– Позволь представить тебе мисс Алтею Ренвитт и ее мать, леди Сиблторп, – продолжала герцогиня, не обращая внимания на слова о Наполеоне. Она не одобряла войну. Пусть французы и поступили непростительно, вырезав своих аристократов, но герцогиня все равно не понимала, почему из-за этого англичане должны рисковать своими жизнями. Куин уже отчаялся ей объяснить. – Леди Алтея, леди Ренвитт, мой сын, герцог Сконс.
Леди Алтея оказалась довольно миниатюрной, и у нее были ямочки на обеих щеках. Она улыбнулась, отчего стали видны и ямочки, и зубы.
– Очень рада встрече с вами, ваша светлость, – произнесла она и хихикнула.
– Моя сестра, леди Сесили, не сможет присоединиться к нам, потому что вчера вечером повредила лодыжку, – сказала герцогиня. – Уверена, Клиз уже готов подавать завтрак. Конечно, у нас неравное количество дам и джентльменов. А лорда Джастина все еще нет. – Она повернулась к леди Сиблторп. – Это сын моего брата. Его мать француженка, и полагаю, от нее он унаследовал привычку опаздывать. Иногда он присоединяется к нам только после второго блюда.
Куин подумал, что причиной тому была склонность Джастина одеваться дольше, чем некоторые женщины. Но все же мысль о присутствии кузена чуть успокоила его. Конечно, в шестнадцать лет Джастин не мог называться настоящим мужчиной, но все же это лучше, чем ничего.
В этот миг раздался звук шагов. Гости обернулись и увидели лорда Джастина Фибра, который входил на террасу, как всегда, привлекая всеобщее внимание. Он остановился в дверях, откинул назад прядь волос, постоянно и, видимо, намеренно падавшую ему на лоб, и воскликнул:
– Какая красота! Я словно вхожу в сад Гесперид.
Под мышкой он держал Люси, ее длинный нос обнюхивал переливчатый шелк его необычного жемчужного сюртука, расшитого серебряными арабесками и бледно-голубыми бусинами.
Герцогиня выпрямилась, явно раздраженная. Она позволяла Джастину досаждать ей, что, по мнению Куина, было довольно глупо. Джастин был наполовину англичанином, к тому же еще почти ребенком, но под всеми выкрутасами скрывался достойный юноша.
– Лорд Джастин, – объявила она, – могу я поинтересоваться, почему у вас под мышкой животное?
– Я нашел эту милашку в библиотеке, – с ухмылкой ответил он. – Не мог же я бросить ее совсем одну.
Судя по взгляду герцогини, она сочла его сюртук неподобающим для сельского завтрака, хотя, возможно, это было просто недовольство по поводу присутствия собаки.
Но у Джастина была привычка не обращать внимания на недовольство тети. Он постоянно находился в приподнятом настроении и предпочитал во всем видеть хорошие стороны, по его собственному выражению.
– Кто хозяин этой красавицы? – спросил он, оглядывая гостей и поглаживая голову Люси.
– Это моя собака, – ответила Оливия. – Я оставила ее в библиотеке, потому что она боялась выйти на свет. Вообще-то Люси не отличается смелостью.
– Мы не можем все быть смелыми, – возразил Джастин. – Например, лично я принадлежу к трусливому, но уважаемому большинству. Ваша Люси просто очаровательна.
– Соизвольте присоединиться к нам, лорд Джастин, – перебила герцогиня, – и я представлю вас нашим гостям.
– Какая радость! – Джастин поставил Люси на пол, и та поспешно потрусила к Оливии и спряталась за ней. Герцогиня приподняла подол своего платья, чуть слышно взвизгнув.
Джастин низко склонился к руке каждой дамы, чуть касаясь их губами и бормоча комплименты. Он был в восторге от платья мисс Литтон, как и Куин, кольца мисс Джорджианы, лент леди Алтеи…
Куин с интересом заметил, что Алтея тут же принялась улыбаться во весь рот, в то время как Оливия и ее сестра с любопытством рассматривали Джастина.
Он перевел дыхание и заставил себя успокоиться.
Для человека, гордившегося сдержанностью чувств, Куин слишком бурно отреагировал на известие о помолвке мисс Оливии Литтон и маркиза Монтсуррея. Он сам не смог бы даже определить это чувство.
Герцог с трудом сдерживался, чтобы не схватить Оливию на руки, отнести в библиотеку и захлопнуть за собой дверь, после чего она бы точно забыла о своей помолвке.
