

Лили не нашлась что сказать. Высокомерие Зейна, его готовность взять на себя роль судьи просто ошеломили ее. Неужели этот человек казался ей таким близким всего минуту назад? Тут она вспомнила, что не следует опрометчиво судить о людях. Одно не вызывало сомнений: после знакомства с Зейном она больше никогда не станет делать заключения о человеке, прежде чем не поговорит с ним.

Лили решила впредь быть более осмотрительной.

— Так это твоя мама тебе сказала? А еще что она говорила?

— Она очень много знает. Каждый день мама читает мне Библию. В Библии записаны все правила, которых человек должен придерживаться в жизни.

— Неужели? — произнесла Лили с большим сомнением. — А твой отец? Что он говорит?

Зейн отвел взгляд. Ему не хотелось говорить с ней о болезни отца.

— Извини, Зейн, — сказала она. — Может, поговорим о чем-нибудь другом? — Она решила сменить тему. У Лили хватило ума понять, что необходимо дать ему время, прежде чем он сможет поделиться с ней этим.

Зейн принял ее сочувствие как неожиданный подарок, тем более что до этого он никогда не встречал искренней жалости. Однако он немного сомневался, можно ли доверять ей.

Лили чем-то напомнила ему библейских чародеек. Считалось, что эти женщины могли читать мысли. Зейн, конечно, не знал точно, но ему казалось, что Лили обладает каким-то колдовским даром. Она казалась еще ребенком, но он чувствовал, что его тянет к ней. Она походила на ту женщину-ребенка, о которой он читал в Библии. Ему не хотелось отпускать ее. Хотелось сидеть с ней где-нибудь у озера и рассказывать обо всем, что его волновало. Хотя она была совсем юной, что-то подсказывало Зейну, что она может помочь. Его рука так и тянулась дотронуться до ее шелковистых волос. Он хотел бы узнать, что она любит есть. Какие певцы ей нравятся. Какие рок-группы. Любит ли она танцевать. Согласится ли потанцевать с ним. Ему хотелось обнять ее и чтобы она обнимала его. И самое невероятное: Зейн чувствовал, что хочет поцеловать ее. Груди у нее были еще совсем маленькие, но у него в голове уже витало желание прикоснуться к ним. Он не мог понять, что с ним происходит. Ни одна девушка прежде не вызывала у него таких чувств.

С Лили все было совершенно иначе. Зейн пытался убедить себя, что она еще ребенок, но в его воображении возникало то, что могли себе позволить только взрослые женатые люди. В страхе, что Господь накажет его за дурные помыслы, он старался прогнать эти образы из своего сознания. Но, глядя в фиалковые глаза Лили, понимал, что никогда не сможет рассказать матери, о чем он думал, и Бог… Но с этим ему придется разбираться потом.

— Мы с отцом не часто разговариваем, — произнес он наконец, радуясь, что ему удалось отделаться от безнравственных мыслей.

— Почему? — Глаза Лили словно старались проникнуть в самую глубину его глаз.

— Почему ты спрашиваешь? Мы ведь даже толком не знакомы, а это личные дела…

— Ладно. — Протянув руку, Лили прикоснулась к его руке.

Зейн невольно отдернул руку назад.

— Господи! Я же не обожгу тебя. Я только дотронулась!

— Извини… — Он чувствовал себя как зверек в ловушке. Ему стало так неудобно. Происходило что-то непонятное, и ему вдруг захотелось уйти от Лили, и как можно быстрее. — Я, пожалуй, схожу в дом за пепси.

— Я тебе принесу. Подожди здесь, — предложила Лили и кинулась к дому. Влетев внутрь, она бросилась к новому холодильнику. Схватила пепси и быстро захлопнула дверцу. Когда она повернулась, чтобы открыть шкаф и достать открывалку, то оказалась лицом к лицу с единственной на вечеринке женщиной, на волосах которой не было следов лака.