Майкл просто обожал планировать и воплощать в жизнь всякого рода меры предосторожности. Он раз за разом просчитывал каждый свой шаг и пытался предугадать все возможные последствия своих действий, разрабатывая схемы для каждого теоретически предсказуемого варианта развития событий. Его сердце начинало учащенно биться от восторга, когда он принимался за любимое дело — на много ходов вперед продумывать свою партию в большой игре под названием «жизнь».

Он включил передачу, и пикап тронулся с места. Теперь — надвинуть бейсболку поглубже на глаза, вытащить из «айпода» наушники и подсоединить его к автомобильной магнитоле. Как всегда, когда Майкл отправлялся делать черную работу, связанную с их маленьким семейным бизнесом, Линда собрала для него специальную подборку музыки. На вспыхнувшем экране плеера он прочел первый пункт меню: «Бензиновая музыка». Шутка пришлась как нельзя кстати — Майкл от души рассмеялся. Откинувшись на спинку сиденья, он прислушался. Так и есть: в колонках зазвучали знакомые стальные аккорды гитары Криса Уитли. Вскоре, перекрывая музыку, в кабине раздался голос вокалиста: «…как прогулка по улице лжи…» «Точно подмечено, — подумал Майкл, выруливая с заброшенной парковки на пустынную дорогу. — Молодец, Линда. Всегда угадывает, что именно я хотел бы послушать».

В целлофановом мешке на пассажирском сиденье лежала аккуратно завернутая кредитная карта, принадлежащая некой миссис Риггинс. Этот трофей Майкл получил, обшарив бумажник, отобранный у Номера Четыре. До встречи с Линдой оставалось совсем немного: нужно было сделать кое-что в Бостоне, да еще завернуть в пару мест по дороге. Двигатель пикапа наконец прогрелся как следует, и печка в салоне заработала в полную силу. Только сейчас Майкл понял, насколько сыро и промозгло было снаружи. «Следующую трансляцию нужно будет организовать где-нибудь во Флориде или в Аризоне», — подумал он. Впрочем, буквально в следующую секунду парень одернул сам себя: заглядывать так далеко вперед — задумываться о следующем деле, когда текущее еще не завершено, — было не в его правилах. Действительно, Майкл всегда гордился тем, что умеет сосредоточиться на самом главном. Ввязавшись во что-либо серьезное, он не позволял себе отвлекаться ни по серьезным причинам, ни тем более по пустякам. Он был уверен, что эта черта роднит его с истинными художниками и успешными бизнесменами. Любой из этих людей наверняка подписался бы под правилом, которое Майкл сделал своим кредо: нельзя написать книгу или сочинить песню, нельзя провернуть сделку или создать бизнес, не подчинив всю свою волю, все внимание и все силы одной главной задаче.

Линда всегда следовала этому правилу не менее строго, чем он сам.

Вот почему они так любили друг друга.

Вдруг у Майкла в мозгу пронеслось: «Какой же я счастливчик! До чего же мне повезло!»

До города было два часа езды. А тем временем там, на арендованной ими, давно заброшенной ферме, все шло своим чередом. «Мы ведь уже почти богаты», — подумал Майкл. Впрочем, любимым делом они занимались не только и не столько ради денег. Четвертая серия началась как нельзя лучше. Эта мысль грела Майкла изнутри — совсем иначе, чем теплый воздух, который дул из дефлекторов на приборной панели. Внутреннее тепло пульсировало в его жилах, билось в такт музыке, звучавшей в салоне автомобиля.

Скрытый за черным мешком на голове Дженнифер, весь мир для нее ограничивался теперь лишь звуками и запахами, да еще вкусовыми ощущениями, но и они едва прорывались сквозь гулкие удары сердца, пульсирующую боль в висках и страх темноты, окутавшей девушку со всех сторон. Она старалась держать себя в руках, но это было бесполезно: она продолжала рыдать, слезы ручьями текли по щекам, пересохшее горло сжимала саднящая боль.