Но он никогда не хлопал дверями. Это удел других людей. Тех, что жили эмоциями.
А герцог не был эмоционален. Он постоянно напоминал себе, как это хорошо, потому что опасность была так близка.
Может быть, это временное умопомрачение? Или какая-то болезнь, когда мужчина внезапно целует жену викария, а если таковой поблизости нет, подойдет любая женщина, появившаяся на пороге его дома в полночь во время грозы.
Конечно, каждый сластолюбец Лондона желал пышные формы Оливии. Ее платье словно состояло из множества полос ткани, грудь чуть прикрывали кружева. Возможно, эта болезнь носит название синдром Оливии?
Вопрос в том… А в чем, собственно, был вопрос? Не часто у Куина путались мысли.
– Поскольку у нас неравное количество дам и джентльменов, – заявила герцогиня, – некоторые леди, к сожалению, должны пока остаться без пары. Таркуин, ты поведешь к завтраку леди Джорджиану и леди Алтею. Лорд Джастин, ты можешь сопровождать мисс Литтон. Леди Сиблторп, мы пойдем вместе. – Она замолчала на мгновение.
– Мисс Литтон, прежде чем вы присоединитесь к нам, я попрошу вас отнести собаку в дом. Животным нельзя находиться поблизости от обеденного стола. Я бы предпочла, чтобы эта собака все время находилась в конюшне.
– Уверяю вас, ваша светлость, если бы я могла отправить Люси в конюшню, то так бы и поступила. Но мой жених, маркиз Монтсуррей, отправляясь на войну, просил меня постоянно держать ее при себе. Я не могла отказать человеку, который будет защищать нашу страну.
– Уверена, он имел в виду несколько иное, – язвительно ответила герцогиня.
– Боюсь, Руперт всегда говорит то, что думает.
– Верно. – Герцогиня прищурилась. – Я слышала об этом.
Куин замер, но Оливия ответила как ни в чем не бывало:
– Кажется, вы понравились Люси, ваша светлость.
Гости устремили взгляд на пол и увидели, что собачка сидит прямо на подоле платья герцогини, положив маленькую лапку на мысок ее туфли.
– Прочь! – сдавленно крикнула герцогиня.
Люси даже не шевельнулась, лишь подняла длинный нос и тихо тявкнула.
– Таркуин! – позвала герцогиня, с ужасом глядя вниз, словно человек, обнаруживший в ванне кальмара.
Не успел Куин прийти к ней на помощь, как Оливия подхватила собаку на руки.
– Мне очень жаль! – воскликнула она. – Я не знала, что вы боитесь собак, ваша светлость.
Герцогиня тут же взяла себя в руки.
– Конечно же, я не боюсь собак. Просто считаю их очень грязными. Мисс Литтон, я достаточно наслышана о вашем женихе, поэтому вы вполне можете игнорировать его просьбу. Как можно скорее отнесите собаку в конюшню.
Оливия выпрямилась.
– Уверена, вы не собирались подобным образом отзываться о маркизе Монтсуррее, ваша светлость. – Герцогиня открыла рот, чтобы возразить, но Оливия продолжала: – Мне не хотелось бы навлекать на себя обвинения в вероломстве, поэтому я забуду ваши слова, поскольку уверена – вы не хотели говорить того, что могло бы бросить тень на вашу репутацию.
Куин даже не сделал попытку вмешаться. Оливия только что бросила герцогине перчатку. И она, и его мать стояли выпрямившись, словно солдаты на параде. Обе были почти одного роста и обладали одинаково сильной волей. И что еще ужаснее, у обеих дам на лице играла легкая улыбка.
– Люси будет оставаться со мной всегда, за исключением тех часов, что мы проводим за столом, как и просил мой жених, – продолжала Оливия. – И я сделаю все возможное, чтобы вы ее больше не видели, ваша светлость.
Последовало молчание, и наконец герцогиня ответила:
– Я согласна.
Оливия сделала реверанс, по-прежнему держа Люси под мышкой.
– Полагаю, вы не обиделись, ваша светлость? Меня воодушевили ваши собственные слова: «Истинная леди предпочитает мягкий упрек взбалмошному комплименту».
Леди Сиблторп тихо вскрикнула, и Куин решил, что настало время вмешаться, прежде чем его мать позабудет о столь дорогих ее сердцу приличиях. Оливия использовала их как оружие нападения.