Герцогиня считала, что все остальное сложится само по себе, и так всегда и происходило. Ибо не было ничего более жалкого, чем взволнованная хозяйка дома.

Как обычно, в начале вечера герцогиня сидела во главе стола, куда пригласили гостей, собиравшихся остаться на ночь в Литтлборн-Мэноре, поскольку им пришлось преодолеть большой путь. После ужина их попросили перейти в музыкальную комнату. До бала оставалось совсем немного, и ее светлость сочла, что сейчас самое время подвергнуть обеих кандидаток очередному испытанию.

Поэтому она обратилась к гостям. Правда, это больше походило на приказ, нежели на приглашение.

– Полагаю, мы будем признательны, если юные леди немного развлекут нас.

Леди Алтея и мисс Джорджиана немедленно встали, и их примеру тут же последовали обе мисс Барри. Они жили в другом конце графства, были из хорошей семьи, но не годились в жены герцогу, потому что, к несчастью, их двоюродный дедушка страдал алкоголизмом. Никогда не знаешь, проявится ли эта пагубная привычка в последующих поколениях. Ее светлость расположилась на диване лицом к инструментам и попросила свою приятельницу Мэри, леди Волтор, сесть рядом.

Мисс Барри оказались очень музыкальны и исполнили свой отрывок в унисон. Леди Алтея пела довольно мило. А мисс Джорджиана не только спела очень хорошо (отрывок из оперы и балладу), но и аккомпанировала себе на клавесине. Всем сразу стало ясно, что мисс Джорджиана Литтон станет достойной герцогиней Сконс. Старая герцогиня никогда не позволяла себе проявлять эмоции, но в глубине души понимала, что ее единственной слабостью был собственный сын. Страдания, испытанные им во время первого брака, были невыносимы.

– Ваша светлость?

Герцогиня подняла глаза и увидела склонившихся перед ней мисс Барри.

– Да?

– Ваша светлость, – прошептала одна из сестер, – вы позволите лорду Джастину исполнить что-нибудь для гостей?

Ее сестра сделала реверанс.

– Мы все с удовольствием бы послушали.

Герцогиня приподняла бровь. Да, она поступила правильно, вычеркнув Барри из списка потенциальных невест.

– Если лорд Джастин согласится, я не возражаю, – ответила она ледяным тоном.

Естественно, ее племянник не уловил намека, и вместо этого радостно подскочил к фортепиано. В совершенно неподобающей манере. Дамы могли петь и играть на музыкальных инструментах. Мужчины, занимающиеся пением, не говоря уже об игре, могли быть только профессионалами, с которыми не стоило иметь дела.

По мнению герцогини, поведение Джастина было неприемлемо. К примеру, сегодня вечером он облачился в лиловый наряд. Лиловые наряды можно было приравнять к пению: настоящий джентльмен так никогда бы не сделал. И вот теперь ее собственный племянник появился в костюме лилового цвета с серыми кружевами на манжетах, еще больше портившими его наряд. Единственное подходящее слово – вульгарно. Покойный герцог перевернулся бы в гробу, увидев подобный костюм на ком-то из членов его семьи, пусть тот и был наполовину французом.

И зачем все эти девицы сгрудились у фортепиано, словно рыбы вокруг хлебных крошек?

Герцогиня шикнула на леди Волтор, которая болтала о новом сорте роз, и обратила ее внимание на племянника и его поклонниц.

– Что он поет? – громко спросила Мэри. Она была глуховата. – На «Зеленые рукава» не похоже. Мне нравится эта песня. Скажи ему сыграть ее, Амариллис.

Герцогиня позволяла леди Волтор называть себя по имени лишь потому, что они были знакомы с двух лет.

– Я не могу ему просто сказать, но могу попросить.

– Не говори глупостей, Амариллис. Ты ему заплатила и можешь получить свои деньги назад. – Мэри всегда была чуть грубоватой, мягко говоря.

– Я не платила ему, – нехотя ответила герцогиня. – Он мой родственник.

– Я бы сказала, он выглядит броско. Он работает в цирке? На твоем месте я бы не приглашала в свой дом цирк.

Герцогиня лишь молча взглянула на Мэри.

– Не знаю, где ты откопала этого мальчишку, но мне он даже нравится. Хорошая песня. И приятное лицо. – Мэри развязно хихикнула. – Я не настолько стара, чтобы не заметить. Он почти похож на джентльмена, конечно, за исключением его наряда. Выглядит как обезьянка шарманщика.