Дженнифер невыносимо хотелось кричать, просить о помощи, хотя она прекрасно понимала, что поблизости никого нет. Губы сами собой твердили слово «мама», но сквозь мрак проступал только образ покойного отца: он будто бы стоял в некотором отдалении, где-то на улице, и не мог слышать отчаянных криков дочери, которые словно разбивались о какую-то стеклянную стену. Вдруг у Дженнифер закружилась голова, да так сильно, будто у ног ее внезапно разверзлась глубокая пропасть и налетевший порыв ветра вот-вот опрокинет ее, стоящую на самой грани.

«Дженнифер, держи себя в руках!» — твердила она себе.

Девушка сама не знала, произносит ли эти слова вслух или выкрикивает их мысленно, пытаясь заклясть раздирающих душу демонов боли и страха, мешающих разуму взять верх над смятением. Она и сама не могла бы сказать, что особенно сильно терзает ее: боль? сомнения? Казалось, в равной степени то и другое. Но главное, нужно было хоть как-то понять, что происходит там, за пределами черной шелковой пелены.

Она заставила себя дышать глубоко. «Дженнифер, давай же!»

Странно, но, разговаривая с собой, она словно бы обретала уверенность. Становилось понятно, что она, по крайней мере, жива и по-прежнему остается собой, и за спиной у нее лежит прошлое, и есть настоящее и, возможно, даже будущее.

«Дженнифер, немедленно перестань плакать!»

Большими, жадными глотками она хватала спертый горячий воздух, плотным комком сбившийся под покрывалом.

«Хорошо… Постараюсь».

Это оказалось не так легко, как хотелось бы. Дженнифер удалось успокоиться лишь через несколько минут. И хотя в конце концов рыдания и горловые спазмы утихли, она ничего не могла поделать с дрожью, пронизывавшей все тело и особенно ноги. Мышцы периодически непроизвольно сокращались, и из-за этого девушка не могла отделаться от ощущения, что ее тело представляет собой некую студенистую массу. Ей казалось, будто распалась цепочка, которая прежде связывала воедино ее мысли, чувства и телесные реакции, и в результате каждая из этих сфер ее личности существовала теперь сама по себе, вне всякого соотношения с остальными. Дженнифер не могла ни на чем сосредоточиться и потому не была способна взять ситуацию под контроль. Ее сознание тщетно пыталось выудить из беспорядочного потока мыслей и ощущений хоть какую-нибудь зацепку, которая позволила бы ей понять, что́ все-таки произошло и чего стоит ждать от будущего.

Дженнифер продолжала дрожать, несмотря на то что ни капельки не замерзла. Более того, в помещении, где она находилась, было жарко. Она почувствовала, как ее обдают потоки теплого воздуха, и в первый раз за все время вдруг осознала, что раздета практически донага. При этом она не могла вспомнить ни того, как ее раздевали, ни того, как она вообще оказалась в этой комнате. Единственное, что врезалось в память, был мужской кулак, сразивший ее, словно пуля, и затем — удар от падения: это ее швырнули в кузов грузовика. Все перепуталось в мозгу девушки, и она не была уверена даже в том, что события, всплывшие сейчас в ее памяти, действительно происходили. В какой-то момент ей подумалось, что это лишь сон. Она вообразила, что, если сохранять спокойствие, она вновь проснется в собственной кровати, у себя дома и, как обычно, выйдет на кухню, чтобы приготовить кофе с печеньем «Поп-Тарт» и в очередной раз поразмыслить над планом побега. Усиленно сжимая веки, Дженнифер твердила себе: «Проснись! Проснись!» — прекрасно понимая, что пробуждения от этого кошмарного сна не последует.

«Ладно, Дженнифер, — вновь обратилась она к своему альтер эго, — сконцентрируйся на чем-то одном, всего лишь на какой-то одной реально существующей вещи. И пусть это станет твоей точкой отсчета».

Внезапно девушка ощутила невыносимую жажду. Она провела языком по губам и почувствовала, что они высохли и растрескались. Во рту остался вкус крови. Затем она ощупала языком зубы: все были на месте. Наморщила нос: боли не было — значит, цел.

«Ну вот, уже кое-какая полезная информация: твой нос не сломан, а зубы не выбиты. И это совсем не плохо».

Дженнифер почувствовала непонятный зуд в районе живота. К тому же в руке было какое-то странное ощущение, природу которого она не могла понять. Это смутило ее еще больше.