Линда подумала, что этот грузовик, подобно дешевым джинсам и простецкому балахону, помогал им с Майклом маскироваться под среднестатистических местных жителей, в то время как на самом деле им больше подобало бы одеваться в соответствии с последними модными тенденциями.

Ей нравился тот иллюзорный мир, в который они вступили, начав работать над «Частью четвертой». Они были симпатичной молодой парой, арендовавшей уединенный дачный домик в самом немноголюдном уголке Новой Англии. Агенту по недвижимости, подобравшему для них этот дом, они сообщили, что Майкл заканчивает диссертацию и одновременно занимается скульптурой. Эта смесь академичности и экзотики сразу положила конец дальнейшим расспросам о том, почему им непременно нужно такое уединенное местечко. Подставные имена. Выдуманные биографические сведения. Сделка практически целиком осуществлялась через Интернет. Единственный личный контакт с риелтором произошел лишь тогда, когда Линда забежала в его офис, чтобы заплатить наличными за шесть месяцев вперед. Конечно, можно было заподозрить что-то неладное, увидев в руках у Линды пачку стодолларовых купюр. Однако в мире, где экономическое мошенничество принимало гигантские масштабы, один вид наличных денег, как правило, исключал лишние вопросы.

Никто не видел, как они выгружали свою дорогостоящую аудио- и видеотехнику. Никто не находился вблизи от их домика и не слышал шума строительства, когда Майкл оборудовал студию, где предполагалось снимать «Часть четвертую».

И хотя Линда не отдавала себе в этом отчета, в определенном смысле они с Майклом были так же отрезаны от всего мира, как и Номер Четыре. Для Линды ощущение того, что сотворенный ими мирок находится в ее полной собственности и в абсолютном у нее подчинении, являлось важнейшим источником удовольствия. Все происходило в маленьком дачном домике вдали от городской цивилизации. Соседей рядом не было: никакого тебе шума и никаких визитов с тортами и предложениями дружить домами. Их домик ничто не связывало с внешним миром. У них не было ни друзей, ни знакомых. Никакая иная реальность, кроме «Части четвертой», их не интересовала. И Линда нисколько не страдала оттого, что внешний мир никак не соприкасается с этой творимой ими реальностью.

Стоя у окна, она подняла повыше руку с пораненным пальцем, чтобы рассмотреть его на свету. Ей хотелось надеяться, что рана заживет, не оставив после себя следа. Она побагровела от злости при одной мысли о том, что Номер Четыре ненароком могла оставить свою метку на ее коже. Линду пугал любой незначительный изъян на ее теле. Ей было необходимо всегда чувствовать себя совершенной.

— Все у меня в порядке, — сказала она себе.

Но в действительности она не была в этом уверена. В тот момент ей захотелось причинить Номеру Четыре такое страдание, какое та запомнила бы надолго.

— Позволь, я перевяжу твою рану, — произнес Майкл.

Она подала ему руку, и он взял ее так, словно они жених и невеста, стоящие перед алтарем. Сейчас Майкл вел себя совсем иначе, чем обычно. Нежность наполняла его движения. Никакого смеха. Поднеся руку Линды к свету, он осторожно протер ранку на ее мизинце с помощью ваты. Затем, как какой-нибудь средневековый рыцарь, он склонил голову и коснулся руки возлюбленной губами.

— Я думаю, — медленно начала Линда, улыбнувшись впервые за все это время, — что Номеру Четыре пора узнать кое-что новое.

Майкл кивнул:

— Новую угрозу?

— Старую угрозу. Только в новом обличье.

Адриан мотнул головой в сторону дверного проема, намекая собеседнику на то, что им обоим было бы неплохо зайти в дом. Выразительно поводив пистолетом перед Марком Вольфом, он дал понять, что хочет, чтобы его желание было исполнено побыстрее. На протяжении всего разговора Адриан Томас с удивлением отмечал, как меняется вес пистолета, сжатого в его руке. Иногда ему казалось, что он держит что-то невесомое, почти пушинку, но в следующее мгновение пистолет вдруг наливался тяжестью и становился почти неподъемным, как кузнечная наковальня. Мысленно профессор Томас повторял про себя пункты инструкции по снаряжению пистолета и подготовке к стрельбе. «Вставить полную обойму в рукоятку. Готово. Передернув затвор, заслать патрон в патронник. Сделано. Снять с предохранителя. Есть. Положить указательный палец на спусковой крючок. Готово».