Джастин был окружен пестрой толпой юных дам. С обеих сторон нависали девицы Барри, а за плечом стояла леди Алтея.

Герцогиня на мгновение прислушалась.

– Она была его солнцем, – ворковал Джастин. – Она была его землей.

Звучало довольно глупо и безобидно. И если герцогиня поспешила выдвинуть леди Алтею на роль возможной невесты герцога Сконса, та могла хотя бы вести себя достойно. По правде говоря, Алтея глупа и никогда не сделает Таркуина счастливым.

Джастин начал новую песню, что-то о любви. Любовь, по мнению герцогини, разрушительное, неприятное чувство. Посмотрите, что любовь сделала с Таркуином: почти сломала ему жизнь.

Герцогиня отвернулась, с радостью отметив, что мисс Джорджиана сидела напротив престарелой тетушки покойного герцога и тихо беседовала с ней. Она не проявляла желания присоединиться к толпе у фортепиано, и это указывало на ее здравый смысл.

А что же Таркуин?

Он сидел в углу и, кажется, наблюдал за сестрой мисс Литтон, которая напротив него беседовала с епископом Рамсгейтом. В тот вечер Оливия Литтон являла собой истинное воплощение будущей герцогини Кантервик, правда, вырез ее платья был несколько смелым.

Герцогиня прищурилась. Старый епископ, кажется, любовался полной мисс Литтон.

Но ее внимание привлекло выражение лица Таркуина. Где-то она уже видела такое и надеялась, что этого больше не повторится. Герцогиня даже не заметила, как привстала со стула.

Однако она заставила себя успокоиться и сесть.

Все не могло зайти слишком далеко. Вспоминая события прошедших дней, герцогиня поняла, что никаких отношений между ее сыном и мисс Литтон не существует. По крайней мере для мисс Литтон. Это было важно. Она уже помолвлена с маркизом. И более того, кажется, верна этому несчастному идиоту.

К тому же сам герцог Кантервик намекнул, что, возможно, мисс Литтон уже носит под сердцем наследника.

Конечно, это не означало, что Оливия Литтон не бросила бы маркиза, будь у нее возможность поменять его на герцога.

Пальцы герцогини вцепились в подлокотники. Мисс Литтон почти наверняка была очередной Еванджелиной.

Возможно, беременна наследником, хотя мальчишке всего восемнадцать, и он не блещет умом. А теперь кокетничает с епископом. Неслыханно!

– У тебя такая уродливая собачонка, Амариллис, – заметила Мэри.

– У меня нет собаки! – Раздражение на мисс Литтон отразилось в голосе герцогини.

– Тогда чья она?

С дурным предчувствием герцогиня посмотрела туда, куда был направлен лорнет Мэри. Нелепая собачонка, принадлежащая мисс Литтон, – ее с трудом можно было назвать собакой из-за ее размеров и неряшливости, – сидела у самого подола платья герцогини. А ее ужасные лапы касались туфель. Опять!

Мгновение герцогиня в ужасе смотрела на собаку.

– Не такая уж она и плохая, – продолжала Мэри. – И она тебя обожает. Напоминает охотничьих собак, которых держал мой муж. Они точно так же на него смотрели.

– Я ненавижу собак. Пожалуйста, убери ее.

Мэри хохотнула, словно безумная колдунья.

– Чушь, Амариллис! В нашем возрасте подобное нелепое поведение недопустимо.

– Я терпеть не могу животных, – заявила герцогиня, но была вынуждена отметить, что у этой собачонки довольно милый взгляд.

– Перестань. Ты выглядишь глупо. И слишком стара, чтобы вести себя как девчонка. – Она поднялась, хрустя суставами, и прихрамывая пошла прочь.

Собачка была уродлива, почти без шерсти, с заметным шрамом на веке и необычайно длинным носом. Герцогиня сурово посмотрела на нее, и собака улеглась у ее ног.

– В том, что я терпеть не могу собак, нет ничего нелепого, – сказала герцогиня вслух. Логически рассуждая…

Герцогиня отмахнулась от этой мысли и взглянула на Таркуина. Поймав его взгляд, властным жестом подозвала его. Через секунду он уже склонился перед ней. Таркуин всегда слушался ее, даже когда был совсем маленьким мальчиком. Слишком серьезен, думала тогда герцогиня. Он унаследовал титул в раннем детстве, но вскоре уже с такой естественностью выполнял свои обязанности, что казалось, будто был герцогом всегда.