«Это что, неужели же я готов выстрелить в человека?»

Разумеется, Адриан Томас далеко не был уверен в том, что сможет нажать на спусковой крючок и выстрелить в собеседника, несмотря на всю свою внешнюю решимость и уверенность в том, что этот собеседник за свою жизнь еще причинит немало зла детям. Неожиданно до слуха профессора донесся шепот Брайана:

— Если ты в него выстрелишь, тебя арестуют и тогда Дженнифер конец — никто уже не сможет найти ее.

«Хитер адвокат, ничего не скажешь, — подумал Адриан. — Умеет правильно и вовремя сформулировать нужную мысль». При этом он прекрасно понимал, что Брайана сейчас рядом нет. «Я один», — подумал Адриан. В следующую секунду ему в голову пришла другая мысль: «Нет, не один». Фактически ему приходилось бороться с раздвоением личности, с двумя абсолютно противоположными оценками одной и той же ситуации.

Вслед за хозяином дома профессор Томас вошел в гостиную. Он внимательно наблюдал за Вольфом, не переставая удивляться тому, насколько этот человек не заботится о последствиях исполнения своих желаний. Раньше ему не доводилось встречаться с людьми, неспособными совладать со своими фантазиями и тайными склонностями. Обычно люди, даже испытывающие нездоровые желания, способны просчитать неблагоприятные последствия их реализации и отказаться от мысли о том, чтобы воплотить эти желания в жизнь. Марк Вольф был не таким, как все. Свои желания он ставил превыше всего. Даже понимание неотвратимости наказания не могло остановить его.

Девятимиллиметровый автоматический пистолет то тяжелел, то легчал в руке профессора. При этом он то жег ему руку, словно раскаленная кочерга, то вдруг внезапно леденел и прилипал к ладони, как железная дверная ручка на морозе. Адриан покрепче сжал рукоятку. «Может быть, я в чем-то похож на него, — подумал он, продолжая наблюдать за маньяком. — Я ведь сейчас тоже действую, потакая своим желаниям, и исполняю принятые мною одним решения. Вероятность того, что все это может плохо для меня кончиться, меня не останавливает. Что ж, оказывается, учиться действительно никогда не поздно, — решил для себя профессор Томас. — Причем открытия могут ждать тебя не только в окружающем мире, но и в тебе самом. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь решусь на такое».

Он внимательно посмотрел в глаза повернувшегося к нему Марка и подумал, что в чем-то они действительно похожи: по крайней мере, оба страдают психическим расстройством, и если врачи, по крайней мере, описали Адриану ближайшие перспективы и примерно определили, сколько времени осталось в его распоряжении, то недуг, поразивший разум Марка Вольфа, медиками не познан, следовательно, любое обострение этой болезни по-прежнему непредсказуемо. «Мы оба обречены, — подумал профессор Томас, — но каждый по-своему».

— Ладно, старикан, — сказал Вольф с напускной фамильярностью, — хватит махать пушкой у меня перед носом. Давай выкладывай, что тебе нужно.

Судя по тону Марка, первый страх перед оружием у него прошел и, по всей видимости, он уже не слишком опасался этого человека, настоявшего на том, чтобы войти к нему в жилище.

— Только учтите: я ни слова не скажу до тех пор, пока вы не вернете мне компьютер.

Адриан задумался и спросил:

— А что, это так важно?

Вольф улыбнулся и сказал:

— Вы не стояли бы сейчас передо мной с пистолетом в руке, если бы ответ на этот вопрос не был вам заранее известен.

Из-за спины Марка показалась вошедшая в гостиную Роза. В руках пожилая женщина держала кухонное полотенце. Увидев Адриана, она радостно улыбнулась.

— Ой, Марик! Твой друг снова зашел к нам, — явно обрадовавшись неожиданному посещению, сказала она.